Кэтрин Стоун - Радуга
Ненависть к Кэтрин она испытала сразу же, как только увидела сестренку. Они росли, и росла эта ненависть. Кэтрин была идеальна… идеальна, а Алекса слишком хорошо знала свои скрываемые от всех пороки.
Даже будучи крошечным младенцем, Кэтрин никогда не плакала, а лишь улыбалась чарующей улыбкой Моиы Лизы. А величайшим наслаждением для нее, открытым задолго до того, как Кэт начала ходить и говорить, было сидеть на коленях у Александра, когда тот играл на рояле: огромными синими глазенками Кэт зачарованно и не отрываясь следила за бегом отцовских пальцев по клавишам. Малышка была загипнотизирована звуками музыки, так обожаемой родителями, но совершенно не волновавшей старшую сестру.
Алекса была слишком активна, чтобы просто сидеть и слушать, а потому неизменно предпочитала занятию музыкой танцы, забавы и представления. Но Кэтрин, замечательная Кэтрин могла спокойно и с наслаждением слушать музыку вечно.
— Я тебя ненавижу, — шипела Алекса своей маленькой сестре.
Несмотря на то что Кэтрин была еще слишком мала, чтобы понимать значение слов, темное чудовище в душе Алексы заставляло ее шептать их снова и снова, словно зловещее заклинание. Жестокие слова не вызывали у Кэтрин никакой реакции, а старшей сестре были необходимы доказательства того, что этот ребенок не идеален. Если бы только ей удалось заставить Кэтрин заплакать…
Восьмилетняя Алекса сначала ущипнула себя и убедилась, что это больно и может заставить заплакать ее саму н уж тем более вызовет слезы боли у двухлетней малышки. Но когда ее пальцы впились в мягкую ладошку Кэтрин, ее невинные сапфировые глаза остались сухими, только удивленно расширились, как бы смущаясь того, что делает ее старшая сестра. А потом взгляд малышки смягчился и в нем появилось нечто еще более страшное для Алексы… прощение.
С этого дня Алекса просто перестала замечать Кэтрин, словно младшая сестра не существовала вовсе.
Кэтрин Александре Тейлор было три года, когда она впервые прикоснулась своими маленькими пальчиками к клавишам отцовского рояля. И с этого самого мгновения она заиграла; и с этого первого момента сложность того, что играла Кэт, ограничивалась только возможностями ее крошечных пальчиков, но ни в коей мере не силой ее таланта.
Она оказалась столь же одаренной, сколь и ее старшая сестра. Но в отличие от Алексы, выступавшей ради одобрения и восхищения зрителей, Кэт играла просто ради того, чтобы поделиться со всеми своим поразительным даром, за который она была благодарна и которому поражалась не менее своих слушателей. Пианистка выступала без нервного волнения даже на конкурсах, счастливо растворяясь в магической красоте музыки. Кэт играла, чтобы делиться, а не побеждать, и, может быть, именно поэтому с самого начала почти всегда побеждала.
Необыкновенный талант девочки стал причиной необыкновенного предложения, сделанного ее семье: всемирно известная Далласская консерватория изъявила желание видеть двенадцатилетнюю Кэтрин своей ученицей. Все расходы, включая оплату жилья для всей семьи, брала на себя консерватория, и Александр, единственный учитель музыки своей дочери, приглашался для участия в ее дальнейшем обучении, так же как и других студентов консерватории. Восемнадцатилетней же Алексе последний класс средней школы предлагалось окончить в престижной «Баллинджер Академии».
Алекса приняла весть о переезде с большим энтузиазмом. Она не страдала ностальгией по Топике, как и не сожалела по поводу разлуки с многолетними друзьями, которые для Алексы всегда были лишь группой обожателей. Дружеские узы не приковывали Алексу к Топике, и ей было все равно, где в очередной раз бросить свой вызов толпе.
Здесь она уже получила все, что только можно было взять, — обожание учителей и одноклассников… любого парня, на которого только положила глаз… главные роли во всех школьных спектаклях…
Энтузиазм Алексы никак не разделяло семейство Тейлоров. Конечно, славно, что Кэтрин будет учиться в консерватории, и переезд этот вовсе не на века. Поскольку жилье предоставлялось за счет консерватории, Тейлорам не было необходимости продавать свой небольшой фермерский домик. В Топику они могли вернуться когда только пожелают.
Алекса решила для себя, что в элитарной «Баллинджер» сыграет роль вальяжной девчонки из Малибу — дикой дочери знаменитого киномагната, сославшего свое чадо в особую школу для богатых и привилегированных за некий дерзкий и, несомненно, пикантный проступок, рассказывать о котором было строго-настрого запрещено. Алекса создала себе новый образ, потому что была актрисой и потому что так было спокойнее — никогда не быть настоящей Алексой, а вовсе не потому, что стыдилась своего происхождения.
Да, Алекса стыдилась, но только себя самой, и никогда, ни на мгновение не стеснялась ни своих родителей, ни своего скромного воспитания. Мать и отца Алекса любила от всего сердца. Это она разочаровывала их, а никак не наоборот. Да и кто мог осудить Джейн и Александра Тейлоров за их обожание вечно замечательной Кэтрин?
Алекса гордилась своими одаренными отцом-музыкантом и матерью-художницей, и для нее не имело никакого значения то, что они были небогаты. Алекса гордилась родителями, а не стыдилась их.
Пока Хилари Саманта Баллинджер не попыталась заставить Алексу почувствовать стыд.
Хилари открыла правду об истинном происхождении Алексы и не замедлила объявить ее попросту лгуньей.
— Я — актриса! — дерзко возражала Алекса, болезненно воспринимая смысл сказанных слов.
Но надменная Хилари ни минуты не сомневалась в том, что Алекса стыдится собственной семьи. «Да и кто бы не стыдился? — читалось в высокомерном взгляде Хилари. — Да и кто бы не стремился скрыть отсутствие даже скромного состояния и высокого происхождения?»
— Александра Тейлор — это сама заурядность, — предупреждала Баллинджер своих друзей из высокопоставленных семей, — и не заслуживает ни капли внимания.
Но эти предостережения Хилари запоздали: Алекса уже успела очаровать одноклассников, и теперь ее бесстрашное спокойствие в ответ на злобные выпады властной Хилари вызывало только всеобщее восхищение. Тейлор продолжала дарить сияющие улыбки, несмотря на то что слова богатой аристократки нанесли Алексе глубокую рану.
Великолепно копируя южный акцент Хилари, Алекса искусно поменялась с ней ролями: широко раскрыв невинные изумрудные глаза, Алекса говорила о снобизме и претенциозности Хилари, и очень скоро даже самые верные подруги отвернулись от Хилари. Девушки меняли спои симпатии весьма осторожно, привлеченные, с одной стороны, блеском, красотой и смелостью Алексы, но, с другой стороны, побаиваясь «предать» сильную и влиятельную Хилари.
