Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ) - Козырь Фаина
- Тёть Саш, у тебя топор есть? – запыхалась Олька.
Женщина удивленно оглядела деятельную Завирко и кивнула:
- Должон быть, Лёлюшк! Глянь сама у Иван Фёдорыча на балконе, у тебя глазки-то вострые. Опять чего-то затеяла?
- Лавку в палисаднике чиню, чтобы посидеть было можно.
Тётя Саша покачала головой:
- На твою лавку бомжи не набегут? А то вон какую красоту натворила, каждый день боюся, что какая-нибудь тварина все это порушит. У людей чичас сердца-то нету, одни деньги на уме. Вон оно как!
-Ничего, тёть Саш! – успокоила женщину Ольга, вытаскивая из балконного завала приличный топор. – Хороших людей в этом мире на наш век хватит! – и фыркнула: - Маньячно прозвучало как-то… А можно я ещё у вас гвоздей нахватаю и молоток?
Спустя несколько минут, нагруженная под завязку топором, гвоздями, молотком и старой ненужной деревяшкой, Олька с трудом открыла дверь подъезда. И похолодела. По её цветистому, любимому палисаднику кто-то ходил. Кто-то очень худой, невысокий, нескладный, вырядившийся в знойную августовскую жару в чёрную водолазку под горло и длинные безразмерные штаны. Этот кто-то присел на корточки и теперь тянул свои загребущие руки к Олькиной ремонтантной клубнике. Завирко давно бы уже бросила из рук всё награбленное и побежала бы прогонять незваного гостя, но было жалко своего труда, собирай потом гвозди по всему двору! Ничего, Олечка! Никуда этот бомжара от тебя не денется.
Но когда бомж обернулся, Олька всё равно уронила кулёк с гвоздями и деревяшку. Хорошо – не на ноги. В палисаднике на корточках сидела Анютка и медленно перетирала в руках сорванную спелую ягоду.
***
Разговор не клеился. Зато клеилось дело. Как-то неожиданно неловкость общения перетекла в работу. И Анютка подавала Ольке то топор, то гвозди, то потом сама взяла молоток и стала прибивала кусок дерева, вправляя его в железный паз. А ещё, ни слова не говоря, сбегала домой и принесла старенький плед, который постелила на «пустые доски», неожиданно ровно и ладно лёгшие на железную основу старой лавки.
- Покрасить бы…– тихо отозвалась Олька, оглядывая дело их рук.
- И так хорошо, Оль. Просто замечательно, – тихо улыбнулась Аня, – красиво как! Как в раю… И цветы эти голубые, облаком…
Олька сбегала домой и принесла им по полной кружке холодного клубничного компота. И девчонки уселись на новой лавочке, широкой и очень удобной. И мир вокруг словно замер. Лишь слышно было, как ветер играет густой кроной деревьев, разнося аромат разнотравья по миру…
- Папа сказал, что меня вытащила женщина, которая очень меня любит, чтобы так рисковать, – наконец выдавила из себя после долгого молчания Аня, – я сразу поняла, что это ты, Оль.
Завирко неопределённо мотнула головой, мол, понимай, как хочешь, а я здесь ни при чём. Но Аня улыбнулась нежно-нежно, ранимо, и снова кивнула, утверждаясь в своей догадке:
- Ты это была, Лёль, ты, больше некому… Не бойся. Я теперь никому не скажу! Хоть ты меня режь на части! Не скажу…
Недалеко у подъезда уверенно хлопнула дверь большой легковушки, оглашая тихий двор громкой музыкой, и Аня мгновенно побледнела и задрожала испуганным зверьком. Олька резко встала, заслоняя подругу собой. Из-за высокой ирги возле палисадника показалась компания, в которой Олька с облегчением узнала принца, разукрашенную Нинку Николаеву, и еще двух девушек и незнакомого парня. Они несли в руках ящики с пивом и большие сумки в которых угадывалась зелень и всякая другая снедь. Принц повернул голову и, увидев Ольку, расплылся в своей искренней, невероятно сексуальной улыбке. Но эту улыбку с подтекстом вожделения именно сейчас хотелось стереть с его уверенной холёной физиономии кровью.
- Мы на пятом, помнишь? – подмигнул Ольке «внимательный» принц, как никогда уверенный в собственной неотразимости. – Как соскучишься, заходи, конкурентка!
Олька свела вместе брови в одну линию и процедила:
- Обязательно зайду! Ждите!
