Дженнифер ван дер Куаст - В свободном полете
— Эй, привет, куколка! — машет она мне.
— Ты уже потренировалась?
— Не-а. Йога через пять минут. — Изящным жестом Грейси вновь прикладывается к бутылочке. — Сто пять градусов, а я так и не вспотела. Кстати, мне понравился твой последний обзор.
— О, спасибо…
— Вот, держи. — Она ныряет в свою твидовую сумку от Кейт Спейд, исполняющую в настоящий момент еще и функции спортивной, и вытаскивает книгу. — Я собиралась взять ее домой и почитать, но в последний момент опять что-то произошло.
Забираю книгу. Она гораздо тяжелее, чем предыдущая. Это добрый знак.
— Нет проблем. Уже предвкушаю удовольствие.
— Отлично. Не спеши с этим. Можешь прислать отчет в любое время на следующей неделе. — Грейси снимает очки и сдувает несуществующие пылинки, прежде чем бережно убрать их в кожаный футлярчик. — Кстати, если тебе интересно, почему я занята сегодня: встречаюсь с Ленни.
Мне неинтересно. Но я приподнимаю бровь и изображаю любопытство. — Ленни?..
— О, Сара, не прикидывайся скромницей. Ты помнишь Ленни Хокинса.
Грейси пытается угадать, какое впечатление это произвело на меня. Поэтому я стараюсь изо всех сил.
— Правда? Тот самый? Писатель?
— Угу. — Она подмигивает мне. — И великолепный писатель, если помнишь.
Угу. Совсем не помню.
— О, он пишет сценарий по своему новому роману или что-то в этом роде? — спрашиваю я, полностью утратив интерес к происходящему.
— Возможно. — Она пожимает плечами. — Но думаю, мы с ним прекрасно понимаем, зачем на самом деле встречаемся.
— Верно. Приятного вечера.
— О, так и будет. — Она собирается уходить. — Пока!
— Пока, Грейси.
Я смотрю, как она взбегает по ступенькам спортзала, и вдруг меня охватывает чувство, которое Грейси, казалось бы, не способна вызвать. Мне становится жаль ее.
Сломя голову несусь домой и догоняю почтальона у двери.
— Привет, привет, 4В! — Тоненькие черные усики приподнимаются в кошачьей усмешке. Он протягивает мой чек. — Я чувствовал, что встречу вас сегодня. Какая приятная неожиданность, да? — Почтальон хихикает, роясь в стопке конвертов. — А для вас есть еще кое-что.
— Правда?
— Большой пакет. — Он протягивает мне на удивление толстый пакет. — Я и не подозревал, что вы собираетесь стать знаменитым адвокатом.
— Что? — Разглядываю конверт. Действительно, адресован мне. Но в левом верхнем углу штамп отправителя: Колумбийский университет, Юридическая школа.
— Мам!
— Да, плюшечка?
— Ты отправляла мне анкету юридической школы?
— Конечно. Я ведь говорила тебе, что собираюсь это сделать.
— Никогда.
— Готова поклясться… нет. Ты права. Должно быть, выскользнуло из памяти. Просто мы с папой подумали…
— О нет, только не это! — Сжимаю телефонную трубку, словно это ее шея. — Не впутывай в это отца. Эта безумная идея явно принадлежит тебе.
— Успокойся, плюшечка. Выслушай меня. Мы с папой договорились насчет тебя.
— Договорились? Не уверена, что готова подписаться под этой сделкой, поскольку мне не хватает юридического опыта и прочего.
— Не знаю, есть ли у тебя выбор. Мы с отцом не сможем содержать тебя вечно.
— Я никогда не просила у вас денег…
— Пока — нет. Но как иначе ты намерена оплачивать медицинскую страховку?
— Я… ну, я… я скоро получу работу.
— Да? Ты уверена?
Нет, не уверена. Крепче сжимаю трубку.
— Мы позаботимся о твоем юридическом образовании. Это стоящее вложение капитала. Для тебя и для нас.
— Но я не хочу быть юристом…
— А адвокатом в сфере развлечений, шоу-бизнеса?
Судорожно сглатываю комок желчи, скопившейся в горле. Адвокат в шоу-бизнесе? Боже правый, пожалуй, еще худшее словосочетание только фисташковое мороженое с майонезом.
Адвокат в шоу-бизнесе. Это те ребята, что постоянно на прямой связи с сатаной. В конце концов, одна душа за контракт на три картины с «XX век Фокс» — более чем честная сделка.
— Мы оплатим расходы по поступлению, — продолжает мама, нимало не смущаясь моим молчанием.
— Я готова предложить куда лучший способ вложения денег.
— За экзамены мы тоже заплатим. Они в следующем месяце.
— По-моему, это напрасные траты.
— И может, еще немного наличных подкинуть?
— Ты пытаешься подкупить меня?
— Мы с папой рассчитывали на сумму примерно в триста долларов.
— Я подумаю над этим.
Звонок подругой линии, слава Богу! Мне даже не придется лгать.
— Сара? Сара! Что случилось? Ты еще здесь?
— У меня звонок по другой линии. — Я даже не смотрю на определитель. — Это очень важно.
— Хорошо, плюшечка. Люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя. — Щелк. — Алло?
— Сара. Это Марк Шапиро.
— Марк, — вздыхаю я, — ой, Марк, привет. Я только что собиралась вам звонить. Думаю, сегодняшнее собеседование прошло не совсем гладко…
— Правда? А Барб только что звонила мне и сказала, что вы им понравились.
— Вы, наверное, шутите.
— Нет, нет, — уверяет он. — Они сочли вас очень умной, милой и доброжелательной. Но они хотят посмотреть образцы вашей литературной деятельности.
— Какого рода литературной деятельности?
— Ничего особенного. Возможно, пару абзацев, максимум страницу. Что-нибудь о недвижимости.
— Хорошо, — отвечаю я.
Городская недвижимость.
На нынешнем рынке в период кризиса и спада деловой активности не имеет значения, кто мы, чем занимаемся где, окончили школу. Единственное мерило успеха, критерий достойного положения в обществе — это место, где мы живем.
Приглашение в чей-либо дом стало чем-то вроде билета в чужую душу. До сих пор мы смущаемся, демонстрируя столь открыто свои личные тайны. Мы крайне неохотно признаемся, в какой части города проживаем: в Вест-Сайде или Ист-Сайде. Районы, где мы обитаем, в известной степени отражают нас самих — они словно помечают нас, относя к определенному стереотипу. Обычно за этими категориями кроется множество ложных представлений. Сами же эти районы всегда небезопасны.
Полагаю, для всех нас было бы лучше, если бы мы рассматривали жилище как таковое, а не его расположение, в качестве конкретного, деревянного или кирпичного, материального выражения самих себя.
Мы, жители Манхэттена, представляем собой скопление раков-отшельников, копошащихся на берегах Гудзона в поисках брошенных раковин. Но мы должны постоянно учиться находить компромиссы. Зачастую раковины, которые мы выбираем для себя, малы, выщерблены или бесцветны. В действительности наиболее яркие черты наших жилищ не их достоинства, а недостатки; гораздо выразительнее детали отсутствующие.
