Измена. Наследник мэра (СИ) - Черничная Даша

Стас поднимается на ноги и подходит ко мне. От него веет злостью, а я отчетливо понимаю, что в этот раз явно перегнула палку:

— Я могу спать хоть на полу около кровати Тима. А мои ребята спали и не в таких условиях. Разберутся, не сахарные. Что же до тебя, Алена… не надо тешить себя иллюзией того, что у тебя все под контролем. Теперь жизнь Тимофея, как и твоя — в моих руках, и отныне я буду принимать решения за вас двоих. Надумаешь еще раз сбежать — отберу сына. Надумаешь делать что-то за моей спиной — отберу сына. Надумаешь играть против меня — исход знаешь, — он протягивает руку и касается моей горящей щеки, обманчиво-нежно проводит по скуле, опускается вниз и оттягивает губу. Придвигается максимально близко и обдает тихим: — Хочу напомнить тебе, кто я, потому что, кажется, ты забыла об этом. Твое слово ничто по сравнению с моим, и пора бы тебе принять это как данность, красивая.

Он уходит быстрее, чем до меня доходит смысл его слов.

Да. Я забыла, о том, кто он, какой вес имеет в обществе и как далеко у него дойдут руки в случае моего сопротивления.

Вот он — истинный Стас Северов.

Это только моя ошибка, что я забыла, кто он есть на самом деле.

Глава 23. Я его отец

Стас

Тимофей лежит на кровати и листает книгу с картинками, рассказывает, что на них происходит. Под «почитать» явно подразумевалось это, а не то, что я подумал, — сын пока еще не умеет читать.

Я сижу в старом кресле рядом с кроватью и внимательно слушаю своего парня. От его слов внутри что-то скручивается плотным жгутом и перехватывает дыхание.

Эта сказка о девочке, которая загадала желание, чтобы выздоровел ее друг. Если бы и в жизни все было так просто… оторвал лепесток, отправил его через запад на восток, и вуаля — твое желание исполнено. Я понимаю, что Тим представлял себя на месте этого мальчика, мечтал — вот однажды придет такая девочка Женя и загадает желание: пусть Тимыч будет здоров.

И, конечно же, по мановению волшебной палочки все разрулится, болезнь отступит, проблемы уйдут, и вообще все будет как в сказке.

Мне не нужны никакие цветы, чтобы помочь сыну. Теперь я сделаю все возможное ради его счастливого будущего без каких-либо забот. Я знаю о его состоянии, разговаривал с лечащим врачом. По факту Тимофей здоров; да, нужно сделать еще несколько финальных тестов, но это скорее формальности. Реабилитация позади, впереди у сына обычное счастливое детство.

— Стас, а какие сказки ты знаешь? — спрашивает серьезно Тим.

— Никакие… — мне хочется сказать «сынок», но я одергиваю себя в последний момент. Нужно будет подумать, как аккуратно сообщить Тимофею о том, что я его отец, но так, чтобы не навредить пацану. — Мне в детстве некому было читать сказки.

— Почему? — сын искренне удивляется.

— Потому что не все родители хорошие, Тимыч, — пожимаю плечами, обрывками вспоминая свое детство, если его можно вообще так назвать.

— Твои были плохими, да? — он выглядит расстроенным, и меньше всего на свете я хочу, чтобы парень переживал о не самых лучших людях, которые давным-давно умерли.

— Не совсем хорошими. Но давай не будем сейчас говорить об этом, ладно? — осмеливаюсь и аккуратно провожу рукой по голове сына. Глажу его мягкие темные волосы, а он смотрит на меня сонными глазами, в которых сверкает доверие.

Черт, от этого взгляда все мое черствое каменное нутро начинает дрожать и идет трещинами. Многое я повидал в своей жизни, но чтобы вот так на меня смотрел собственный ребенок — это выше моих сил.

Горло сводит, и я говорю вмиг севшим голосом:

— Давай лучше я почитаю тебе, а ты пока ложись поудобнее?

Тимыч протягивает мне книжку, и я начинаю читать. Не проходит и пяти минут, как сын сладко сопит, а я остаюсь рядом с ним на какое-то время и просто сижу.

Когда Ольга была маленькой, она тоже умиляла меня. Но тогда все было иначе — молодой, амбициозный Север, у которого впереди много грандиозных планов. Я любил ее всегда, с первого взгляда понял, что она моя дочь и теперь я не принадлежу сам себе. Сейчас же все совсем не так. Я чувствую, что полностью принадлежу только этому мальчугану.

