Мой безумный Новый год (СИ) - Веленская Наталия

Рома, крепко обнимает меня со спины.

- Ты уже закончил все свои дела, дорогой?

- Да, - улыбается он моей неидеальной актёрской игре. Ну что поделать, если слово «дорогой» я довольно редко произношу в своей жизни в адрес мужчины. Поэтому невольно выделяю это слово интонационно. - Представишь мне своего собеседника?

Рома натянут, как струна, но виду не показывает. Это ощущаю только я – как сильно напряжены сейчас его пальцы, что так по-свойски и будто бы совершенно обыденно разместились сейчас на моём плече.

Ковальчук буравит взглядом Германа. Тот, стараясь сохранять спокойствие, одаривает его в ответ не менее «дружелюбным» взглядом. Поднимается со стула. Ну слава богу!

- Это Герман, он просто... обознался. И уже уходит. Да?

- Совершенно верно, - кивает в ответ «тёмный костюм». Теперь он совсем не улыбается. Один уголок губ опущен вниз в недовольной ухмылке. Взгляд – смесь удивления и раздражительности, но при этом как будто о чём-то усиленно размышляет, глядя на нас сверху вниз, - Обознался. Приятного вечера.

Я шумно выдыхаю, как только он повернулся к нам спиной и отошёл от столика на безопасное расстояние. Смотрю на Рому. Тот очень внимательно, можно сказать пристально смотрит в ответ. Молча кладёт на стол рядом со мной мой мобильный. Чувствую, как в воздухе повисла невысказанная фраза: «а ведь я предупреждал».

- Ну как? Послушала музыку?

Намекает на мои приключения. Хочется что-нибудь съязвить в ответ, но я всё-таки заставляю себя промолчать. Человек, как-никак, пришёл на выручку в трудный момент.

- Послушала… Спасибо.

С улыбкой убираю айфон в свой клатч, где он и должен был обитать сегодня весь вечер.

- За всё, - добавляю я, вкладывая в голос всю свою искренность.

Подзываю официанта, показываю ему жестом на свой пустой бокал и прошу повторить. Чувствую, что буду жалеть об этом с утра, но нужно же как-то заглушить перенесённый стресс?

- Хочется ответить тебе «всегда пожалуйста», но давай может всё-таки обойдёшься в следующий раз без подобных приключений? - усмехается Ковальчук. - Я ведь не всегда смогу успеть вовремя прийти на помощь. Ты хоть знаешь, кто это был?

- Понятия не имею. А кто?

- Герман Чернов – очень влиятельный человек в этом городе, с которым лучше не иметь никаких дел, - глухо отозвался Роман. - И я очень надеюсь, что с чтением у него всё очень туго, и он меня не узнал. Потому что никакой жены вот уже два года у меня нет.

Хочется ляпнуть в ответ: «знаю», но я вовремя прикусываю себе язык. Почему-то меня совсем не радует мысль, что Ковальчук может догадаться о моём повышенном интересе к его биографии. Пусть это и был всего один запрос в интернете. Да и не семейным положением я его интересовалась вовсе...

- Но судя по твоему выражению лица, ты это и так знаешь, - пристально рассматривает меня Рома, как будто сканируя малейшие изменения в моём взгляде и мимике.

Вижу, как он ещё больше напрягся после своих слов: тяжелый, чуть прищуренный взгляд серо-голубых глаз, челюсть сжата, а привычную улыбку с его лица будто бы стёрли ластиком. Сидит и выжидающе на меня смотрит.

А мне вот стало немного неуютно. Он, что действительно читает меня, как раскрытую книгу?! И вообще, чего он так напрягся? Я всегда умела держать в узде своё природное женское любопытство, поэтому лезть в его личную жизнь я точно не собираюсь!

- С чего ты взял? - я снова пытаюсь откопать в себе актрису. Хоть какую-то: не Мариинки, так хоть погорелого театра. Для убедительности даже немного хлопаю глазами. Не буду я сознаваться в том, что собирала о нём информацию в интернете. Обойдётся! Ещё возомнит себе чёрт знает что…

- А у всех, кто знает, вот такое выражение лица, как у тебя сейчас – смесь жалости, сочувствия и любопытства, - поясняет писатель и от каждого его слова так и веет холодом.

