Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– И когда? – уже более твердым голосом ответила я. Состояние мое внезапно изменилось. Я вдруг почувствовала, что у меня вырастают крылья. Примерно так я чувствовала себя, когда начинала ремонт комнаты. Вижу цель, верю в себя, не вижу препятствий.
– Через три дня, – грустно ответил Гоша.
– Через три? Да за три дня можно пять викторин сбацать, – я стряхнула с рук невидимую воду и закатала рукава. – Какой есть материал? Или мне вообще надо все придумать на ровном месте?
– Ну… – задумчиво отозвался Славик. Гоша отвел глаза, неожиданно заинтересовавшись пятном на стене. Я поняла, что надо выдумывать на ровном месте. Так, ну и нечего тогда прохлаждаться. Это вам не работа архивариуса.
– Есть Интернет? – спросила я.
– Есть, – с надеждой посмотрела на меня Лера. Видимо, она тоже участвовала в пропивании выделенных средств, и теперь ей тоже хотелось чуда, не смотря ни на что.
Прошло несколько часов. Картина почти не изменилась. Славик все также курил, забросив ноги на стол, Гоша впадал в анабиоз на диване, а Лера тоскливо разносила очередное кофе. И только изредка из-за компьютера раздавался мой голос.
– А есть разница, какой век?
– Мне нет, – отвечал Слава.
– Мне тоже, – отвечал Гоша.
– Тогда первую викторину посвятим временам Петра Первого. Его в народе любят и считают, что знают, – выдала я идею после нескольких часов копания в Интернете. И тут впервые за несколько часов все присутствующие разом оживились.
– Можно рубить бороды в прямом эфире, – выдал на гора Слава.
– Лера, дай срочно объявление, что нам нужны мужики с бородой, согласные остаться без нее.
– Могу не успеть, – снова подлила пессимизма та.
– Тогда купи три-четыре бороды.
– Где я их возьму? – возмутилась Лера.
– Да хоть у Деда Мороза, но чтоб к завтрашнему обеду бороды были, – отрезал Славик.
– А вопрос? Какой вопрос будет про бороду? – спросила Лера. Я задумалась. Про бороды я вроде ничего не думала. А, ладно. Берем первый попавшийся бред.
– Что именно, по мнению историка Ключевского, вызвало среди бояр наибольшее ожесточение из петровских реформ? – предложила я. В целом это было полной абстракцией, и потом надо еще проверить, как именно Ключевский отзывался о Петре, но всем понравилось.
– А после того, как участники ответят, профессиональные актеры разыграют сценку лишения бороды, – задумчиво протянул Славик. Было заметно, что он в уме уже прогоняет разные ракурсы и подбирает актеров.
– Ага. И в ведущие надо Якубовича, – заявила Лера.
– Зачем нам этот старый развратник? – удивился Гоша.
– Он мне нравится, – пояснила Лера. В таком режиме мы вырабатывали стратегию викторины еще несколько часов, по прошествии которых у меня закружилась голова от неохватного количества кофе и пассивного курения в непроветриваемом помещении. Но, когда я вышла из здания Останкино, зная, что на мое имя заказан постоянный пропуск, а мой паспорт сдан в отдел кадров ТЕЛЕВИДЕНИЯ, я чувствовала себя абсолютно счастливой.
– Быстро, быстро! – орал на следующий день Слава, глядя, как я неторопливо вкатываюсь в помещение на десятисантиметровом каблуке. – Красиво, конечно, но надо быстрее. Не можешь на каблуках, ходи в кедах.
– Это же уродство, – уперлась я. Все-таки, где-то в этом здании ходит вожделенный Борис. Что станется с его чувством (которое еще не факт, что вообще имеет место быть), если он увидит меня в кедах.
– Кеды – они брутальные. Так что не выё. Давай работай, а то мы тут уже все как мама Карла! – воззвал к моей совести он.
– А что делать? – тут же усовестилась я.
– Кастинг. Нам после обеда сценки викторины снимать. И все надо сегодня.
– Ну и снимайте! Причем тут я? – удивилась я.
– А костюмы? Вдруг на них нацепят что-то, о чем наш Петр Великий и знать не знал. Следите, вы же историк. Там Лерка похватала что-то в костюмерной, но никто ничего не знает и не понятно, что из этого всего получится.
– Следить? Я? – задумчиво процедила я. А я-то откуда знаю, что носили во времена Петра? Ладно, попробуем. Наверное, если делать страшные глаза и орать, как все, то сойду за умную.
– А ЭТО ЧТО ТАКОЕ? КТО ЭТО НАЦЕПИЛ? СНЯТЬ НЕМЕДЛЕННО! – проорала я на бальное платье, больше подходящее Наташе Ростовой. Все посмотрели на меня с уважением, и дальше я какое-то время просто пила кофе, делала страшные глаза на очередное чудо в костюме непонятно каких времен, и слушала, как Лера пророчила гибель всего нашего проекта и наше общее увольнение с позором и лишением права заниматься телевизионной деятельностью.
– Я же только поступила! – возмутилась я. Но тут вдруг мне позвонил Борис. Который до сих пор думает, что я ищу работу в пресс-службе. Опля, война на пороге, а я не готова. Как нехорошо, ай-яй-яй.
– Ты где шлялась? – начал он сразу с барьера.
– Я? Я на работе! – выстрелила я.
– Где? – подавился чем-то он. И принялся долго и громко откашливаться.
– На работе, – гордо повторила я.
– А почему я тебя не вижу?
– Не знаю, – пожала я плечами, одновременно поправляя декорацию, которая должна была у нас изображать палаты царя. Хилая конструкция. – А почему ты должен меня там видеть?
– Потому что я там нахожусь! – заорал он так, что мне пришлось резко отдернуть от уха трубку.
– А я – нет, – ответила я. – Мне не удалось дойти до этой твоей пресс-службы. Тут у вас историков, особенно хороших, таких, то есть, как я (не могла упустить момент, выпендрилась) ловят еще в коридорах.
– Что за бред? – возмутился он.
– А ты приходи во второе крыло, в четыреста седьмую студию. Сам убедишься, – весело закончила я и поковыляла замазывать краской дыру в палатах царя, которую залепили листиком из тетрадного листа. Охра и краска с позолотой ложились на листик плохо, все норовя его прорвать, тем более что кисточек не нашлось и пришлось красить ватным тампоном. Так что я была очень-очень занята. Через час, когда явился Борис, я уже сбросила эти действительно совершенно не брутальные шпильки, и стояла босиком на парапете стальной конструкции для крепления декораций. Докрашенные ватным тампоном палаты перед самым началом съемок все-таки чуть не грохнулись. Так что пришлось держать палаты вручную. С трудом разобрав, где именно меня искать, Борис обошел картонный кремль и с удивлением осмотрел меня. Его глаза метали громы и молнии, но мне было некогда разбирать, чем я его задела.
– Значит, вот тут ты теперь работаешь? – удивленно смотрел на согнутую в три погибели меня Борис. Я с трудом косила глазом в его сторону и кивала подбородком. Затылок при этом поддерживал купол кремля.
– Посторонним надо удалиться. Сейчас начнутся съемки, – ревниво посмотрела на Бориса Лера. Все-таки до чего негативная девушка. Не даром ей Бог не дал груди.