Когда подъездная дверь вновь отсекла компанию от них с Анюткой, Олька осторожно повернулась. Виноградова сидела как неживая, упершись взглядом в одну точку. Олька только присела рядом, взяла в руки её холодную ладошку и тихо погладила. Так они и сидели рядышком. И тёплые Олькины руки нежно гладили худые, хрупкие руки.
Через какое-то время Аня сглотнула в себя так и не покатившуюся из глаз слезу. За этот год она научилась плакать внутрь себя, и никак не могла разучиться обратно.
- Я теперь наркоманка, Оль.
- И с этим живут, Ань..
- Недолго…
- По всякому бывает…
- Папа с собой зовет.
- Езжай.
- У него семья новая, ребенок. Зачем я ему?
- А ты не ему, ты себе нужна. А в Евпатории солнце и море. И старенький отель на первой линии. И там всегда требуются умные девчонки на ресепшене. Такие, как ты…
- Требуются?
- Конечно! – Олька всегда верила в то, что говорила.
Ведь она мерила людей по себе.
- А помнишь, как мы с тобой прятались за шторой в зале, а твой папа нас искал и никак не мог найти? Я тогда думала, что он слепой совсем, ведь штора – то выше ног! Не верила, что можно просто так с детьми играть, – вдруг вспомнила Аня былую историю и засмеялась, чисто так засмеялась. Красиво.
И Олька улыбнулась, вспоминая. Всё-таки как ей с родителями повезло!
Глава 18. Доктор твоего тела. Ты не вылечишь мир - и в этом всё дело.
Аня ушла домой. Сказала, что устала очень. Да и по ней было видно, что любые слова и действия даются ей с большим трудом. Пусть поспит. Ей нужно! А перед уходом она обняла Ольку, прощаясь, и сказала тихо:
- Спасибо, сестрёнка. Я тебя люблю, очень!!!
- Пф! – фыркнула Олька и чмокнула Анютку в нос, как каждый вечер чмокала на ночь весь свой детский сад.
Олька сидела в палисаднике до самого вечера. Что-то делала по привычке, но, кажется, даже не отдавала себе отчета – что. Руки сами творили всё за неё. Наверху, на пятом, грохотала музыка в открытые настежь окна и периодически высовывались, чтобы покурить, всякие молодые, новые личности, стекавшиеся к Николаевой на вечеринку. Бычки вниз не бросали – и на том, как говорится, спасибо.
Весь двор жил своей привычной, обыденной жизнью поздней, выходной субботы: разговоры вокруг, детская беготня с визгами и хохотом, басовитые разговоры за карточным столом. Где-то за иргой протарахтела старенькая машина, испортив выхлопным газом воздух вокруг. И таким въедливым этот выхлоп оказался, что даже сейчас, когда уже, кажется, целых полчаса прошло, стойкий запах газа струился в палисадник.
- Разъездились тут на драндулетах! – в сердцах выкрикнула Олька и решила, что пора идти домой, раз все равно воздух испортился окончательно.
Но сначала нужно было тёте Саше инструмент вернуть. В подъезде тоже слегка пованивало, и Олька раздражённо сморщила нос. Она поднялась на третий и позвонила в дверь. Она звонила настойчиво, но никого не было дома. Видимо, тётя Саша ушла к «подружкам» посидеть на лавочке.
-Ничего страшного, – вслух решила Олька, – завтра верну.
И пошла домой. Она уже открывала свою квартиру, как до неё дошло: пованивало газом не во дворе, этот запах она явственно ощутила, когда проходила мимо Аниной квартиры.
Липкий страх, словно ушат ледяной воды, рухнул ей за край рубашки.
- Аня! – крикнула Олька и опрометью кинулась на второй. Она так торопилась, что даже не заметила, что не выпустила из рук топор…
Олька билась и стучала в дверь заполошно:
- Аня, Анечка, открой, родненькая моя! Открой!!! Слышишь!
Но Аня не слышала и не отвечала. Олька билась и кричала на весь подъезд, но обычно любопытные соседи, вдруг вымерли сегодня как на заказ, а может, просто, понакупив дачных домиков и огородов, все разъехались тёплым вечером? Олька попыталась сама открыть дверь и даже полезла стучать топором по замку, но руки стали будто ватными и всё время попадали не туда. Понимая, что сходит с ума, что время утекает сквозь пальцы, Олька осмотрелась, пытаясь взять себя в руки и позвать хоть кого-нибудь на помощь.
