Эйлин Форрест - Самый длинный выходной
Джоэль, уложив Гей, вернулся в комнату с самодовольным видом. Он встал у камина, улыбаясь широкой улыбкой.
— Мне понравилась малышка.
— Хм! — презрительно фыркнула Эйлин.
— Хотя это несколько утомительно.
— Что ты этим хочешь сказать?
Джоэль взглянул на ее застывшее лицо и сделал еще одну попытку завязать разговор.
— Симпатичное местечко ты выбрала. Кому принадлежит этот дом?
— Друзьям моих родителей, — кратко ответила Эйлин, думая о долгой прогулке в Гордон, возне с огнем, и о том, где высушить мокрую одежду Гей.
— О Боже, — воскликнула она. — Я забыла принести с улицы постиранное белье.
— Я помогу, — предложил Джоэль.
— Я сама. Ты не знаешь, где оно висит.
Эйлин поспешила в темный сад, поскользнулась на ступеньках и стала снимать мокрые вещи с веревок. Простыня ударила ее по лицу. Эйлин вздрогнула и, выругавшись, открепила ее, сняла пижаму Гей и побежала обратно в дом.
— Ты похожа на фурию, — засмеялся Джоэль.
— Я и чувствую себя такой. Эти вещи кажутся более мокрыми, чем когда я развешивала их.
— Гей все еще мочится в кроватку?
— Прошлой ночью — да.
Она не стала объяснять, что дома такие случаи крайне редки.
— Дай мне белье. Я развешу его своими сильными руками хирурга.
Эйлин сдалась и начала отогревать мокрые руки у огня.
— Где мне развесить их?
— В бельевой, самой первой комнате. Остальное белье, наверное, уже высохло.
Вернувшись, Джоэль сел на стул у камина, задумчиво посмотрел на Эйлин и сказал:
— Давай поговорим.
— О чем?
— О кораблях и башмаках, и сургуче — о тебе.
— Что обо мне?
— О том, что мне хотелось бы знать.
Начался злополучный разговор. Теперь Эйлин могла расквитаться с ним и говорить холодным и деловым тоном, как она планировала. И она кратко рассказала Джоэлю, что окончила курсы секретарей и теперь работает в офисе, а ее мать заботится о Гей, но теперь она (Эйлин) решила взять воспитание дочери в свои руки. Она нашла себе квартиру и ясли. Это было не совсем так, но Эйлин хотела показать, что она в состоянии сама планировать свою жизнь, совершенно ни в ком не нуждаясь.
Она не стала ему рассказывать о своих вечерних занятиях, о том, что она учится сейчас на декоратора, о том, что ее мать предложила удочерить девочку, и о ее преданности внучке, о горькой войне, идущей между ними за право воспитывать Гей, о том, что Эйлин живет в своем узком кругу, не зная мужского общества.
— Ну и компетентный же ты цыпленок, — с восхищением пробормотал Джоэль.
Эйлин оставила комплимент без внимания.
— Ты счастлива? — спросил, наконец, Джоэль.
— Счастлива? — фыркнула Эйлин.
— Извини. Глупый вопрос. Я хотел спросить, ты сожалеешь..?
— Что родила Гей? — На это у Эйлин был заранее приготовлен ответ: «Нет, я не жалею. Многие одинокие женщины имеют детей. Просто надо быть в курсе опасностей, которые подстерегают тебя».
Как неестественно прозвучали ее слова!
— Давай лучше поедим, — сказала Эйлин.
Джоэль молча съел яичницу с ветчиной, а затем спросил:
— Не хочешь ли спросить обо мне?
— Не очень. Твоя жизнь теперь не имеет ничего общего с моей.
Джоэль зло посмотрел на нее. Наконец, ей удалось растопить его сдержанность, и цивилизованная дипломатичность изменила ему.
— Тебе не интересно узнать, что я заключил брак без любви?
— Нет, — ответила Эйлин.
— Ее отец — владелец фирмы по производству I лекарств. Знаешь выражение: монополисты всего мира, объединяйтесь — вам нечего терять, кроме своих цепей!
Эйлин взорвалась яростным смехом.
— Я должен советовать своим пациентам покупать эти чистые-чистые лекарства, и мы заработаем кучу денег. Очаровательная девушка, ее зовут Дафния, а может Синтия. Я не в состоянии запомнить. Я зову ее просто милашка.
— Ты в своем репертуаре!
— Конечно, я рассказал ей о тебе и о моем маленьком внебрачном ребенке, моем крошечном диком дубочке, но у нее такая широкая натура, она не против.
— Заткнись.
— Мы собираемся купить красивый дом в Саррей с двориком, садом и коктейльным баром из бамбука, а у меня будет частная практика, потому что я буду встречаться с изысканными людьми, у которых утонченные жалобы вместо жалких бедняков с их бронхитами и варикозными венами.
— Послушай Джоэль, замолчи. Ты не забавляешь меня, а только действуешь мне на нервы.
— А я хотел тебя рассмешить. Раньше ты всегда смеялась над моими шутками.
Эйлин в отчаянии уставилась на него. Ей захотелось упасть в его объятия, погладить по волосам, ощутить его теплую щеку рядом со своей, прекратить обмениваться бесцельными словами, но между ними вырос непреодолимый барьер.
— Я устала, — пробормотала она.
— Это противная женская жалоба, я говорил тебе об этом раньше. Честно говоря, Эйлин, я хотел бы поговорить с тобой. Поначалу я сердился, когда ты швыряла телефонную трубку и не отвечала на мои письма. Но недавно — все стало по-другому. Я все время думаю о тебе. И о Гей. Ведь она все же и мой ребенок. А ты разве не вспоминала обо мне?
Она с трудом вынесла мольбу в его голосе, но вслух ответила:
— Едва ли. — И, чтобы подчеркнуть свое равнодушие, поставила тарелки в раковину. Да, прежде она всегда смеялась над шутками Джоэля. Смех оставался важным компонентом их любви. А теперь у Эйлин вместо сердца холодная, каменная пустота, и виноват в этом он, Джоэль. Она с трудом сдерживала слезы.
— Я собираюсь принять ванну и лечь спать, — вызывающе сказала она.
Джоэль ничего не ответил. Он смотрел на огонь.
Эйлин с трудом смотрела на него. Должно же быть нечто такое, что сломало бы преграду между ними.
Эйлин нашла несколько одеял в бельевой и бросила их на софу.
— Спокойной ночи, — произнесла она.
— Спокойной ночи, любимая.
И снова ее посетило непреодолимое желание упасть в его объятия. Слово «любимая» напомнило ей обо всех его остальных выражениях нежности и привязанности: красивая куколка, милый цыпленок, гранатик, ангельское личико, любимая. Но она не дала сердцу увлечься воспоминаниями и ушла на кухню, специально затворив за собой дверь.
Эйлин, как ни странно, спала, как убитая, а когда проснулась, то увидела, что слякоть сменилась выпавшим за ночь снегом. Блэкхилл, что в переводе означает «Черный холм», превратился в «Белый холм», и овцы разгуливали по его мягкому искрящемуся снегу, как серые шарики.
Где-то в глубине души Эйлин почувствовала проблеск надежды, несмотря на вчерашний трудный разговор.
Из комнаты Гей не было слышно ни звука, поэтому Эйлин быстро оделась и пошла на кухню, решив покончить с делами, прежде чем дочка проснется.
