Разия Захир - Невольница
— Почему же она отказывается? Зачем устраивать эту неприличную сцену? — недоумевала Нафис.
— Она же индийская женщина. Как она может пойти танцевать, если нет на то воли супруга?
— Но ведь муж разрешил ей.
— Это он только так, на людях. А, видишь, палец на бокале с виски говорит совсем другое. — И Салман положил палец на бокал, потом снял его и так повторил несколько раз. — А это значит: берегись! И если она не послушается, кто знает, что произойдет сегодня в обитой шелком и муслином спальне?
Теперь Нафис не спускала глаз с этой группы. В самом деле, муж как-то странно играл пальцем по бокалу. И все же она не поверила, рассмеялась и спросила Салмана:
— А ты откуда все это знаешь?
— Я ведь говорил, если б мне вместо изучения юриспруденции доверили заняться выведением на чистую воду темных делишек этих людей, вы узнали бы многое-многое…
Но тут заиграл оркестр.
Со всех сторон поднялись пары и потянулись в зал, поближе к оркестру. В воздух вздымались разноцветные шлейфы, по сверкающему полу, залитому ярким светом, метались силуэты дам. Прижавшись друг к другу, танцующие, опьяненные близостью, кружились по залу, следуя капризу мелодии.
Потом из-за занавеса выпорхнула тоненькая накрашенная певичка-англоиндианка. Ее измученное и грустное лицо под толстым слоем краски бросалось в глаза пятнами румянца.
Она подошла к микрофону.
Мой любимый, приди,
Сегодня я все забуду, прощу,
Я забуду о самой себе,
Забуду про землю и небо…
У нее дрожал голос.
Не вспомню сегодня о смерти,
Забуду всех, кроме тебя.
Так приди, мой любимый,
Сегодня я все прощу…
Она пела, и ее худенькое тело извивалось в такт песне, глаза закрылись, словно у нее кружилась голова и она вот-вот упадет в обморок.
Но песня становилась все живее, задорнее, а вместе с песней быстрее двигались пары. Теперь в зале царило всеобщее забвение, пьяное и бесшабашное.
Салман попросил разрешения у Нафис и тоже отправился танцевать. Нафис поставила на стол бокал с апельсиновым соком, взяла сумочку и стала медленно пробираться между танцующими к балюстраде веранды. Оттуда было хорошо видно озеро.
На небе висел месяц, похожий на ломтик дыни. Здание клуба затеняло берег, но кое-где в свете огней отражались камни и галька. Лодки приближались к берегу, отплывали или тихо покачивались у причала. Мальчишка-горец подогнал свою огромную лодку почти к веранде и зазывал пассажиров. Парусные яхты клуба, на которых катались только днем, стояли неподвижно и уныло, с парусами, намотанными вокруг мачт. Издали слышались плеск и бурлящее ворчание разрезающих воду весел.
Нафис стояла, прислонившись спиной к колонне. Этот уголок клуба был необитаем, хотя и сюда доносились крики, смех, музыка и шум из танцевального зала. Голос певицы-англоиндианки был здесь чуть слышен.
Мой любимый, приди,
Сегодня я все позабуду… кроме тебя…
Сегодня из Лакнау вернулся Джавид. Он дважды по ее просьбе ходил к Юсуфу, но оба раза не застал его дома. В первый раз мать передала, что Юсуф ушел в университетскую библиотеку. И это вполне естественно — не знал же он, что кто-то придет от Нафис. А второй раз? И во второй раз Джавид не застал его дома. Мать Юсуфа послала ему из дому со слугой конверт и корзинку с дынями, а также тысячу извинений Юсуфа — у него на это время было намечено какое-то собрание, и он не мог не пойти, так как он избран секретарем.
Нафис сжала сумочку.
Там конверт… В нем письмо от Юсуфа, всего несколько строчек. Он благодарил Нафис за поздравление, которое она ему послала по поводу окончания университета. Писал он и о беспокойстве в связи с поисками работы, немного о матери и об Ахтар… Вскользь упоминал о какой-то Суман, ее смелости, благородстве и уме и ни слова о ее внешности.
Кто такая Суман?
Если б Юсуф любил ее, он прямо написал бы об этом. Хотя как знать? Может, поэтому и не написал. Но почему Юсуф должен что-то скрывать от нее, зачем ему скрывать от нее правду?
«Мне хочется, чтобы она позанималась с тобой музыкой, когда ты вернешься из Найниталя. На радостях, что я закончил университет, мама устроила обед. Приходила и Суман. Она пела. Я не могу передать ту боль и страдание, которые звучали в ее голосе…»
«Зачем он это пишет?»
Кончился танец, Нафис очнулась от грез. Она огляделась и медленно побрела к дивану, где сидела до этого, положила сумочку и взяла свой стакан с апельсиновым соком.
Мимо, насвистывая, шел Салман. Он откровенно удивился, увидев ее за столиком.
— Хелло! Неужели ты с тех пор сидишь здесь? Идем со мной, я познакомлю тебя с Аминой.
— Что за Амина? — уныло спросила Нафис.
— Я расскажу тебе о ней. Идем.
Нафис встала и со стаканом направилась за ним.
Посредине галереи, прислонившись спиною к стене, одиноко стоял человек среднего роста и потягивал виски. Ему было лет тридцать пять — сорок, черная повязка закрывала один глаз. Увидев его, Салман улыбнулся. Тот ответил взмахом руки. Салман шел медленно и рассказывал:
— Это сын раджи Ратипура. Ты заметила повязку? Он ранен. Современный способ разрешения споров! Он утверждал, что Саида здесь красивее всех, а Удай Синг возражал и говорил, что нет, красивее миссис Чопра.
— Саида? Та, у которой дядя министр? Так она и в самом деле красавица, этот господин говорил истинную правду, тут и спорить не о чем, — сказала Нафис.
— Ты же не видела Амину. Поэтому-то я и хочу вас познакомить. Пройдем вот сюда. — И Салман стал пробираться между стульями в банкетный зал.
Нафис шла следом, робея под оценивающими взглядами, которые бросали на нее мужчины. Они прошли в отдаленный уголок зала, скрытый колоннами от посторонних взглядов. У стены полукругом стояли мягкие кресла, а перед ними несколько низких столиков. Здесь собрался интимный кружок.
В центре восседала ослепительная молодая особа в дорогом сари фисташкового цвета и парчовой блузке, усеянной искорками мелких бриллиантов. Каждый раз, когда она поднимала глаза, в них отражался блеск бриллиантов и рассыпался тысячами искр. Она держала стакан виски и подшучивала над сидевшим рядом господином.
Салман представил ей Нафис.
— Амина! Это моя сестра Нафис. Она все хотела познакомиться с вами, вот я и сказал ей, что с восьми утра до часу ночи вы принимаете в клубе…
Амина рассмеялась.
Нафис хотела извиниться за бесцеремонность Салмана, но та не дала ей этого сделать. Она дружески взяла Нафис за руку, легонько потянула ее к себе, усадила рядом и сказала:
