Сандра Браун - Шелковые слова
Лейни набрала в легкие побольше воздуха, собираясь сказать Дику о своем решении, выдохнула и сразу же начала:
— Я думала о твоем отношении к ребенку. Очень много думала. Конечно, было бы несправедливо лишить ребенка общения с тобой… а тебя — с ним. Поэтому я готова позволить тебе часто навещать его. Когда малыш подрастет, то сможет приезжать к тебе в гости… — Слова давались ей нелегко, будто застревая в горле. Громко откашлявшись, она подошла к своей сумочке и достала документ, над которым немало потрудилась.
— Я письменно изложила все по пунктам… на мой взгляд, это будет вполне справедливое соглашение. Прочти и скажи, что ты думаешь. Я готова все спокойно обсудить.
Она протянула ему листок, после чего вернулась к окну и замерла в напряженном ожидании, разглядывая носки своих туфель.
По истечении пяти томительных минут молчания Лейни услышала звук разрываемой бумаги и, подняв голову, увидела, как Дик аккуратно рвет документ, стоивший ей стольких стараний.
— Но, Дик! — в гневе вскричала она. — Ведь это было бы справедливо для всех нас! И для ребенка тоже.
— Ты упускаешь самое главное, Лейни, — сказал он, рывком встал и направился к ней с целеустремленностью хищника. Подойдя, он обвил ее рукой и привлек к себе, другую руку тем временем запустил в ее волосы на затылке и повернул ее голову, заставляя взглянуть ему в глаза. — Я приехал сюда вовсе не затем, чтобы выклянчивать у тебя право видеться с ребенком. И не затем, чтобы угрожать забрать у тебя ребенка. Черт побери! За какого же монстра ты меня принимаешь? Что же я такого сделал, с чего ты взяла, что должна защищаться от меня и защищать от меня моего — моего ребенка?
— Ты уже однажды воспользовался моей слабостью.
— Да, наверное, — согласился он.
— Больше я тебе этого не позволю. Губы его сжались в угрюмую, жесткую полоску, но глаза горели.
— Я не хочу тобой пользоваться, Лейни. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась в моей жизни. Неужели, по-твоему, я смог бы позволить тебе исчезнуть после той ночи, Лейни? Неужели ты не понимала, что я стану разыскивать тебя повсюду, ни перед чем не остановлюсь, пока не найду? Задолго до того, как я узнал о ребенке, я твердо решил отыскать тебя и сделать своей навсегда.
— Но…
— Помолчи и выслушай меня, — строго велел Дик, еще ближе привлекая ее к себе, так что каждое его слово сперва струей воздуха достигало ее губ, а уж потом ушей. — Разве ты не знала, что отличаешься от других? Что после всех женщин, которые у меня были, — я вовсе не хвастаюсь и не пытаюсь произвести впечатление, а всего лишь констатирую факт, которым отнюдь не горжусь, — думаешь, я не почувствовал разницу? Почувствовал и не смог забыть. То, что произошло между нами в ту ночь, было чудесно, Лейни. Такого я не испытывал никогда прежде. И та ночь подарила нам ребенка. Нашего ребенка.
— Это была случайность. — Лейни пыталась справиться с сумятицей противоречивых чувств. Какая-то ее часть с замиранием сердца слушала Дика, радостно внимая каждому слову; другая же часть приказывала не слушать, быть осторожной и бдительной, не поддаваться. — Мы оказались в плену у чрезвычайных обстоятельств.
— Сейчас-то мы не в плену. Нет ни лифта с отключенным электричеством, ни клаустрофобии, ни истерики, ни бренди. Сейчас полдень и ярко светит солнце. Если все это было случайностью, почему же я хочу тебя сейчас больше прежнего?
Дик привлек ее к себе так, что она не могла не ощутить силы его желания. Символ его мужественности крепко прижался к ее бедру, и Лейни всем своим существом откликнулась на этот призыв.
— Я нужна тебе из-за ребенка, вот и все, — упрямо настаивала она.
Его губы, волшебники-искусители, запечатлели жаркие поцелуи на ее губах, щеках, подбородке.
— При чем здесь ребенок? — хрипло выдохнул Дик. — А теперь оставь все эти глупости и поцелуй меня.
Издав тихий стон, Лейни позволила его губам слиться со своими. Обжигающее тепло поцелуя, казалось, проникло в ее вены, разливаясь по всему телу, растапливая самые непоколебимые внутренние запреты и возражения. Она вновь ощутила себя жертвой этой непреодолимой слабости, восхитительной неги, которую дарили только его объятия.
С губ ее сорвался глухой звук, напоминающий мурлыканье, а руки сами обняли Дика. Он перевел дыхание.
— Вот так, Лейни. Не сдерживай себя. Доверься мне. Иди ко мне, как в ту ночь…
И вновь губы его коснулись ее припухших губ. Он стал горячо нашептывать ей разные нежные слова, пока ее не закружило в водовороте страсти. Когда она в истоме выкрикнула его имя, язык Дика проник в ее рот, лаская и дразня.
— О Боже, — выдохнула она несколько минут спустя, когда язык его слизывал с ее верхней губы росу их поцелуя. — Зачем ты это делаешь?
Он притворился, что не понял.
— Потому что ты прекрасна, юна и чиста. Потому что ты очень красивая на вид, восхитительная на ощупь и сладкая на вкус. Потому что когда-то я был у тебя глубоко внутри, а теперь там мой ребенок.
— Я не об этом.
— Знаю. Но тем не менее это так. — Он пощекотал губами ее ухо. Даже ощущать на своей коже его дыхание было чудесно. Забыв обо всем на свете и отдавшись порыву, Лейни откинула голову назад.
На ней было темно-зеленое платье с кремовым воротничком; сверху донизу оно застегивалось на перламутровые пуговицы и слегка расширялось книзу, скрадывая фигуру. За время их прерывистой беседы руки Дика успели расстегнуть несколько пуговок.
Но когда он пробрался под платье и погладил ее прикрытую нейлоном грудь, очарование момента улетучилось и Лейни напряглась.
— Нет, — со страхом запротестовала она, не пытаясь, однако, высвободиться из его объятий.
— Лейни, — принялся он мягко увещевать, — нет ничего плохого в том, что любовники ласкают друг друга.
— Мы не любовники.
— Разве? Ведь ты носишь моего ребенка. И я дотрагивался до тебя куда более интимно. — Он бережно поцеловал ее в губы. — Я хочу дотрагиваться до тебя, хочу положить руку на твою чудесную грудь.
— Нельзя, — слабо воспротивилась она. Ладонь его была такой нежной, приятной…
— Но я ведь уже дотрагивался. Прошлой ночью. И целовал тебя. Вот сюда. — Большим пальцем он легонько коснулся соска. — Ласкал тебя языком. — Лейни сдавленно застонала, уткнувшись в его грудь, такую теплую и пахнущую им. Волосы на его груди приятно щекотали ее лицо. — И сейчас прошу лишь об одном: позволь мне коснуться тебя. Ночью было темно, и мы лежали под одеялами. А мне так хочется прикасаться к тебе при свете дня, видеть свои руки, ласкающие тебя. Видеть на себе твои руки…
Он терся об ее шею носом и губами, легонько задевал языком ухо. Но ласки эти не пугали — напротив, они как бы развеивали ее страхи.
