Салли Боумен - Темный ангел
Разговаривая, Констанца ходила по маленькой комнатке. В здании чувствовалась сырость, а от каменного пола тянуло холодом. Выйдя на лоджию, которая была обращена к озеру, она коснулась колонн, затем, продолжая жестикулировать и притрагиваться к предметам, вернулась в единственную комнату.
Окленд продолжал стоять, нерешительно наблюдая за ней. Несмотря на ее уверения, он понимал, что прийти сюда было не самым умным поступком. Прислонившись спиной к колонне, он закурил. Один из черных лебедей пересек озеро и исчез в зарослях тростника. «В одиночестве, – подумал он, – скитаюсь я странником». Последующие строчки поэмы вспомнить ему не удалось.
Казалось, Констанце не хотелось покидать домик, пока она не обойдет его. Окленд наблюдал, как она ходила взад и вперед, и ее дыхание облачками пара оседало в воздухе. Она стянула перчатки и прикоснулась к книжной полке. Кольца ее блестели. Окленд подумал, какой маленькой, изящной, милой и серьезной она кажется: странное экзотичное создание, залетевшее в Винтеркомб. Она была без шляпки. Цыганские пряди волос обрамляли ее лицо. У нее было грустное, безутешное выражение, как если бы, когда все остальные оставили их, она позволила себе расстаться с маской насмешливого веселья.
На ней было мягкое широкое пальто из какого-то темно-серого материала, как ни странно, слишком торжественное для Констанцы, которое придавало ей монашеский вид, напоминая о послушницах, о медсестрах, о женщинах, которые тихо и безропотно исполняют свой женский долг. Под пальто он заметил белизну блузки, круглый воротник которой окаймлял горло. Пока он смотрел на нее, Констанца, не замечая его взгляда, расстегнула воротничок пальто. Когда она потянулась коснуться того места, где когда-то на стене висела картина, пальто сползло назад. Она подняла руку и провела пальцами по штукатурке. Под легким шелком ее блузки он ясно увидел очертания ее груди, их упругие выпуклости, ореол вокруг сосков. Удивленный и даже пораженный отсутствием нижнего белья, Окленд отвел глаза.
Когда он снова посмотрел на нее, Констанца уже сидела на старой деревянной скамейке, когда-то располагавшейся на лоджии снаружи. Похоже, она совершенно забыла о его присутствии. Голова ее была опущена, пальцы сплетены, пальто окончательно сползло с плеч. Снова она напомнила Окленду послушницу, кающуюся грешницу. Он улыбнулся про себя – вот уж в какой роли невозможно представить Констанцу. Как она обаятельна, подумал он. И, вспоминая то время, когда она была больна и он вошел в ее комнату в Лондоне, он почувствовал, как его снова потянуло к ней, словно проплыло облачко духов, вернее, воспоминание о них. Она выглядела, подумал он, очень юной; хрупкая, уязвимая, беззащитная, совершенная до последней ниточки – она походила на тех женщин, которых мельком можно увидеть сквозь витрину дорогого магазина. Их вид заставляет останавливаться, подумал он, и в голову ему пришла мысль: «Она обаятельна, но не для меня», которая тут же покинула его.
– Я не должна была бы приезжать в Винтеркомб, – подняла на него глаза Констанца; лицо ее оставалось грустным и напряженным. – Я не имела права выпрашивать у тебя возможности стать крестной матерью Виктории. Я поставила тебя буквально в безвыходное положение, я это знаю. Ты был очень добр и любезен, но я вела себя не лучшим образом. Мне очень жаль, Окленд. Все, что я делаю, кого-то выводит из себя. Даже Джейн. Почему я так поступаю? Я не хочу ничего подобного, но вижу, как все получается. Ох, как бы я хотела никогда не надевать ту дурацкую шляпку…
– Она очень симпатичная, – улыбнулся Окленд. – Мне понравилась.
– Ох, Окленд – ты такой джентльмен! Да не в этом дело. Шляпка самая обыкновенная. Дело во мне, а не в шляпке. Я не принадлежу к этому миру и всегда это чувствовала. И все же я рада, что очутилась здесь. Я никогда раньше не присутствовала на крестинах. Эти слова… какие они необычные, тебе не кажется? «Крепка в вере», «крепка в надежде», «волны нашего неспокойного мира». Понимаешь? – Она улыбнулась. – Я приняла их всем сердцем. Волны… как я это понимаю. Ненавижу море. И мир в самом деле такой неспокойный.
– Слова трогательны – пусть даже не веришь в них. Они обладают силой сами по себе. – Окленд вошел в Каменный домик. Он минуту смотрел на книжные полки своей матери, потом опустился на скамейку рядом с Констанцей.
– Они заставляют поверить в невозможное: в искупление, в возрождение… не знаю. Я верила в них, когда произносила утром обет. – Констанца слегка поежилась. – И я хочу, чтобы ты это знал.
– Вернемся?
– Нет. Пока еще нет. Я хотела бы побыть тут еще немного, только рукам холодно. Разотри их немного. Можешь ли взять их к себе, Окленд? Да, вот так. Растирай их чуть сильнее. Кончики пальцев. Вот так лучше. Начинает пощипывать. Мне кажется, что в них перестала циркулировать кровь.
Окленд держал ее руки в своих. Он сжимал и растирал ее пальцы, как она просила, пока они не согрелись. И потом, хотя не было никаких причин держать их, он не выпускал их. Он положил ей на ладони сначала правую руку, а потом левую.
– Так много колец…
– Я знаю. И сама не понимаю почему. Они мне нравятся. Я просто жадная на кольца. Даже на самые дешевые. Они напоминают мне о людях. Это, с синим камешком, – его подарил Мальчик, когда мне было четырнадцать лет. Это купил Монтегю. Опал достался от Мод – до того, как я потеряла ее расположение.
– Сегодня ты плакала в церкви, я смотрел на тебя.
– Знаю. Прости. Я думала, что меня никто не видит.
– Ты была очень сдержанна. Всего две слезинки, потом еще две.
– «Крокодиловы слезы», сказала бы Мод. – Констанца улыбнулась. – Но это неправда. Я не очень часто плачу, не то что Стини. Может, я держу слезы при себе. Нет, и это не так. Они появляются по своей воле. Я плакала, когда погибла моя собачка Флосс, но не плакала, когда потеряла отца. Не странно ли это?
– Не обязательно.
– Окленд, могу ли я попросить тебя кое о чем? Я всегда хотела узнать у тебя, но не решалась. Можно?
– Если хочешь.
Констанца помолчала.
– Ты не рассердишься? Это о моем отце.
Окленд выпустил ее руки. Он слегка откинулся назад. Констанца обеспокоенно смотрела на него. Он тоже вроде бы замялся, может, готовый отказаться. Затем пожал плечами.
– Спрашивай. Я предполагаю, тебя интересует… один день.
– Ночь того несчастного случая… – Констанца будто приковалась к нему взглядом. – Ты считаешь, что там произошел несчастный случай… как все говорят?
– Это было двадцать лет назад, Констанца.
– Не для меня. Для меня это случилось вчера. Прошу тебя, Окленд. Ответь мне.
Окленд вздохнул. Он откинулся к стене. Отвернулся. Взглядом он скользнул через пространство высохшей травы к озеру и дальше к лесу. Он не отрывал взгляда от стены деревьев и темнеющего неба над ними. Помолчав, он сказал:
