Татьяна Тронина - Страсти по рыжей фурии
Дальше расспрашивать ребенка у меня не хватило совести. «Порвала! Однако психология не во всем помогает...»
Через несколько минут появились Митя и Шурочка с кофе.
– Ну как, не очень ты тут скучала? – с ласковой улыбкой спросила она. – Да, Дмитрий, передайте, пожалуйста, сахарницу...
– Пожалуйста! – тот опять вскочил, с готовностью демонстрируя свою приязнь.
– Таня, Таня, как я тебе завидую! У тебя не мужчина, а просто клад – починил мне кофеварку, я уже хотела ее выбрасывать...
Мы возвращались домой ясным теплым вечером, со всех сторон продолжал наплывать благовест, скудная городская зелень готовилась вот-вот распуститься, воздух дышал свежестью, что нечасто бывает в центре, но мне было как-то не по себе.
– Митя, как тебе Шурочка?
– Очень милая женщина, – ответил он. – Вообще это хорошо, что ты продолжаешь поддерживать отношения с друзьями детства, я вот своих как-то растерял...
– Ты знаешь, а ведь мы с ней и не друзья вовсе.
– Как это так? – удивился он. – Ты же говорила – десять лет за одной партой сидели!
– Да, сидели, но подругами никогда не были, – упрямо повторила я.
– Ладно – хорошие знакомые...
– Митя, в том-то и дело, что все эти десять лет Шурочка меня терпеть не могла!
– Так что ж вы не пересели в разные места?
– Не знаю, – пожала я плечами.
– Тогда я не понимаю, зачем мы пошли сегодня к ней, – с досадой произнес он. – Целый вечер потратили на какую-то дурацкую болтовню – психология, родственники, кулинарные рецепты...
– Не знаю.
– Брось, Татка, – мягко встряхнул он меня. – Вы с этой Шурочкой весь вечер так мило щебетали, так расхваливали друг друга, так улыбались... Постой, я знаю, отчего вдруг у тебя испортилось настроение, – ты меня к ней приревновала!
– Вот еще! – фыркнула я презрительно. – Ты же знаешь, я не ревнивая.
– Просто я повода тебе никогда не давал. А сегодня она позвала меня на кухню посмотреть кофеварку – ты и взбрыкнула.
– Я взбрыкнула?!
– Ну да! Ты, наверное, сидела в комнате и думала, что же мы такое там с Шурочкой делаем!
– И что же вы там делали? – язвительно спросила я.
– Меняли предохранитель у кофеварки!
Митя уже смеялся, глядя в мое насупленное, мрачное лицо, а я подумала, что, вероятно, он не так уж далек от истины – я ревновала его немного к Шурочке. Уж как-то чересчур она лебезила перед ним и восхищалась им экзальтированно...
– Тата, она нормальная, обычная женщина, – отсмеявшись, спокойно сказал Митя. – А вот ты меня, голубушка, сильно тревожишь.
– Чем это я тебя тревожу?
– Я подозреваю, что некоторые детские комплексы в тебе еще не изжиты.
– Ого, ты как Шурочка, увлекся психологией!
– Нет, правда, тебя мучают призраки, которых не существует...
Митя скоро забыл и этот вечер, и этот разговор, но его слова о призраках не шли у меня из головы.
Мне было не по себе – а вдруг я и вправду бог весть что напридумывала про бедную Шурочку, которая искренне обрадовалась своей соседке по парте?
В первый раз я решилась посмотреть на всю давнюю школьную историю со стороны. Собственно, и истории как таковой не было – так, какие-то слова, взгляды, наблюдения, перипетии чужой любви, которой я завидовала. Возможно, из-за жгучей неразделенной любви к Сержу Мельникову я действительно вообразила Шурочку какой-то невероятной ведьмой. Ведь если взять за основу только факты, то она не совершила ни одного плохого поступка, ничем не навредила мне. Ну да, она говорила мне в детстве замаскированные гадости, но такое часто случается среди девчонок. И потом – только мне они казались гадостями, все остальные считали Шурочку образцом добродетели. Она предлагала мне французский крем, который был большим дефицитом в то время!
Словом, после этого вечера в моих мозгах произошел некий сдвиг – я решительно пересмотрела свое прошлое и пришла к выводу, что довольно долгое время страдала ерундой. Неужели я была таким злопамятным чудовищем в юности и до такой степени завидовала чужой красоте?
Нет, не до такой, сказала я себе, но пора бы забыть свою неудачную первую любовь к утомленному декаденту Мельникову, выкинуть из головы подозрения насчет одинокой и несчастной Шурочки. Ибо женщина, у которой нет мужа или на худой конец любовника, считается автоматически в народе несчастной, даже если она себя таковой не ощущает.
И когда спустя несколько дней ко мне явилась Шурочка, заранее приглашенная попробовать мой фирменный бисквит, я сменила гнев на милость и довольно любезно болтала с ней весь вечер. Митя тоже участвовал в нашей беседе и выглядел очень довольным – моя бывшая одноклассница захвалила его с ног до головы, и теперь, пожалуй, я не смогла бы жаловаться ему на Шурочку.
* * *Однажды я шла по центру – никаких особых дел у меня не было, и ноги сами вдруг понесли меня в тихие московские переулочки. Туда, где раньше был магазин «Драпировка», в котором тысячу лет назад продавались портьеры четырех видов – в цветочек, ёлочку, клеточку и ромбик – и огромные полосатые матрасы, набитые морской травой.
Мой первый муж казался мне теперь еще более далеким прошлым, чем моя школьная юность. Я почти не вспоминала его, хотя, как уже говорила, нашу семейную жизнь несчастливой назвать было нельзя. Теперь я поняла, что он, наверное, очень любил меня и страдал от моего холодного, мрачного характера. Я не отвечала ему взаимностью, я лишь милостиво снисходила до него, пока в конце концов он не понял, что не растопить ему тех бескрайних ледяных полей, которые царили у меня в душе.
Его звали Рома – сокращенное от чужестранного имени Ромуальд, хотя он был абсолютно русским человеком, с положенным набором плохих и хороших качеств, как у большинства людей русской национальности. Просто его родители были из простых заводских работяг и мечтали о красивой жизни, а имя сына было первым шагом к ней. Ромуальд Попов – человек, за которым я когда-то была замужем.
В последнее время центральная часть города постоянно перестраивалась и перекрашивалась – как модница, каждый сезон меняющая наряды, и я поэтому едва узнавала улочки, по которым ходила не столь уж давно.
Я шла к магазину «Драпировка», совершенно не надеясь, что найду его на том же самом месте. В свете последних экономических событий я больше ждала увидеть там какой-нибудь банк или что-нибудь эдакое, для простых людей труднопонимаемое.
– Девушка, дайте мне автограф! – подбежал ко мне через улицу какой-то лохматый тип с модным рюкзачком. – Я вас в рекламе видел и в кино тоже... Как вас зовут?
– Ошибочка вышла, – равнодушно ответила я, не замедляя шаг. – Я в кино не снимаюсь. Сейчас все похожие...
