Элизабет Беверли - Любовь не умирает
— Чему? — удивилась она.
— Тому, что произошло сейчас, — пояснил Джек, смущенный ее изумлением. — И я… приношу свои извинения. Я… не имел права…
— Ты приносишь извинения… за это? — Джорджия не верила своим ушам.
— Ну да. Я ведь… ты не… я совсем не… Чем больше он так мямлит, тем хуже. Ему бы помолчать, собрать безумно мечущиеся мысли, выхватить из них хоть одну-две разумные… Но свистопляска у него в голове не утихала.
— Ты просишь извинения, что целовал меня? — тихо-тихо произнесла она.
До него дошло наконец, что он наделал. Джек быстро подошел к ней и ласково провел ладонью по ее пылающей щеке. Она изумленно раскрыла глаза, покраснела еще больше и судорожно вздохнула, когда он прикоснулся большим пальцем к ее губам.
— Нет, Джо, нет, — так же тихо ответил он. — За это — нет. Ни за что из того, что произошло сегодня, я не прошу извинения. Я имел в виду… я сожалею, что получилось вот так. Первый раз… я не должен был… торопиться. Все должно быть… по-особенному.
— Так ты полагаешь, первый раз еще будет? — Голос ее дрогнул и будто осип.
— Да, полагаю. А скорее всего, и второй, и третий. — Он улыбнулся. — А если нам по-настоящему повезет — и четыре миллиона пять тысяч восемьдесят седьмой.
Сквозь закипавшие слезы она улыбнулась ему в ответ.
— Готова поспорить, он будет таким же особенным, как и первый.
— Итак, мы возвращаемся к…
Она вопросительно взглянула на него, а он — на дверь комнаты Ивена: доносившиеся оттуда жесткие ритмы (тяжелый рок семидесятых), хорошо ему знакомые, надежно заглушали все, что он собирался ей сказать.
— ..к первому разу. Какие у тебя планы на завтра?
Она вздрогнула.
— Я… э-э… утром я занята в больнице. К полудню освобожусь.
— Вот и отлично. Жди меня в вестибюле «Блефа» в половине первого.
— Мы пообедаем вместе?
— Помимо всего прочего. — На этом лучше остановиться, решил он. По крайней мере сейчас.
Глава 7
Она договорилась о свидании… Лишь эта мысль крутилась у Джорджии в голове. Два дня назад она и не помышляла об интимных отношениях. А теперь вот назначила время, когда встретится с мужчиной у него в номере отеля.
С первой их встречи она почувствовала, что Джек Маккормик каким-то образом изменит ее жизнь. Но в конце-то концов, они ведь всего лишь условились вместе пообедать, унимала она себя. И от этих заверений только чувствовала, что глупеет окончательно. Ну да, обед, как же! Всем своим естеством она ждет завтрашнего дня, она хочет этого, как жаждут отведать редкого лакомого блюда.
Повертевшись и покрутившись в постели, она взглянула на красные святящиеся цифры часов: половина второго, а она никак не может заснуть! Обычно-то спит крепким сном уже через пятнадцать минут после того, как ложится. Как правило, она укладывается в одиннадцать, вымотанная до изнеможения. Сегодня же читала до полуночи и все убеждала себя успокоиться, подумать о сне. И все равно лежит сейчас, не в силах забыться, и размышляет о своих моральных устоях.
Из-за стены доносятся приглушенные басы завывающих гитар; правда, ее пощадили — музыка стала тише, как только она удалилась к себе в спальню. Это будет продолжаться еще как минимум час, а утром ей придется умолять Ивена проснуться, обещая ему на завтрак какое-нибудь лакомство. Ее приемный сын сова, и ничего с этим не поделаешь. Таким же был когда-то и Джек Маккормик. Они так похожи друг на друга, что даже страшно становится. Возможно, именно этим отчасти объясняется возникшая между ними неприязнь. Вот странно: двадцать лет назад на пути Джека встал ее отец, теперь — сын. Сложится ли все на этот раз по-хорошему или событиям суждено повториться, только в иных формах?
А что, если Джек уедет из Карлайла, как и много лет назад? Ведь и сейчас он не делает тайны из того, что его присутствие здесь временное. А когда соберется уезжать, опять даже не попрощается? Не спросит, хочет ли она уехать с ним? На этот вопрос у нее еще нет ответа. У Джека в Вашингтоне процветающее дело, своя жизнь. Вообще-то это не так уж далеко, но она живет здесь, в Карлайле. Всегда жила и будет жить впредь. Независимо от того, присутствует ли в ее жизни отец, дом ее — в Карлайле. Здесь ей хотелось бы состариться, здесь найти последнее упокоение, когда все будет сказано и сделано.
Теперь здесь и дом Ивена. Родился и рос он в Ричмонде, потом целый год жил на улице, а теперь, став ее приемным сыном, доволен жизнью в Карлайле. Нет, она не готова пожертвовать тем, что они с таким трудом воздвигли, только потому, что Джек вернулся и между ними что-то возникло. Откуда ей знать, как сложатся их отношения? И что делать, если не сложатся? Перевернувшись на бок, она загляделась на луну, светившую в окно. Так что же ей делать, если не сложатся?
В час тридцать ночи Джек сидел у себя в номере за столом, изучая столбики цифр, и слушал треск, доносившийся из зажатой между плечом и ухом телефонной трубки. В Сингапуре уже день, и у него там дела. К несчастью, его попросили подождать, и ждет он уже довольно долго. Раздосадованный, он положил трубку и кинул гневный взгляд на цифры, почему-то каждый раз принимающие разные значения.
Он никак не может сосредоточиться на срочной работе — это на него не похоже. Из-за мыслей о Джорджии — да-да! — о их завтрашней встрече. Нет, вернее, уже сегодняшней. Взглянув на часы, он нахмурился и потянулся, размышляя о происшедшем сегодня, нет, вчера вечером. Все его существо, все тело откликается на эти воспоминания. Почему все случилось столь быстро, неожиданно? И как ему теперь следует поступить?
Конечно, это, скорее всего, случайность. Следствие излишне выпитого, чрезмерной занятости делами в последнее время. Алкоголь оказывает на некоторых сильное возбуждающее действие. В нем проснулся голод, в Джорджии — тоже. Но едва эта мысль оформилась у него в голове, он понял всю ее несостоятельность. Да, он был на взводе, но причина не в вине, а в Джорджии. Ни одной женщине не удавалось пробудить в нем ничего подобного.
Джек рассеянно достал старый бейсбольный мяч и стал перекатывать его в руках. Куда бы ни забрасывала его жизнь, он всегда возил с собой этот мяч. Почему — объяснить не мог. За долгие годы порастерял все вещи, которые были ему дороги, а с мячом не расстался и в минуты душевного беспокойства всегда находил в нем утешение, перекатывая его в руках. До того как он получил письмо от частного детектива из Вашингтона, мяч этот служил единственным напоминанием о семье, потерянной в детстве. Воссоединиться с ней — этого он хотел больше всего на свете.
Легко помещающийся в руке шарик из кожи и резины, единственная вещь, оставшаяся у него от той поры, — своеобразный символ выпавшей на его долю горькой участи. Все его помыслы были направлены на одно — отыскать брата и сестру, жить одной семьей… А теперь вот — Джорджия.
