Салли Боумен - Темный ангел
– Прошу тебя, подержи меня вот так. Еще немного. Я так несчастна. Видишь, я плачу. Я промочила твой пиджак. Ненавижу его. Он такой толстый и колючий. Твидовый – почему англичане вечно носят твид? Вот так лучше.
Окленд увидел, что пиджак уже расстегнут. Констанца приникла к нему, угнездившись у него на груди. Она издала тихий вздох удовлетворения. От ее кожи шел запах папоротника и свежей сырой земли. Он чувствовал на рубашке влагу ее слез. От запаха ее волос кружилась голова: он был острым и опьяняющим. Маленькая ручка Констанцы в кольцах лежала у него на сердце. Ее грудь настойчиво прижималась к нему. Он чувствовал, как отвердели ее соски.
Годы брака с совершенно другим типом женщины скорее всего притупили его инстинкты: какой-то частью мышления он пытался убеждать себя, что такая настойчивость объясняется непроизвольной, присущей ей эротичностью, и тут Констанца пошевелилась. Она прикоснулась к нему так, что не понять ее намерений было невозможно.
Окленд сразу же отпустил ее и сделал шаг назад.
Констанца смотрела на него с печалью. Она огорченно покачала головой. И закусила губы так, что они покраснели.
– Типичное выражение женатого человека. – Она улыбнулась. – Как глупо. Ох, Окленд… Нет смысла убегать, сломя голову, – сказала Констанца, когда Окленд направился к дверям. – От меня убежать не удастся. Демонстрация супружеской верности меня совершенно не тронула.
– Я не убегаю. Я возвращаюсь домой, к своей жене. Я предпочитаю находиться в ее обществе.
– В ее обществе! – Констанца последовала за ним к дверям. – До чего уныло! Я могла бы за пять минут заставить тебя забыть об удовольствии быть в ее обществе. Даже меньше. Поцелуй меня, Окленд, а потом расскажи, как ты ценишь ее общество. Я думаю, что оно заметно упадет в цене. Не то что ты забудешь о нем, но уже не будешь испытывать в нем такой острой необходимости.
– Констанца, я люблю мою жену.
– Ну, конечно же, ты ее любишь. Я ни на секунду в этом не сомневалась. Но учти… – Она сделала легкий терпеливый жест. – Это я обеспечила ваш брак. Это я убедила тебя, как она тебе подходит. Ты нужен ей так же, как я нужна Монтегю, – целиком и полностью, до определенного предела. Тем не менее мне ты тоже нужен. И ты хочешь меня. Ты всегда хотел. Стоит тебе притронуться ко мне, и ты в этом убедишься. Ты боишься прикоснуться ко мне – вот почему ты торопишься убежать. – Она пожала плечами. – Совершенно бессмысленно. Ты не сможешь расстаться со мной. Я живу в твоих мыслях. И ты будешь думать обо мне, вспоминать, желать. Так же, как и всегда. Так же, как и я всегда это делаю.
Она говорила с абсолютной уверенностью. Это высокомерие взорвало Окленда.
– Ты так считаешь? – тихим голосом спросил он.
– Конечно. И никогда не сомневалась.
– Ты ошибаешься. Я могу ласкать тебя – и ничего не чувствовать при этом. Дело в том, что я не испытываю удовольствия, лаская тебя. И желания.
При этих словах Констанца тихо вскрикнула. Окленду показалось, что она заранее подготовилась к такой реакции, ибо она, полная боли и страдания, носила искусственный характер. От высокомерной уверенности, которую она демонстрировала мгновение назад, она переключилась на беззащитную уязвимость. Окленду показалось, что сделала она это как-то механически. Констанца меняется, подумал он, словно включает какие-то реле и шестеренки. Подчиняясь ее замыслу, они помогают ей превратить монолог в сцену, а сцену довести до вершин драмы или мелодрамы.
