Нарушенная клятва (ЛП) - Ларк Софи

— Как тебе ранчо? — спрашиваю я.

— Зависит от обстоятельств. Ты любишь лошадей? — говорит Рэйлан.

— Я никогда в жизни не трогала лошадей, — признаюсь я. — Я даже никогда не видела их вблизи. Наверное, это делает меня городским жителем или кем там еще.

— Салагой, — говорит Рэйлан, ухмыляясь. — Или неженкой.

— Не знаю, нравится ли мне что-нибудь из этого.

— Тогда, может быть, просто девушка, которая любит Чикаго, — говорит Рэйлан.

Мы сели в машину и вернулись ко мне, прежде чем я успела это осознать. Рэйлан рассказывает мне истории о ранчо. С ним легко говорить, а еще легче слушать.

Пока мы болтаем, Рэйлан начинает готовить, и, несмотря на то, что я ненавижу готовить, он уговаривает меня нарезать для него морковь.

— Я в этом деле дерьмо, — предупреждаю я его.

— Это потому, что ты неправильно держишь нож.

Он подходит ко мне сзади и кладет свои руки поверх моих. Его руки слегка шершавые и очень теплые.

— Нужно направлять лезвие вот так, — говорит он, показывая мне, как держать поварской нож, чтобы он резал морковь равномерными дисками.

От Рэйлана приятно пахнет, не дорогим одеколоном, как от Джоша. Просто мылом, стиральным порошком и чистым хлопком. В нем есть что-то естественное, что мне нравится. Он не наносит средства на волосы, они мягкие и беспорядочно уложенные. Он редко бреется, и у него мозоли на руках. Но все это кажется мне экзотикой по сравнению с загорелыми и ухоженными мужчинами, с которыми я обычно встречаюсь. Рэйлан мужественен по-другому, ему наплевать на свою одежду, машину и социальный статус.

Как обычно, когда я замечаю в нем что-то привлекательное, я чувствую желание отстраниться.

— Я поняла, — говорю я, беря нож в свои руки.

— Хорошо, — Рэйлан возвращается к обжариванию мяса, хорошо приправленного солью, перцем, луком и чесноком.

Он готовит нам пасту с томатным соусом, сделанным с нуля. Когда он это делает, все выглядит не так уж сложно, хотя я сомневаюсь, что смогу повторить хоть что-то из этого. Но это чертовски вкусно. Правильное сочетание насыщенного, острого, терпкого и ароматного.

— Кто научил тебя готовить? — спрашиваю я его.

— Все, — отвечает он. — Мой дедушка, бабушка, мама, папа, люди, которых я встречал в своих путешествиях… Это универсальный язык. Все любят вкусную еду. Ты можешь сблизиться с любым человеком за хорошей едой.

Думаю, это правда. Даже мы с Рэйланом, кажется, ладим, когда едим вместе.

Рэйлан, наверное, ладит со всеми.

Когда я впервые встретила его, то подумала, что он типичный самоуверенный солдат. Но на самом деле у него очень успокаивающий характер. Он знает, когда нужно говорить, а когда нет. Когда нужно просто помолчать. Он не всегда пытается наполнить воздух чепухой.

После ужина мы выходим на балкон, пристроенный к моей гостиной. Мы смотрим на огни города, другие высотки, каждая со своими отдельными световыми коробочками, представляющими офисы и квартиры, в каждой из которых живет какой-то другой человек, живущий своей жизнью. Потоки машин на дорогах внизу одинаковы, каждая из них везет человека в свой пункт назначения. Для них то, что они делают, является самым важным делом в мире. Для нас же это просто еще один свет, плывущий по дороге, такой же, как и все остальные.

Обычно эта мысль заставляет меня чувствовать себя изолированной и незначительной. Но сегодня я думаю, что большинство из этих людей, вероятно, идут домой к кому-то, может быть, чтобы приготовить пасту или посмотреть фильм. И даже если эти занятия обыденны, они мирные и счастливые.

— Ты часто видишься со своей младшей сестрой? — спросил меня Рэйлан ни с того ни с сего.

— Нессой?

— Да.

— Вообще-то, да, — говорю я ему. — Я встречаюсь с ней за обедом. Иногда я хожу посмотреть, над чем она работает в своей танцевальной студии, она хореограф.

— Данте рассказал мне, что случилось с ее мужем, с польской мафией.

Несса познакомилась с Миколашем, когда он ее похитил. В то время у нас был конфликт с польской мафией. В результате того, что я сначала приняла за стокгольмский синдром, Несса и Миколаш прониклись друг к другу чувствами. Он отпустил ее, что чуть не стоило ему контроля над своими людьми и собственной жизни. Несса вернулась к нему, и они поженились.

— Знаешь, что смешно? — говорю я Рэйлану.

— Что?

— Мне вообще-то нравится Мико.

Рэйлан смеется.

— Правда?

— Да. То есть, не пойми меня неправильно — он напряженный. Но он умный и безжалостный, и предан Нессе.

— А какая Несса? — спрашивает меня Рэйлан.

— Все, кто ее встречает, любят ее. Она похожа на твою маму, я думаю. Она всегда была такой. Даже когда она была маленькой, она не могла видеть, как кто-то грустит. Она делилась с тобой всем.

Я делаю паузу, размышляя.

— Иногда она раздражала меня, потому что она тоже могла быть ребенком. Слишком пассивной, слишком нежной, слишком желающей угодить моим родителям. Может быть, я ревновала. Она такая симпатичная, и я знаю, что меня…

— Что? — говорит Рэйлан.

— Очень много, — говорю я.

Рэйлан смеется.

— Но в любом случае, она выросла, переехала из дома моих родителей, вышла замуж. Она всегда была творческой личностью, и она создавала эти балеты, просто дикие и великолепные. Я ни черта не смыслю в танцах, но они действительно прекрасны. И я уважаю это. Не знаю, может быть, мы обе стали старше. Но теперь нам, кажется, есть о чем поговорить.

— Я тоже так чувствую, — говорит Рэйлан. — С моими братьями и сестрами.

— Правда?

— Да. Вы становитесь старше, и когда вы собираетесь вместе, вместо того, чтобы говорить о людях, которых вы знаете, и о том, чем вы занимались раньше, вы можете просто поговорить о жизни, о книгах, фильмах, о мире, и ты вырос, и они выросли, и все мелкие пустяки, из-за которых вы ссорились в детстве, больше не имеют значения.

— Точно, — говорю я.

Мы сидим на балконе уже долгое время. Я накинула на плечи одеяло, чтобы не замерзнуть, а Рэйлан просто надел свою обычную рубашку на пуговицах.

— Тебе не холодно? — спрашиваю я его.

— Нет, — отвечает он. Потом, через минуту, он усмехается и признается: — Вообще-то да, я чертовски замерз.

Мы возвращаемся в тепло квартиры, закрывая за собой раздвижную стеклянную дверь.

Мы с Рэйланом задерживаемся в гостиной, между нами возникает странное напряжение.

— Наверное, я пойду спать, — говорю я.

— Спокойной ночи, — Рэйлан кивает.

Я иду в свою комнату, чищу зубы и забираюсь под одеяло.

Но проходит много времени, прежде чем я действительно засыпаю. Я лежу там беспокойная и растерянная, задаваясь вопросом, почему я чувствовала себя такой расслабленной на балконе, но такой беспокойной сейчас.

Я проснулась от того, что кто-то рывком поднял меня с постели.

В воздухе черный дым, настолько густой, что я задыхаюсь и кашляю, а из глаз текут слезы. Я не могу сделать вдох.

— Ложись! — кричит Рэйлан, прижимая меня к ковру.

Здесь немного легче дышать, но не намного.

Рэйлан обвязывает одну из своих футболок вокруг моего лица, делая импровизированную бандану. Я слышу резкие трещащие и хлопающие звуки, и так жарко, что пот струится по моей коже.

— Что происходит! — прохрипела я. Горло саднит, даже если на лицо надета футболка.

Я ничего не вижу. Дым и жара усиливаются с каждой секундой.

— Нам нужно выбираться отсюда, — говорит Рэйлан. Он сдергивает одеяло с моей кровати, и простынь тоже.

Он накидывает одеяло на нас обоих и тянет меня за собой.

Когда мы выходим из моей спальни, нас встречает сплошная стена огня. Входная дверь, прихожая и кухня охвачены пламенем. Огонь бушует от пола до потолка, распространяясь на гостиную.

Жара неописуемая. Я не могу даже смотреть на это, иначе мне выжжет глаза. Мое тело кричит мне, чтобы я бежала, но бежать некуда.

— Мы в ловушке! — задыхаюсь я.

Мрачно, настойчиво, Рэйлан тянет меня к балкону.