Valery Angulys - Последний дубль
Поднимает пистолет, приставляет к подбородку противника.
— Не знал Веронику? Не звонил ей?
— Ну звонил, — бросает отрывисто. — И чего теперь?
— Об алиби позаботился?
— Я всю ночь провел на клубе.
— Проверим.
— Я больше ни слова не скажу.
— Правда? — прижимает дуло плотнее.
— Ты на понт не бери, — отмахивается. — Ты же не выстрелишь.
— Серьезно? — смотрит на него в упор.
— Не посреди улицы, — кривится.
— А мне терять нечего. Своих детей нет. Вероника мне была как родная дочка. А ты, дерьма кусок, ее погубил.
— Я здесь не при делах, ясно? — бормочет поспешно. — Мы встречались, но бл*дь я не делал ничего такого, о чем она сама бы не просила.
— Следствие разберется, — отпускает его, разряжает пистолет, забирая патроны. — Поверь, следствие разберется.
Градский возвращается в авто, заводит мотор и трогается с места.
— Это не он, — осторожно говорю я.
— Не он, — подтверждает скупо.
Артур не смог смотреть на снимки. Увиденное явно вызвало у него отвращение.
— Хотя сидит на наркоте, может, не соображает ничего, просто не помнит, — продолжает хмуро. — Зрачки у него более чем выразительные.
— Я не думаю, что он способен, — осекаюсь. — Думаю, только посторонний человек мог.
Снова запинаюсь, завершить не удается.
Меня душат рыдания.
Отказываюсь воспринимать реальность.
Боже, почему нельзя взять и проснуться? Или перемотать назад? Исправить прошлое? Вычеркнуть лишнее, переписать, как неудачный эпизод, начать заново.
Требую повторный дубль.
— Это я, — ровно произносит Градский. — Я убил ее.
— Нет, не надо, — кусаю губы, чтобы опять не разреветься. — Не обвиняйте себя.
— Но я виновен.
Его глаза сверкают, наполняются слезами.
— Я должен был предвидеть. Не подпускать ее к этому Артуру. Я беседовал с ней. Но слишком мало. Не уделял ей времени, а теперь... Из-за этого подонка могла влипнуть в темную историю.
— Нет, — кладу ладонь ему на плечо. — Вы всегда заботились о ней, она безумно вас любит.
— Любила, — поправляет сухо.
— Мы обязательно найдем того, кто это сделал, — стараюсь вложить всю уверенность в данную фразу.
Градский кивает, остаток дороги проходит в тишине.
***
— Ты совсем охренел? — прокурор раскраснелся от воплей, кажется, его круглая физиономия сейчас лопнет. — Ты кем себя возомнил?
Градский молчит.
— Ты сериалов насмотрелся? Ты сейчас в «Карпове» или в «Глухаре»? А может, у этого, который вечно кровищу снимает, у Тарантино на подтанцовке?
Никакого ответа.
— Ты зачем на Хару набросился? Еще и пистолетом угрожал? Ты вообще понимаешь, что творишь?
Босс не проявляет особой реакции, спокойно заявляет:
— Самозащита.
— Само… что?!
Прокурор подскакивает на стуле.
— Тебе лечиться пора. Преследуешь людей. Дальше — куда? Скоро начнешь палить посреди улицы.
— Людей я не преследую.
— Ах вот оно как.
Медлит и взрывается потоком отборного мата.
Смотрю в пол, краснею. Тянет вмешаться, заявить, что я тоже находилась рядом. Но мне слова не дают.
— Никогда не приближайся к Артуру Харе. Понятно? Никогда. Чтоб за километр его обходил, чтоб даже мысли не допускал… Твою мать, проваливай, пока я тебя сам не размазал!
Совещание проходит не слишком удачно.
Я стараюсь не усугублять положение. Когда показательная порка завершается и все расходятся по кабинетам, просто утыкаюсь в бумаги, перебираю, листаю.
— Зачем ты изучаешь старые дела из архива? — вдруг спрашивает Градский.
Вздрагиваю, судорожно сглатываю.
— Обычная процедура, — прячу взгляд.
— Нераскрытые дела за последние десять лет, — произносит с нажимом. — Что ты пытаешься там найти?
— Не только нераскрытые, самые разные…
— Отвечай.
— Я ищу сходство.
Он мрачнеет.
— Похожих случаев может быть много, — пристально изучает меня.
— На самом деле, нет, — роняю тихо. — Именно таких, практически идентичных. Их совсем мало. Ну, чтобы ничего из вещей не пропало, то есть никакого намека на ограбление. И чтоб никаких следов сексуального насилия, просто ножевые ранения.
— Надеешься поймать маньяка?
— Не знаю, — нервно веду плечами. — Я только хочу понять, попробовать. Вдруг чутье не подводит и удастся вычислить убийцу.
— Ты представляешь, сколько материала придется пересмотреть?
— Меня это не пугает.
Тереблю документы.
— Я занимаюсь исследованием в свободное время, поэтому…
— Не оправдывайся, — прерывает он. — Возможно, мы ищем одно и то же. Будет разумнее объединить усилия. Пойдем, хочу кое-что показать.
Послушно следую за ним, слегка вздрагиваю, когда за моей спиной захлопывается дверь. Щелчок замка вынуждает поёжиться.
После случая с Артуром я впервые остаюсь с Градским наедине. Прошло несколько дней, мы едва общались, ограничивались скупыми приветствиями и формальными прощаниями, общими фразами.
Стоит хоть на миг прикрыть глаза — вижу похороны Вероники. Мрачный, пасмурный день. Дождь не шел, но запах грозы пропитывал прохладный воздух. Я безуспешно пробовала спрятать слезы за солнцезащитными очками, в горле саднило. Мне очень хотелось напиться, снова онеметь изнутри, перестать чувствовать, отключить эмоции.
— Ты искала не там, — говорит он, открывает сейф, достает несколько папок, раскладывает на столе, жестом приглашает приблизиться. — Я просмотрел несколько раскрытых дел. За текущий месяц произошло много интересного. Взгляни.
Пролистываю документы, добираюсь до фотографий.
— Боже, — судорожно выдыхаю.
С трудом удерживаюсь от истеричного вопля.
Отворачиваюсь, закрываю глаза. Опускаюсь на стул, комната плывет перед глазами, очертания смазываются.
— Это определили как суицид, — ровно продолжает Градский.
— Что?! — буквально взвиваюсь, даже в обморок упасть уже не тянет. — Какой же здесь суицид?
— Так гласит заключение эксперта, — хмыкает. — Пятьдесят семь ударов ножом. Нужно очень постараться, чтобы нанести подобные увечья самому себе.
Вновь вглядываюсь в снимки.
— Нереально, — бормочу пораженно. — Только идиот назовет это суицидом.
— Верно, — кивает. — Идиот или тот, кому не нужны «висяки».
— Слить дело ради успешных показателей?
— Да, такое происходит постоянно. Кто станет возмущаться? Погибшая была из неблагополучной семьи, проститутка, наркоманка. Всем на нее плевать.
