Кей Грегори - Невесты Шерраби
Услышав этот вздох, Зак усмехнулся, взял поднос и вслед за Эммой пошел на веранду.
— Харви никак не может забыть, что я сожгла его любимый кофейник, — сказала Эмма, когда они расположились в креслах с бледно-желтыми подушками. — Но я действительно умею варить кофе.
— Конечно, умеешь, — кивнул Зак.
Его снисходительный тон Эмму ничуть не успокоил.
Они пили кофе в молчании, которое можно было бы назвать дружеским, если бы Эмма не ощущала близости Зака и не думала о том, что стоит шевельнуть рукой — и ее пальцы коснутся его бедра.
Когда солнце приблизилось к линии горизонта и на траву упала длинная тень от дома, они слушали шум волн, разбивавшихся о скалы, и следили за бежавшими по небу пурпурными облаками. А когда поднялся ветер и начало темнеть, Зак сказал, что пора возвращаться в дом.
Без всякой просьбы он отнес на кухню остатки кофе и поднялся наверх. Эмма пошла за ним.
Добравшись до лестничной площадки, он вежливо пожелал ей спокойной ночи и открыл дверь своей комнаты.
Эмма смотрела на него с тоской, которую не могла скрыть. Он был такой смуглый, такой красивый, такой желанный… Но стоило девушке шагнуть вперед, как Зак посмотрел ей в глаза и отвернулся.
— Зак… — Она протянула руку.
— Нет, — ответил он и решительно закрыл дверь перед ее носом.
Будь он проклят. Он даже не знал, что она собирается сказать. Правда, она и сама этого не знала. Но Зак явно догадывался, что у нее на уме.
Что поделаешь, Эмма Колфакс, он совершенно прав, решила она, закрыв дверь собственной спальни и подойдя к высокому окну с видом на скалы. Разве он мог не догадаться, что ты хочешь его… и хотела почти всю свою сознательную жизнь?
Она открыла окно и прислушалась к знакомому шуму волн и шелесту листьев у теннисного корта — к тем ночным звукам, которые обладали способностью успокаивать ее. Еще в детстве, когда требовалось хорошенько подумать, она стояла у этого окна и вдыхала в себя свежий соленый воздух. А сейчас ей требовалось подумать серьезнее, чем когда-либо.
Зак был здесь, всего лишь в нескольких ярдах от ее двери. Он был по-прежнему недоступен… с той разницей, что на этот раз в доме не было ни души. Харви можно не опасаться. Во-первых, он спит как сурок. А во-вторых, он единственный человек на свете, который видит в Эмме ангела, не способного на дурной поступок. Сожженный кофейник не в счет.
Эмма высунулась в окно. Может, Зак тоже не спит? Едва ли. Он полдня провел в самолете. Наверное, лежит в постели и видит десятый сон. Она жадно облизала губы. Завтра. Завтра будет достаточно времени, чтобы привести свой план в исполнение. Он пробудет здесь как минимум неделю. Может быть, дольше. И если она, которая смогла соблазнить самого Ари Андракиса, за эту неделю не сможет преодолеть сопротивление Зака, то…
Эмма закрыла окно и поплелась к своей широкой одинокой кровати. Если она не сможет преодолеть сопротивление Зака за неделю… Нет, это неубедительно. Она хочет Зака. Стало быть, говорить больше не о чем. Она получит то, что хочет.
Час спустя она все еще не могла уснуть и смотрела в потолок, озаренный лунным светом.
Такая же луна светила три года тому назад в Шерраби, когда она так же лежала без сна, прислушиваясь к кваканью лягушек в озере и, как всегда, мечтая о Заке, который неожиданно приехал на уик-энд.
Кент прибыл мрачный, без Саманты, никого не предупредив заранее. Увидев Эмму, он просветлел и улыбнулся. А затем створки закрылись вновь, он отвернулся и стал играть с Риппером.
Позже, когда Эмма беспокойно ворочалась в постели, лягушачью какофонию перекрыла странная тоскливая мелодия. Она влетела в раскрытое окно и заставила растерянную Эмму прислушаться, а затем встать.
Мелодию она не узнала, но инструмент был ей знаком. Она нахмурилась. Музыка доносилась из леса. Лес Шерраби. Когда-то она считала его волшебным.
Зная, что это глупо, но подчиняясь некоему гипнозу, который ее родственники назвали бы простым любопытством, Эмма натянула джинсы, свитер и вышла наружу. Стояла теплая июньская ночь, ветра почти не было, и ничто не мешало ей слышать разносившиеся в тишине печальные звуки.
Когда Эмма добралась до опушки, она уже обо всем догадалась.
Зак сидел на замшелом пне. Эмма не видела мха, но знала, что он там есть. Лунный свет, пробивавшийся сквозь ветви, едва освещал лицо музыканта. Подойдя ближе, Эмма увидела, что Зак держит в руках губную гармошку. Мелодия, которую он играл, больше не была полна безымянной грусти, но превратилась в знакомые звуки песни об озере Лох-Ломонд.
Заслышав треск веточки под ногой Эммы, он повернул голову, но продолжал играть.
— Я больше никогда не встречусь с милым на чудных берегах Лох-Ломонд… — тихонько пропела Эмма.
Зак опустил губную гармошку.
— У тебя хороший голос, — сказал он.
— Я люблю петь. Иногда. Когда есть о чем.
— Петь можно о чем угодно, — проворчал он.
— Неправда. Зак, что ты здесь делаешь?
— Разве не видишь? Играю на губной гармошке.
— Да, но почему? Почему здесь, сейчас, в середине ночи?
— Может быть, я Пестрый Флейтист[11], — сказал он. — Ты пришла.
— А ты хотел, чтобы я пришла?
— Нет. — Его резкость заставила девушку отпрянуть. — Я женат, Эмма.
— Я знаю. — Она прислонилась к стволу дерева и сунула руки в карманы джинсов. — Почему ты без Саманты?
Зак не ответил, но когда Эмма повторила вопрос, обронил:
— Она хотела побыть одна.
Эмма ничего не понимала. Если бы она была на месте Саманты, то не прожила бы без Зака ни минуты. Он не был шумным человеком, от которого можно устать. Но она не видела лица Зака и не хотела спрашивать, почему не клеится его семейная жизнь. Вместо этого она спросила:
— Ты пойдешь домой?
Он встал, взял за руку и поцеловал удивленную девушку в лоб.
— Да, — сказал он. — Да, крошка Эмма. Иду.
Когда они бок о бок шли через поле, не прикасаясь друг к другу, Эмма тихо сказала:
— Я не маленькая, Зак. Во мне пять футов восемь дюймов[12].
Он засмеялся.
— Я не имел в виду рост.
— И по возрасту тоже. Мне двадцать один год.
— Знаю. А мне почти тридцать. И я женат.
В тот раз Зак едва не признался, что видит в ней женщину.
Три месяца спустя Кент сказал Саймону, что они с Самантой подали на развод.
Теперь, три года спустя, на другом континенте, Эмма лежала, обняв себя за плечи, и думала, что настала пора подумать о будущем. Эти три года были слишком долгими. Она могла бы ждать и дольше, но нужда в этом миновала. Девушка пролежала несколько минут, еще раз просчитывая в уме варианты, а потом повернулась на бок и закрыла глаза.
