Анхела Валвей - Охота на последнего дикого мужчину
– Чего именно? – спрашивает Бели, недавно пришедшая с улицы с грудой пакетов, которые она сваливает на стол в углу.
– Я не могу все тебе повторить.
– Но что вы смотрели по телевизору? Вы обе.
– Ничего особенного мы не смотрели.
– Уверяю тебя, ничего особенного, – подхватываю я с недовольным и усталым видом.
– Ладно, давайте включим; я хочу увидеть, что вы смотрели. – На лице Бели появляется скорбное выражение матери семейства, которая пытается подловить своих дочерей и вывести их на чистую воду.
– Вот еще! Это можно смотреть только после восемнадцати лет.
– Мне уже почти восемнадцать. Включите видео, мне до совершеннолетия осталась пара месяцев. Не думаю, что сюда явится судья и арестует нас за просмотр этой кассеты. Я на улице видела вещи и похуже.
Бренди отказывается запускать пленку, Бели пытается перехватить у нее пульт дистанционного управления, но ей не удается, и она включает агрегат вручную, а мы обе стараемся ей помешать. Собака начинает лаять, возбужденная этой возней, она не знает, что ей делать: то ли покусать нас троих, то ли убежать и укрыться от всех на своем коврике около двери. В процессе борьбы мы случайно несколько раз задеваем видеомагнитофон, и в результате на экране появляется убыстренная версия сношений Виктора. Ускоренное прокручивание пленки превращает его в персонажа-эпилептика времен немого кино, его жалкие, судорожные наскоки на бесстыдную сеньору желто-зеленого цвета придают ему вид придурка, старающегося разрушить своими тычками китайскую стену.
– Матерь божья! – комментируем мы почти хором, парализованные таким зрелищем.
– Нашей семье только такого не хватало! – говорит Бели, медленно поднимаясь и ища взглядом ленту для волос, которая упала во время сражения. – Не врач, не адвокат, не биржевой маклер… Мерзкий каменщик, вот кто утер нам нос, а мы считали себя такими важными. Если вас это утешит, я никогда не выйду замуж за каменщика. Пойду перекушу что-нибудь на кухне. – Бели выходит, бросив украдкой последний взгляд на телевизор. – Знаете, он у него не такой длинный, как кажется.
– Видишь, Бренди? – говорю я своей сестре, указывая на экран и нажимая кнопку «пауза». – Знаешь, кого мне напоминает эта тетка?
Бренди пожимает плечами, снова усаживается на пол у дивана и обнимает собаку.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Жену одного цыгана – невестку старика, которого мы похоронили. Не то что они абсолютно одинаковы, но если смотреть вот так, под таким углом, страшно похожи. Забавно, верно?
– Посмотри, может, это она, – предлагает Бренди.
– Нет, не она. Когда смотришь на нее в движении, сразу заметно, что сходство не слишком большое. Но что-то общее есть, точно есть… Если бы их обеих сфотографировали в одинаковых позах, они бы казались близняшками. Правда, цыганка убирает волосы, и они у нее более красивые и ухоженные. У этой глаза вытаращены, как будто она видит призраки, а прическа хуже, намного хуже… Короче, эта тетка не цыганка, я уверена, но очень ее напоминает. – Я отрицательно качаю головой, рассеянно разглядывая на экране широкий зад, выставленный перед Виктором. – Потом, ты бы видела мужа цыганки! С таким мужем нельзя заводить любовников, и они просто не нужны: если у нее и бывает передышка, она о них и не думает.
Я рассказываю Бренди о семействе Амайа и о яростном Антонио, чей заряд агрессии ощущается на расстоянии.
– Как жаль, что Виктор не трахал Лолес Амайа, жену Антонио Амайа, – коварно улыбаюсь я, – тогда бы мы послали Антонио копию пленки, и он сам убил бы Виктора, оторвал бы ему голову и показал, как обманывать Гадор.
– Да, а заодно, конечно, убил бы и свою бедную жену, – отвечает Бренди, оценив эту идею и догадываясь, какой она может причинить вред третьим лицам. – Его жена невиновна. Мы не станем впутывать тех, кто не имеет к этому отношения.
– Жена Антонио сыта по горло своим мужем. Они дерутся и могут даже убить друг друга. – Я пристально смотрю в пол.
– Не обязательно быть цыганом, чтобы бить свою жену, – убеждает меня Бренди, которая, как и мой шеф, научилась политкорректности на работе, хотя, если говорить о моем начальнике, не только работа способствовала его политической гибкости. – Если хочешь знать, моему боссу пришлось восстанавливать челюсть жене одного импресарио. После четырех операций в травматологии, где ей старались вернуть кости на место, потребовалась еще и пластика. Муж буквально разбил ее о бортик бассейна. Ей было тридцать лет. Судя по фотографиям, которые мы видели, до того как женщину изуродовали, она была так красива, что все оборачивались ей вслед. Но благодаря супругу ее лицо напоминает теперь блюдо с прокисшим фуагра.[10] Еще немного, и он бы ее убил. – Она пожимает плечами, целует собаку, которая прикрывает от удовольствия глаза. – Забудь об этом, милая. Я не хочу навлечь гнев мужа на бедную женщину.
– Скажем, не такую уж бедную.
– Нет? – Она смотрит на меня с ужасом, и ее глаза расширяются так же, как у любовницы Виктора.
– Не совсем. Я уже говорила, что она его поколачивает. Хотя он, конечно, тоже не остается в долгу, и обычно у них ничья. Мне рассказал его брат, Амадор. Они достойная пара. В любом случае это только совпадение.
– Черт, черт, черт… – вздыхает Бренди. – Что за жизнь, верно? – Немного подумав, она добавляет: – Тогда, если они в равном положении, пожалуй, нам стоит отпечатать один снимок с пленки и отправить ее пылкому мужу. Я могу попросить ординатора нашей клиники отнести фотографию. Только чтобы немного досадить Виктору, да? В будущем он будет морщиться каждый раз, как вытащит свой член.
Глава 15
Я сплю уже долго, и хотя моя шея стала затекать и болеть, мне снится один из тех снов, которые делают меня счастливее, чем самые лучшие моменты моей жизни.
Бриллианты находятся в безопасности, в каком-то неопределенном месте, которое я все же точно знаю. Они начинают множиться, увеличиваясь в числе, как армия блестящих крыс.
Я нахожусь на северо-востоке Бразилии, сегодня Страстная пятница. Моя бабушка тоже со мной, но когда ей все надоедает, она открывает дверь белой комнаты и небрежно мне объявляет, что отправляется на кухню нашего дома – достаточно просто открыть и закрыть дверь. Благодаря чудесам, возможным во сне, она пересекает океан и попадает на другой континент, чтобы поужинать с моей матерью и сестрами, а может, и провести ночь под одной крышей с ними.
А пока она гуляет, я остаюсь в Бразилии. Я наблюдаю за соломенным Иудой на площадях маленького городка, полного цветов и веселого шума, слушаю трубадуров, сообщающих о новостях песнями и аккомпанирующих себе на тамбуринах. Я влюбляюсь в местного пастуха, у которого такое же лицо, тело и горячий, глубокий голос, как у Амадора, но, конечно, речь идет совсем не об Амадоре.