– Послушай, Констанца, – рассудительным голосом начал он. – Подумай немного. Я женат. Ты замужем. Ты приехала сюда на крестины моей дочери. Только что мы говорили о смерти твоего отца. Ты была расстроена, и я старался успокоить тебя. Вот и все. И ничего больше. Если ты неправильно истолковала мои действия, приношу извинения. А теперь можем ли мы положить всему этому конец, забыть и вернуться в дом?
– Однажды ты спас мне жизнь, – снова всхлипнула Констанца.
– Констанца, это было так давно. Ты была больна, и, может, я как-то помог тебе оправиться…
– Ты пообещал мне не умирать. – Ее глаза снова заплыли слезами. – Ты поклялся мне. И ты не погиб – ты вернулся.
– Констанца, все это я знаю. И не собираюсь отрицать. Все это было до моей женитьбы.
– Ах, до твоей женитьбы! Ты говоришь о ней как о каком-то непреодолимом барьере. О великой стене. – Она сцепила пальцы. – Как ты можешь так утверждать, забывая обо всем прочем. О святых вещах. И ты их отметаешь в сторону. Я верила в тебя. Я верила в нас. Это было единственное, во что я верила всю жизнь.
– Констанца, я не отказываюсь от них, просто говорю, что с ними покончено, вот и все.
– Вот и все! Ты так говоришь! Ты отвергаешь их! – Она снова вскинулась. – Ты затыкаешь уши пальцами. – Она закрыла уши руками. – Я не хочу слушать! И не собираюсь слушать. Ты, как святой Петр: не успел петух прокукарекать… три раза. Это ужасно. Это грешно.
– Констанца, прекрати. Послушай…
– Не буду.
Она опустила руки. Она сделала шаг назад. Окленд понял, что уже не знает, изображает ли она эмоции или искренна. С лица ее сползли все краски, и она ошеломленно смотрела перед собой. Ее опять колотило от вихря обуревавших страстей.
– Ты любил меня. Я знаю, что ты любил меня. Между нами что-то было. И это было живым, таким живым. А теперь ты пытаешься убить это. Ты изменился. В свое время ты бы не позволил себе такое. Ты стал мельче, если вспомнить, каким ты был, Окленд. В свое время ты рисковал. Теперь ты даже боишься признать существование риска. Ты делаешь вид, что его не существует. Так тебе безопаснее! Ох, Окленд, когда ты превратился в такую серую личность?
Окленд отвернулся. Он видел перед собой озеро и потемневшее небо. Лес исчез, от него осталась только тень, падавшая на водную гладь.
– Если это банально, – медленно начал он, – любить свою жену и своего ребенка? Банально ценить брак? Может, так и есть. – Он пожал плечами. – Что ж, хорошо. Пусть я буду… серой личностью. Значит, я таким стал.
Наступило молчание. Когда Констанца заговорила, голос у нее изменился. Она говорила медленно, обдумывая каждое слово.
– Я все думаю, – сказала она. – Как странно. Может, ты всегда был таким. Может, ты и не менялся. Может, я выдумала тебя. Монтегю так и предположил. Да, теперь я вижу. Так оно и было, Окленд, я создала из тебя идеальную личность. Героя. Я смотрела на тебя, и знаешь, что я видела? Уникального человека – нет, даже не человека. Ангела. У тебя волосы были объяты пламенем. Я умирала под твоим взглядом. Ты был непобедим – один из бессмертных. В тебе кипело столько сил и властности, которыми я наделила тебя. Я вдыхала ее в тебя, год за годом, я ковала твою силу. Я смотрела на твои руки, и знаешь, что я видела? Я видела, что в одной ты держишь смерть, а в другой – жизнь. Ты мой спаситель, и ты мой ангел-хранитель. Ты существо, которое может спасти меня, создание, у которого хватило смелости убить моего отца. Так много только что было – и ничего не осталось. Ну и ладно…
