Банальная история, или Олька с принцем на белом коне (СИ) - Козырь Фаина
Завирко обиженно фыркнула: опасно ему! трус! И, отвернувшись, подтянула к окну старенькую табуретку свое и уселась, отклячив задницу, глядя в окно, положив на широкий подоконник свою бедовую головушку. Но смотреть на жизнь, которая кипит за окном, – более унылого занятия трудно найти.
Через полчаса ей это надоело, она решила действовать умнее и пошла к Поливанцевой.
- Марина Ивановна, – деловито обратилась Ольга, с трудом удерживая сосредоточенное выражение лица, – может, я съезжу для вас куда-нибудь? Прокачусь по жаре для общего блага?
Марина Ивановна откинулась на спинку стула, прищурилась, просканировала девушку сверху вниз и кивнула утверждающе:
- Конечно, прокатись.
И когда довольная Завирко уже сорвалась с места в карьер, перепрыгивая случайно поваленную табуретку, добавила ехидно вслед, поправляя очки на переносице:
- Прокатись, феечка! С ветерком. На лифте. До первого этажа и обратно.
Гена, который ждал чего-то подобного, неприлично заржал и показал Поливанцевой большой палец вверх. Ну нравилось ему, когда бесили Монблюшу. Особенно сегодня, когда она, вместо того, чтобы работать, расхолаживала Гродинку, неприлично сидя на стуле, упёршись глазами в окно и подставляя всем для обзора свою аппетитную, упругую попку.
-Да яяяять! – расстроилась Олька.
Вот что возьмёшь с противных, давно выросших взрослых! Ни секунды не дают молодёжи воздуха свободы вздохнуть!
И пришлось ей брать себя в руки и работать. По-настоящему. Но к позднему обеду судьба проявила милость, и в Гродинку заглянул Лёшка Маслов. Внештатный копирайтер. В тот самый день, когда Олька два часа планировала разговор с отцом Виноградовой, ей пришлось обратиться к нему за помощью. Именно благодаря Лёше она смогла составить «правильный», как ей казалось, с точки зрения криминальной лингвистики текст. (Правда, теперь она уже не готова была утверждать, что этот разговор подействовал так, как нужно. Потому что Анька никак не находилась. Эх, Мирон Сергеевич! Что же вы…)
***
Лёшка позвал Ольку пройтись с ним до городской библиотеки. И суровые коллеги почему-то спокойно отпустили Завирко. И даже привычно зубов не скалили и не рассказывали, чем молодой паре заняться в библиотеке в свободное время и в какой позе. А Саркастичный Геннадий поостерёгся напомнить завравшейся парочке, что в первую среду каждого месяца там вообще-то – санитарный день!
***
Олька и Алексей не встречались. Просто тот случай протянул зыбкую ниточку между ними, и юноша чувствовал себя причастным к их общей тайне, к спасению человека. Месяц назад они мало знали друг друга. Но теперь раз в неделю Лёшка провожал Ольгу домой. Не договариваясь и не звоня. Просто приходил.
Олька, которую в июльские дни раздирали на части тревога, ожидание, разочарование, надежда, ярость и многое другое, просто наслаждалась его молчаливой и верной компанией. И когда на Олькином горизонте вдруг показывался принц собственной персоной, она сразу пряталась за Лёшкину спину и делала вид, что принц здоровается с Масловым, а не с ней. А она, Ольга Николаевна Завирко, вообще тут ни при чём…
Но в этот раз принца во дворе не было. На карточной лавочке её ждал тревожный Шпала. Лишь только Олька показалась из арки, он стремительно и размашисто пошагал к ней навстречу.
- Твоих рук дело? – спросил он взволнованно, переводя взгляд с Ольки на Алексея и обратно.
***
Говорить при Алексее Шпала отказался, и пришлось Маслову прощаться с Завирко и топать обратно. Вкусный Олькин чай она заваривала сейчас в своей чистой кухонке для Сашки, а он торопливо, будто его гнал кто, делился новостями.
- Макара, говорят, две недели уже как, менты взяли прямо голым на малолетке. Не отвертится теперь, падаль! Не отвертится! Кол ему в жопу! Девчонок в «Солнышке» держали. Про Нюрку не знаю, но думаю, она была там. Говорят, девчонок разных было почти с десяток. Все под наркотой. Студию отгрохали, уроды. Туда Миха с Богатырской, говорят, недавно вложился миллионом. Теперь и его прикроют, суку! Но михины гончие ищут крысу, что их сдала. Если ты, Оль, кому что говорила…
Но Олька сделала такое натурально удивлённое лицо, что Шпала сразу понял: она! Больше некому! Перепугался не на шутку. И этот испуг, словно вырезной, проявился на его лице нескрываемой паникой – куда бежать, что делать! Но Завирко только хмыкнула:
- Не тушуйся, маленький, – цыкнула она привычно, как в былые годы, – мамка знает, что делает.
- Они очень серьёзные люди! – голос Шпалы дрожал.
- Так и я не липу привлекла! Там тоже себе люди с понятиями! К тому же, Саш, я же не своими руками. Да и не светилась нигде. Меня с этим связать нельзя никак. Если ты своей перепуганной моськой на меня не наведёшь, то буду жива и здорова, а коли будешь, как сейчас, зеньками хлопать, то сам меня и сдашь! Ха-лад-на-кровнее будь!
И Шпала, успокоившись от Олькиного невозмутимого спокойствия, принялся пить чай.
- Я вот что тут подумал, Лёль…– протянул он через какое- то время.
- Что?
- Опасный ты человек!
Завирко хмыкнула:
- Я не опасная, Саш, я просто мать. А когда трогают твоего ребенка, то тут целый мир порвёшь в клочья...
- Это ты Нюрку дочерью что ли своей считаешь? – удивился Шпала.
Но Завирко этот вопрос не смутил вовсе. А что тут такого?!
- Да, считаю, – ответила просто и ёмко, – как и всех вас, кого тут, во дворе, после драк откачивала и кому коленки, носы, брови зеленкой заливала.
Сашка покачал головой:
- И ведь не врёшь!
- Не вру…
- Странная ты!
Завирко хмыкнула и поставила на стол кусок яблочного пирога, заканчивая разговор и улыбаясь счастливо от уха до уха:
- Странная полочка: там дед да ёлочка.
Глава 17. Не расспрашивай ни о чем из прошлого, мы оставим его в покое. Ты такая сейчас хорошая, я хочу тебя знать такою…
В субботу завирковские родители, получив небольшой отпуск, поехали в деревню с материной сестре, подхватив счастливую мелюзгу. Тимоха был не в счет: он всё лето проводил в спортивном лагере и возвращался в аккурат между сменами, чтобы постираться, поглазеть полдня в телек и снова в путь.
Собирая отца в деревню, Ольга сама положила ему в сумку две бутылки хорошей водки, строго-настрого наказав, не пить деревенскую бормотуху, а если будут сильно приставать, наливать себе водочки, поясняя, что де доктор другого пить не велел. В то, что доктор «вообще пить не велел», – всё равно никто не поверит.
Так неожиданно Олька осталась совсем одна. Выходить никуда не хотелось, но разросшаяся за июль ремонтантная клубника под окном, требовала своего внимания. Поэтому Завирко, подремав для совести в самый жаркий час, выползла с перчатками и секатором во двор.
Палисадники благоухали невероятными запахами трав, ягод и овощей. И Олька занялась любимым делом. Но и тут сегодня как-то не складывалось. Клубника хоть и ползла усами во все стороны, делала это весьма лениво. Ольке хватило «чик-чиков» минут на пять. Хорошо, что слева как-то незаметно разрослась ирга, полностью закрыв обзор от угла дома, превратив всегда открытый палисадник в закрытое зелёное чудо.
- Сюда бы лежачок какой поставить, – вслух подумала Олька, – или, на крайний случай, лавочку со спинкой.
Вот вроде бы что такое – произнести мысль вслух. Но не для Ольги Николаевны! Не сегодня! Потому что в такие скучные дни Ольга Николаевна слов на ветер не бросает. У неё моторчик в одном месте начинает кружиться, что ни ей, ни окружающим покоя не дает.
В соседнем дворе давным-давно, ещё с советских времен сохранился остов старой, рамчатой лавки, из которой местная недоразвитая «людь» выбрала всю деревянную основу. «Ежели её притащить, да положить на место старую фанерку какую-нибудь, то будет то, что надо», – решила Завирко и принялась за дело с удвоенной силой.
Очень быстро Олька организовала всех, кого нашла во дворе. И вскоре семь «ребятёнков подросткового возраста», поливая матом расточительность советского производства, перетащили железную бандуру в Олькин палисадник, чудом пронеся её над грядками и поставив в аккурат бывшей спинкой к разросшейся ирге. Из кладовой Ольга притащила старенький щит, когда-то лежавший в ванной вместо лаг, и смоталась к соседке тёте Саше, чудесной женщине, старой маминой знакомой, к которой детский сад ходил смотреть вместе с её внуком японского Наруто.
