Люсинда Эдмондз - Ангел в аду
Мэтью снял с нее последнюю одежду, и она совершенно нагая лежала перед ним.
– Джина, – шептал он. – Ты великолепна, о Боже, ты прекраснее, чем я мог себе представить.
Их губы встретились. Мэтью начал осторожно входить в нее, без конца повторяя ее имя, твердя, как он любит ее и всегда любил. Сердце Джины билось все безумнее и неистовее. Резкая боль пронзила ее, но затем отступила, уступая место сладострастному наслаждению.
Неожиданно Мэтью изогнулся, застонал и обессиленный упал рядом с Джиной, крепко прижимая ее к себе. Ей захотелось плакать, она не знала, почему. Она ощутила, как он вышел из нее, и почувствовала, как теплая жидкость вытекает из нее и капает на простыню. Мэтью увидел кровь на внутренней стороне ее бедра.
– Джина! – он ударил себя по лбу. – Спасибо, что ты разрешила мне быть первым, – он трогательно коснулся ее лица, а его глаза благодарно смотрели на нее. – Я люблю тебя, Джина, ты ведь знаешь это?
– Я тоже тебя люблю.
Их тела сплелись в неистовых объятиях и бесконечных поцелуях. Их обуяла новая страсть. Мэтью взял руку Джины и положил на свою плоть. Его руки осторожно и нежно искали маленький нежный лепесток, затаившийся в темных шелковистых волосках, чтобы доставить ей удовольствие. И как только он коснулся его, Джина тяжело задышала, вздрагивая всем телом. Он понял, что она готова к новому наслаждению, и опять вошел в нее.
Джина чувствовала, как ее дыхание учащается вместе с дыханием Мэтью. Напряжение становилось просто невыносимым. Стон вырвался откуда-то из глубины ее тела, и весь мир унесся к миллионам звезд. В этот момент они оба закричали. Безумную страсть сменило чувство удовлетворения и умиротворения.
Немного позже Мэтью оделся и вышел в магазин купить свежего хлеба, сыра, помидоров и вина. Пока он ходил, Джина приняла душ. Они сидели на кровати и с жутким аппетитом поглощали еду.
– Ты счастлива, Джина?
– Очень, – она надкусила помидор.
– Мне кажется, я влюбился в тебя с того момента, когда Руди назвал тебя ангелочком. Но тогда я уже был с Паулой. Когда мне удалось сбежать от нее, ты уже имела Чарли.
Джина с недоверием посмотрела на него.
– Мэтью, для начала, я никогда не «имела Чарли», как ты выразился. Он очень близкий друг, и ничего больше. И мне трудно поверить, что ты целых полтора года провел с девушкой, которая тебе даже не нравилась.
– Знаю, в начале она мне нравилась, я даже думал, что влюблен в нее, – Мэтью пожал плечами. – Она очень привлекательна, и она, это конечно грубо, она хороша в постели.
Джина вздрогнула. Он заметил это и сел к ней ближе.
– Но, как бы там ни было, уже все закончилось. Все, что я чувствую сейчас – это ты. Только ты, только тебя я хочу, моя Джульетта. – Он поцеловал кончик ее носа.
– Представляю, какие у этих двоих будут жуткие лица, когда они поймут, что произошло.
Джина кивнула. Она надеялась, что Чарли будет рад за нее.
Мэтью заметил ее хмурый вид и сказал:
– Джина, пожалуйста, ответь – ты чувствуешь все так же, как и я? Я не вынесу, если ты скажешь «нет».
Она взяла его руку и сжала ее.
– Да, Мэтью, да, это правда.
Оба упали на кровать, совсем забыв о еде, и снова предались любви.
Глава 17
– Я понимаю, что просил о чуде, и не верил, что мои молитвы будут услышаны, – Руди задумчиво смотрел на Джину, только что сыгравшую так, как он вот уже неделю добивался от нее. – Такое впечатление, что я вижу совершенно другую девушку. И ты тоже, Мэтью, стал гораздо лучше. Что случилось? – он внимательно посмотрел на них обоих. – Нет, не отвечайте, я не желаю знать. Только, пожалуйста, пообещайте, что это продлится еще десять дней. Тогда мы, действительно, покажем публике нечто. О'кей, встретимся завтра. Спокойной ночи.
Как только он вышел из комнаты, Мэтью сильно сжал руки Джины и улыбнулся. Он понял, что произошло. Руди тоже улыбался, когда шел доложить Тео, что Ромео и Джульетта достигли невероятных высот, и спектакль получится достойным, чтобы его посмотреть.
Джина с субботы не была в квартире. Когда она открыла в понедельник дверь, рассерженная Фрэнки валялась на диване.
– Где, черт возьми, тебя носит?
Фрэнки тогда знала, где пропадала Джина, как и все в школе, но не хотела так легко спускать ее с крючка.
– С Мэтью.
– Да? – протянула Фрэнки. – Спасибо, что сказала. Я чуть не подняла в воскресенье на твои поиски весь Скотленд Ярд, – она пыталась выглядеть суровой, но у нее едва это получалось.
– Фрэнки, извини меня.
Фрэнки, глядя на Джину, подумала, что еще ни разу в своей жизни не видела человека, менее всего чувствующего себя виноватым. Она видела, как ее подруга начала медленно краснеть.
Джина нерешительно произнесла:
– Фрэнки?
– Ну и как он?
– Если ты имеешь в виду уик-энд, то все прошло замечательно.
– Не надо острить, девочка, ты знаешь, что я имею в виду. Он так же талантлив в постели, как и на сцене? Это лю-ю-ю-бовь? – она протянула последнее слово, но ответ был вовсе не нужен, когда она увидела горящие глаза Джины.
– Фрэнки, это было удивительно, понимаешь, удивительно!
– Боже, меня сейчас вырвет! А как же насчет того, чтобы сохранить девственность до замужества?
Джина виновато посмотрела на нее.
– Я знаю, это нехорошо, но я ни о чем не жалею. Может быть, я буду проклята навеки, но это стоит того.
– Вы чем-нибудь пользовались?
Джина опять виновато посмотрела на нее.
– Нет, но все о'кей. Сегодня утром я обнаружила, что не беременна.
– Такое впечатление, что ты глупа, но счастлива. Не напоминает ли тебе это случай с Бетиной?
– Знаю, мне нужно было подумать об этом, но все произошло слишком быстро.
– Вот так, слишком быстро и происходят в мире маленькие трагедии. Я надеюсь, ты собираешься как-то решить этот вопрос?
– Фрэнки, ты не могла бы пойти со мной в одно из этих заведений, ты понимаешь, в клинику по планированию семьи? Боюсь, мне трудно будет встретить эту новость одной. Конечно, незаконнорожденный ребенок в десять раз хуже, но я не сделаю того, что сделала Бетина.
Она страшно испугалась, вспомнив, что говорили монашки об ужасном наказании, которое ожидает каждого, кто вырвет чужую жизнь из своего чрева. Предыдущей ночью она почти не сомкнула глаз. Она смотрела, как рядом с ней мирно спит Мэтью, в то время, как она боролась со своей совестью, после того, что сделала. Ей не верилось, что все прекрасное, что было у них с Мэтью, может считаться грехом. Джина успокаивала себя мыслью о том, что, если Бог – это любовь, а она любит Мэтью, значит, он обязательно поймет ее.
– Что ж, придется, – вздохнула Фрэнки.
– Что? – переспросила Джина, погруженная в свои мысли.