Этот малыш рушит стены внутри меня, ломает то, что казалось железобетонным и непоколебимым. Да и я сам отчетливо улавливаю в себе изменения. Если раньше мысль о полноценной семье вызывала отторжение, то сейчас я хочу этого. Хочу Алену и Тима рядом с собой. Это желание пришло в одну секунду и основательно засело в моей голове. А если я чего-то хочу, то так тому и быть.

Делаю свет ночника еще слабее, чтобы не мешал спать Тимофею, и смотрю, смотрю. Не могу насмотреться, до сих пор не могу окончательно осознать, что пропустил почти пять лет его жизни. Алене пришлось несладко. Мать-одиночка, больной ребенок… Надо быть с ней помягче и не угрожать, что отберу у нее сына.

Но сегодня она разозлила меня, и я не смог сдержаться. Это было свинством с моей стороны, признаю, но со мной так никто не разговаривал уже очень давно. Надо сделать ей скидку и искать компромисс, и идти на мировую, чтобы окончательно забрать ее и Тима себе, потому что иного пути для нас быть не может.

Осторожно поднимаюсь с кресла и выхожу из комнаты сына, плотно прикрываю дверь. Передвигаюсь по чужому дому тихо. Это уже привычка, выработанная годами. На часах почти десять. На дворе давным-давно стемнело, лишь уличный фонарь слабо освещает улицу. Достаю телефон и пишу своим парням сообщение с дальнейшим планом действий.

У меня какое-то звериное желание быть рядом с Аленой и Тимом. Я не могу объяснить это и поделать тоже ничего не могу. Есть вариант, конечно, оставить парней приглядывать за домом, найти гостиницу, переночевать там, а утром увезти Алену с Тимохой в город, но я не могу бросить их без присмотра.

И вряд ли когда-то смогу это сделать.

Нахожу Алену в гостиной. Горит только настольная лампа, поэтому в гостиной создается уединенная атмосфера. Она, не замечая меня, застилает простынь на диван, готовит мне место для сна. Стоит спиной ко мне и не видит, как я пожираю ее взглядом.

Прислоняюсь к дверному косяку и замираю, рассматривая ее бедра, обтянутые халатом. И вроде ничего сексуального в нем нет — обычный теплый белый халат. Но смотрится на ней так уютно и сексуально, что хочется завалить ее на этот скрипучий диван и заставить стонать, как когда-то.

Вмиг забываю о том, что мы не одни в доме, у меня просто сносит крышу от вида и запаха этой женщины.

У Алены распущены волосы, косметики на лице больше нет. Она уже искупалась и, скорее всего, после того как заправит для меня диван, уйдет спать. А мне бы так хотелось, чтобы она осталась. До безумия тянет запустить руку ей под халатик и провести по шелковистой коже, вдохнуть ее запах.

Алена оборачивается, замечает меня, испуганно ойкает, а я спешу опустить руки и прикрыть свой стояк. Ни к чему светить им сейчас.

— Нормально уснул? — тихо спрашивает она, нервно поправляя длинные волосы и пытаясь прикрыть соски, которые видны через плотную ткань халата.

— Да, все в порядке. Я оставил ему свет, — отвечаю и разглядываю девушку.

Не могу сдвинуться с места, залипаю взглядом на ней. Мозг плывет, я буквально держу себя в руках, чтобы как хищник не скрутить ее и не трахнуть прямо в доме ее матери. Кстати, о матери…

— Елена Валерьевна вернулась?

— Да, она уже ушла к себе отдыхать, — Алена выглядит уставшей и сейчас явно не готова к войне со мной.

По правде говоря, я бы тоже не хотел препирательств и выяснения отношений, но один момент очень важен для меня.

— Алена, я бы хотел сказать Тиму, что я его отец.

Девушка замирает, обессиленно опускает руки вдоль тела. Вижу, как ей хочется мне что-то высказать, но она берет себя в руки и через силу отвечает:

— Хорошо. Я подумаю, как можно это сделать, чтобы не шокировать его.

Замолкаем и замираем. Алена теряется в тишине рядом со мной. Когда нет возможности спрятаться за сына или за своей злостью. А я кайфую просто оттого, что она так близко ко мне, что могу смотреть на нее.