Линн Пембертон - Затмение
– Ну ладно, малышка, на сегодня хватит.
Няня подняла орущую девчушку и завернула ее в мохнатое полотенце, которое предусмотрительно держала на коленях. Быстро и умело она обтерла крохотное тельце, ловко держа малютку в своих надежных руках.
Сирена шагнула к ней.
– Дайте ее мне.
Крепко прижимая к себе Люсинду, Сирена нежно гладила ее щечку, любовно изучая каждую черточку лица дочери.
Выливая воду из ванночки в раковину, няня Барретт делилась с ней своими наблюдениями.
– Она хорошо спала, просыпалась всего два раза. Для ребенка ее возраста неплохо. Сегодня утром я ее взвешивала, она прибавила две унции.
– Прекрасно, Элизабет, – похвалила ее Сирена, не отрывая глаз от Люсинды.
Она поднесла дочь ближе к лицу, чтобы почувствовать нежный, свежий запах младенческой кожи, и запечатлела поцелуй на макушке.
– Скоро ты увидишь своего папочку, и я не сомневаюсь, что он будет сходить по тебе с ума.
Так и случилось.
Николас полюбил дочь без памяти с того самого момента, когда несколькими часами позже впервые вошел в детскую вместе с Сиреной, которая вынула спящую Люсинду из колыбельки.
– Дорогая! Она необыкновенно мила, я не видел таких очаровательных детей. – Затаив дыхание, он бережно взял Люсинду на руки и взволнованно прошептал: – Но она такая маленькая… и хрупкая.
– Не беспокойся, Николас, она не сломается, – смеясь, уверяла мужа Сирена.
Люсинда открыла глаза и воззрилась на Николаса.
– У нее твой цвет глаз, дорогая. – Николас говорил очень возбужденно, словно совершил великое открытие.
– Я знаю, – Сирену рассмешила реакция мужа. – Но цвет глаз ребенка обычно впоследствии меняется. – Она подумала: интересно, изменится цвет глаз Лавдэй или останется такой, как у ее отца.
Николас в восхищении не сводил глаз с дочери, его переполняла охватившая все его существо любовь. Когда Люсинда захныкала, у него перехватило дыхание.
– С ней все в порядке? – беспокойно спросил он.
– Положи ее. Думаю, ей просто захотелось немного покоя, – предположила Сирена, отбирая у мужа дочь. Она положила ее в историческую кроватку, где почивали многие поколения маленьких Фрейзер-Уэстов, включая и Николаса.
Супруги тихо вышли из детской. Сирена сопровождала Николаса по широкой лестнице, а затем по вымощенному камнем коридору в библиотеку – ее любимую комнату. Чтение было ее страстью с детских лет.
Был вечер, угасали последние отблески дня; в дальнем углу сада, где рос могучий кедр, уже сгустилась тьма. Сирена задернула шторы. Они бесшумно сомкнулись; в эту минуту со своей обычной почтительной улыбкой вышколенного слуги, ждущего приказаний, вошел Клайв.
– Вы меня звали, сэр?
– Да, Клайв. Думаю, нам понадобится бутылка шампанского. Того сорта, что любит моя жена. Как ты на это смотришь, дорогая?
– Прекрасно, – горячо поддержала мужа Сирена.
– Только проследи, чтобы оно было как следует охлажденным, Клайв. Последний раз шампанское никуда не годилось.
– Понимаю, сэр. Я позволил себе уже с утра положить бутылку на лед.
– Меня от него бросает в дрожь, – сказала Сирена, когда слуга удалился.
Николас фыркнул.
Сирена хорошо знала эту реакцию мужа, подобный звук предшествовал очередному самоуверенному заявлению.
– С чего это у тебя такое глупое предубеждение, дорогая? Клайв поступил к нам с прекрасными рекомендациями и, на мой взгляд, он безукоризненный слуга.
– «Глупое предубеждение» – следствие такой известной вещи, как интуиция. И, если помнишь, иногда она у меня срабатывала.
Николас фыркнул еще раз. Надув щеки, он собрался сделать очередной выпад, но тут вошел Клайв, неся на серебряном блюде в ведерке со льдом бутылку шампанского «Крюг» и два бокала.
– Спасибо, Клайв. Можете идти. – Отпустив слугу, Николас сам наполнил бокалы до краев.
Сирена зажгла свечу. Мерцающий свет подчеркивал бледность ее осунувшегося лица.
Казня себя за то, что оставил жену в такое трудное для нее время, Николас мысленно поклялся, что сделает все, чтобы сгладить свой промах. Для начала он протянул ей бокал шампанского.
– За Люсинду!
Они выпили и сели на удобный старинный диван.
Взяв руку жены, Николас нежно перебирал ее пальцы.
– Бедная моя, как тебе досталось. Никогда не прощу себе, что в такое время оставил тебя одну.
– Не вини себя, Ники. Разве ты мог знать, что роды начнутся раньше срока.
Сирена вздохнула, словно ей наскучило повторять всем одно и то же. Действительно, за последние несколько дней она много раз рассказывала друзьям, родным, слугам, своему врачу и акушерке историю, которую сочинили они с миссис Нейл, стараясь ничего в ней не менять.
Второй ребенок, по этой версии, родился мертвым.
Акушерка сделала все возможное, но, не имея под рукой всего необходимого, не смогла спасти жизнь сестре Люсинды.
– Представляю, как больно было тебе потерять ребенка при таких обстоятельствах.
Боль и сейчас не утихла, печально подумала Сирена, в то время как Николас предавался самобичеванию.
– Как жаль, что меня с тобой не было. Все могло бы сложиться иначе. Во-первых, я не позволил бы тебе ехать одной.
Взгляд Сирены упал на их свадебную фотографию в серебряной рамке, и она в первый раз обратила внимание на свое несколько растерянное выражение лица.
– Повторяю, не вини себя ни в чем, Николас. Даже твое присутствие не могло бы ничего изменить. Новый «рейндж-ровер» свел меня с ума, мне не терпелось сесть за руль. Ты ведь знаешь, какой я могу быть упрямой. Мог бы и не удержать меня.
Сирене удалось несколько заглушить чувство вины у мужа – тот почувствовал себя гораздо лучше.
– Ты права. Если тебе что-то втемяшится в голову, тебя ничто не остановит.
Он широко улыбнулся. Сирена от всей души надеялась, что теперь Николас успокоится и не станет больше говорить на неприятную для нее тему. Она не хотела ничего больше об этом слышать.
Николас допил свое шампанское.
– Что было, то было. Забудем о прошлых бедах.
– И я того же мнения. У нас прекрасная дочь. Не надо сыпать соль на рану. Второй девочки не вернуть. Надо думать о будущем.
Сирена не сомневалась, что Николас сумеет вскоре вытравить саму память о своей вине – это ему всегда удавалось. Он, несомненно, любил ее и хотел постоянно доставлять ей удовольствие. Очень скоро, буквально на днях, он преподнесет ей изящный футляр. Она откроет его и радостно вскрикнет, изобразив крайнее восхищение при виде бриллиантового колье, или, быть может, какого-нибудь старинного украшения, которое пополнит ее коллекцию драгоценностей.
Раньше такая перспектива по-настоящему радовала бы ее, но теперь оставляла совершенно равнодушной. Все это означало только одно: ничего не ведающий Николас будет пребывать в состоянии полного блаженства. Сирена почти завидовала ему.