Молчу, не знаю, что сказать в ответ. Почему-то у меня возникло чувство, будто бы я невольно его оскорбила, зайдя на запретную территорию, где посторонним людям нет места. А как ни крути, я для Ромы совершенно посторонний человек.

- «Как же так? Такая любовь! Они ведь со школы были вместе…», - передразнивает Ковальчук воображаемых сочувствующих собеседников. – Знаешь, пару лет назад журналюги нормально так прошлись по этой теме. Вот только всё то, что они клепали в своих желтушных статейках – все это абсолютно мимо. Даже близко нет ничего похожего на правду. Поэтому если тебе интересно, можешь просто спросить. Лично.

- У каждого в жизни были свои раны, - пожимаю я плечами. - Но это вовсе не значит, что надо их бередить праздным любопытством. Если захочешь поделиться, чтобы выговориться и стало легче – я не против. Но специально я ничего спрашивать не буду. Мы же с тобой, как два случайных попутчика в поезде. Можем поведать друг другу всю свою жизнь, а потом сойти каждый на своей станции, и больше никогда не увидеться.

- Интересное сравнение, - усмехается Рома, снова впечатывая в меня этот пристальный взгляд серо-голубых глаз. Хочет понять вру я или нет? Ха! Надо озвучить ему сколько во мне сейчас бокалов вина, благодаря которым истина из меня так и рвётся наружу. Хотя нет, не буду, а то ещё начнёт отчитывать меня как за платье. - А главное очень правдивое.

Напряжение немного спадает. По крайней мере, мне показалось, что Ковальчук больше не сидит передо мной, как натянутая струна. Рассматривает меня, как диковинный экспонат в музее, пока я медленно потягиваю своё вино.

- Ром, а я ведь правда ничего о тебе толком и не знаю, - неожиданно для самой себя говорю я, - Мы когда заселились, я только тогда в инете посмотрела кто ты такой, что пишешь. Ну и про семейное положение на сайте тоже было написано. Но подробности о причинах твоего развода я не искала.

Ну вот, что я говорила? Истина всё-таки нашла выход наружу.

- А ты хочешь меня узнать?

- Что? - я даже опешила от такого вопроса.

Ковальчук сидит и улыбается, как ни в чём не бывало и совершенно не спешит развивать свою мысль.

- Ты знаешь, я как-то не очень умею сходиться с новыми людьми... У меня есть несколько подруг, с ними я могу быть собой. С новыми людьми нет... Я не очень люблю что-то рассказывать про себя, поэтому и к другим тоже не лезу с расспросами, - выпалила я в ответ, чтобы заполнить паузу и густо покраснела. Ну и к чему эти откровения? Кто тебя Штейнке за язык тянул, а? Может, человек в шутку вопрос задал, а ты ему вывалила всю подноготную, вопреки своим же последним словам.

Так всё, мне определённо больше не наливать!

- Предательство было, да? - спрашивает Рома. Или скорее констатирует факт, мягким обволакивающим голосом. Бесячей жалости и сочувствия я в нём не слышу, скорее искреннее понимание и сострадание.

Я от неожиданности вопроса аж немного поперхнулась глотком вина. Предательство? Разве можно, одним словом, назвать то, что тебя и всю твою жизнь разломали на тысячу осколков, каждый из которых разорвал тебя изнутри? Так что не хотелось ни жить, ни дышать, ни помнить… ничего не помнить.

А самое главное не любить. Больше никогда не любить.

- Можно сказать и так, - медленно говорю я, смотря Роме прямо в глаза. Если он и правда читает меня, как раскрытую книгу, то должен понять, что обсуждать я ничего не хочу. Ни здесь, ни сейчас, и ни в ближайшее время. И плевать, если в моём взгляде читается откровенная мольба. Не хочу я сейчас вытряхивать свою душу наружу! Не хочу!!

- Так, всё! Отставить грустные мысли, - улыбается Рома, поднимаясь. Берёт меня за руку. - Я ведь пришёл спасти прекрасную даму, и, значит, должен довести свой план до конца.

Чего?? Какой ещё план?

Рома тянет меня за руку, приподнимая вслед за собой из-за стола. Я в лёгком замешательстве. Что происходит? Куда он меня ведёт?! И смогу ли я сделать хоть шаг после того, как я влила в себя столько бокалов вина? Сидя было как-то комфортные, и я не так ощущала своё состояние.

- Что? Куда?.. – бормочу я, но Рома вряд ли слышит меня сквозь музыку.