Алина Политова - Изумруд
— Ну да, я знаю. — Промямлила я для поддержания разговора. Слишком это было
непросто — поддерживать разговор и одновременно бороться с мыслями о сексе.
— Ты была ночью в Большом Доме недавно. — Неожиданно произнес он немного
изменившимся голосом. — Скажи мне зачем.
Ну вот, доехали-приехали. С этого и надо было начинать. Разговор ступил на
опасную почву, и это немного меня отрезвило. Лишь немного. Странная такая есть у
меня черта — когда меня на чем-то подлавливают, я начинаю кусаться. Или я уже говорила это?..
— Я не знала что это запрещено. — Твердо сказала я. И сама себе порадовалась. По
крайней мере, контроль над телом возвращался. — Тем более я услышала крик Рене.
Так кричат люди, когда им больно.
— И ты как отважная тигрица кинулась ей на помощь? — С насмешкой спросил он. —
Зачем, Клер? Что тебе до нее? У нее своя жизнь — у нас с ней своя жизнь. И никто
не должен переступать границ этой нашей с ней жизни. — В его голосе не было
угрозы, и это совершенно сбило меня с толку.
— Я не собираюсь переступать ваши границы. Я даже думать не хочу о том, чем ты
там с ней занимаешься, но если она позовет меня на помощь, я сделаю все что
смогу. Я ее не оставлю, понимаешь? — Неожиданной отвагой сказала я. Как будто кто-то посторонний управлял моими мыслями и моими голосовыми связками. Я знала, что могу заткнуть этого чужака в себе, но почему-то не сделала этого.
— Как мило это у тебя получается. — Прошептал он. И тут же без предисловий: — Клер, мне кажется, она влюблена в тебя.
От растерянности я забыла про свою защиту и беспомощно вскинула глаза, тут же
получив ожог от его взгляда. Он уже не улыбался. Смотрел пристально и задумчиво,
будто изучая что-то в моем лице.
— Что…
— Ты сокровище, Клер.
— Сокровище? — не поняла я. Не помню, чтобы кто-то называл меня так.
— У Рене тонкий вкус. Долгое общение со мной привило ей любовь к
по-настоящему изысканным вещам. И она сразу увидела, что ты алмаз, случайно
попавший на нашу помойку, где валяются только красивые конфетные обертки. Вряд ли ты заметила, но ты стала душой этого места, у которого изначально не было и не
должно было быть души. Потому что мы не стремились к этому. Потому что, не
смотря на то, что ты видишь вокруг, на самом деле здесь есть лишь я и она, Рене.
А остальное… дешевые яркие картинки, которые радуют глаз — и только. И сам
Изумруд — это только декорация. Я не любил его никогда, Рене не любила его
никогда. Это всего лишь пространство где мы обитаем. Но ты, Клер!.. Ты почему-то
полюбила это дурацкое место, увидела в нем что-то, скрытое от нас, какое-то
таинственное очарование, которое теперь начинаю видеть даже я. — Он заметил мой
изумленный взгляд и снисходительно покачал головой. — Ты не понимаешь откуда я
знаю обо всем этом? — Камеры, Клер. Я очень часто наблюдал за тобой. Я видел
странный свет в твоих глазах; я видел, как
по утрам вздрагивают твои ноздри когда ты выходишь на порог своего дома и
делаешь с таким наслаждением первый вдох; я видел, что шипы ежевики скользят по
твоим ногам, не оставляя следов… Ты срослась с этим местом, стала его душой, -
он усмехнулся и вдруг отвел глаза, — знаешь, недавно Рене сказала мне — "Ты
знаешь как пахнет утро? — Мокрой бумагой и озоном. Почему Клер это нравится?" И
тогда я понял, что кое-что в жизни мы упустили. И некоторым вещам я не смог научить Рене… — он задумчиво нахмурился, но тут же вернулся в реальность. — Хотя я не о том хотел, на самом деле мне надо тебя предупредить насчет нее. В чем-то она взрослая, взрослее нас с тобой. Но она все равно совсем еще дитя. Как ребенок требует свою игрушку здесь и сейчас, не взирая на сложности и препятствия. И игрушка эта, Клер — ты. Понимаешь о чем я?
Открыв рот, я впитывала в себя каждое его слово. Голос Поля проникал вглубь
меня, в самое сердце и прожигал там сияющие дорожки. Пусть оказалось, что за
мной следили, пусть меня сравнивали с игрушкой, вещью, пусть что угодно, но никогда в
жизни никто не называл меня сокровищем, никогда никто не проявлял такого
внимания к моей глупой никчемной персоне, не пытался заглянуть мне в душу — да
кому нужна была она, эта моя душа! Только Рене и Поль… Да, я изменилась. Изумруд изменил меня, но я знала, что чудо закончится, стоит мне выйти за ворота. Снова я облачусь в тесные майки и джинсы и стану Светой Медниковой, дочерью (ой, это того самого?!!) Левы Мендикова и сестрой Лолиты Лори (что правда, ты правда сестра той самой
Лолиты????). И это приводило меня в отчаяние. Но сейчас, пока я все еще
оставалась Клер, пока я все еще оставалась Дианой-охотницей — возлюбленной
цыгана, девочки и собаки — я не верила, что на свете существует Света Медникова.
И я хотела слушать голос Поля бесконечно.
— Что с тобой? — Поль участливо коснулся моего плеча.
— Просто… странно это слышать. — Тихо отозвалась я. Теперь уже я не боялась
смотреть в его глаза. Со сладостным упоением тонула я в них, и мир вокруг нас
куда-то исчезал, растворялся, оставляя меня наедине с этими глазами…
— Что — странно? — Не понял он.
— То, что я сокровище и все такое… я никогда этого не знала. — Я улыбнулась.
Поль вздохнул и покачал головой.
— Ах, Клер, ты так отважна и в то же время так уязвима. Твоя искренность… странно, тебе совсем не хочется притворяться кем-то другим, как все здесь делают. Наверное ты редкостная лентяйка. — Не спуская с меня глаз, он взял мою окровавленную руку, поднес ее к лицу и осторожно потерся щекой, оставляя на своей коже бороздки моей крови. В этом было что-то такое, от чего сердце мое подскочило под самое горло и я едва не кинулась на моего сладострастного мучителя. Но он быстро отпустил мою руку и, принялся что-то рассматривать на земле. Потом сказал:
— Я лишь хочу предупредить тебя, Диана-охотница. Будь осторожна с Рене, ведь все
совсем не так как ты думаешь, все намного глубже и опасней. Для тебя. И для нее
быть может. Ты разбила самое искушенное сердце, но порой даже я не могу понять
какие чудовища живут в этом сердце. Оно слишком мудрое, чтобы быть юным, но оно
юное… И в этом проблема, Клер. Зная о жизни и об окружающем мире очень многое,
Рене в то же время не имеет своего жизненного багажа, опыта, чтобы уметь
разложить все по полочкам в своей голове, сопоставить практику и теорию. Из-за
этого противоречия у нее родилась собственная логика, собственная мораль,
