Пенни Винченци - Греховные радости
Александр оказался поразительно внимательным и предусмотрительным женихом; он настоял на том, что должен поговорить с ее отцом, и на том, что с ее матерью они поговорят вместе; он согласился с настояниями Бетси, что предварительно надо провести помолвку, а это означало, что ему придется лишний раз приезжать в Нью-Йорк после того, как он ненадолго съездит домой, чтобы сделать там все необходимое; он обаял и очаровал всю бесчисленную родню Прэгеров; он сводил Вирджинию в магазины Ван Клифа и Арпеля, чтобы подобрать обручальное кольцо («Только ничего кричащего и аляповатого, — заявила она, — ничего похожего на то, как у Мэри Роуз»; в результате, в соответствии с ее довольно-таки путаными описаниями, были специально изготовлены кольца, на которых по бокам от цепочки некрупных бриллиантов шел ряд более мелких рубинов, а снаружи все это замыкал ряд еще более мелких сапфиров); и он принял все пожелания Бетси и Фреда относительно того, как должна проходить сама свадьба (венчание в церкви Святого Иоанна, а потом обед на четыреста гостей в доме на 80-й Восточной, где специально ради этого над лужайкой, прилегающей к оранжерее, предстояло установить большой тент).
В список приглашенных Александр внес со своей стороны всего несколько имен: от его родительской семьи не было никого (как объяснил Александр, тщательно подбирая при этом слова, он был единственным ребенком в семье; отец его уже умер, а мать была женщиной со странностями, довольно слаба здоровьем и фактически вела отшельнический образ жизни); он пригласил лишь пожилую незамужнюю тетку, овдовевшего крестного отца и десятка два наиболее близких своих знакомых с их мужьями или женами.
— Надо ограничиться этим, иначе придется заказывать специальные самолеты и везти сюда всю Англию, — объяснил он Вирджинии. — Когда мы вернемся домой, я хочу устроить огромный прием, даже два: один в Лондоне, а другой в Хартесте, чтобы со всеми тебя познакомить; а кроме того, придется устроить праздник и для всех работников имения. Так что лучше подождать, пока будем дома.
Вирджиния, слегка удивленная всем этим и особенно тем, что на свадьбе не будет его матери, согласилась; она была слишком влюблена и счастлива, чтобы досаждать ему расспросами и вытягивать из него подробности. Но все-таки спросила:
— А может быть, мне стоит еще до свадьбы съездить в Англию? Посмотреть Хартест, познакомиться с твоей матерью? Честно говоря, так бы я себя гораздо лучше чувствовала.
— Не надо, — ответил он, целуя ее. — Я хочу, чтобы ты приехала туда как моя жена, как графиня Кейтерхэм и хозяйка дома. Я хочу, чтобы все было сделано наилучшим образом. Наилучшим и для тебя, и для меня.
— Ну что ж, — сказала она, тоже целуя его в ответ, — слова о хозяйке дома звучат утешительно. Но, Александр, если твоя мать не хочет приезжать на свадьбу, мне следовало бы самой съездить и познакомиться с ней. Еще до свадьбы. По-моему, нехорошо, если она увидит меня уже после того, как мы поженимся. Вряд ли ей это понравится.
— Вирджиния, позволь мне самому судить о поведении моей матери, — произнес Александр, и она впервые увидела, каким холодным может быть выражение его глаз. — Она очень трудный и очень замкнутый человек. Не любит людей. И совсем не выносит большие их скопления. Должен признаться, что сейчас она выражает некоторое… неприятие самой мысли о моей женитьбе.
— Неприятие? Но, Александр, почему? — Счастливое состояние Вирджинии впервые омрачилось облачком беспокойства. — Ты мне можешь это как-то объяснить? И тебе не кажется, что если бы я познакомилась с ней, приложила бы для этого усилия, то ее предубежденность могла бы уменьшиться?
— Нет, не кажется, — возразил Александр. — Извини, дорогая, но уж в этом я прошу тебя полагаться на меня.
То впечатление, которое произвел на нее Хартест-хаус, когда она в первый раз увидела его, осталось у Вирджинии на всю жизнь. Александр, вернувшись из Англии, привез специально для нее толстенную пачку фотографий, и она молча, с благоговейным трепетом просмотрела их; на всех снимках изображен был огромный дом, даже не дом, а великолепный дворец, элегантно возвышающийся на фоне многочисленных холмов, щедро украшающих собой уилтширский пейзаж.
— Адам говорил, что старался передать его архитектурой ощущение движения, — сказал Александр, — создать такое впечатление, будто это волны, то вздымающиеся, то падающие вниз. Мне, например, кажется, что Хартест не просто движется, а словно парит.
Выстроенный в греческом стиле и выдержанный в идеальных пропорциях дом с изгибающимися галереями, округлыми портиками, широкими террасами, узкими и высокими окнами как бы разбегался вширь, в стороны от увенчанной большим куполом Ротонды, что образовывала его центр. («А здесь, вот в этой Ротонде, видишь, находится одна из самых знаменитых в Англии лестниц: она двумя крыльями охватывает внутренний зал Ротонды с обеих сторон и словно взлетает наверх; ее приезжают посмотреть со всего мира».) И территория вокруг дома была тоже элегантной и ухоженной, парк раскинулся на много миль, повсюду в нем бродили овцы, олени, а с одной стороны озера был устроен греческий мостик. («В этом озере плавают лебеди, не только белые, но и черные».) Через поросшее лесом пространство, томно изгибаясь, неторопливо текла речка. («Это Харт, наша собственная река».)
— Фотографии не передают всей его красоты, — заключил Александр, — дом выстроен из очень светлого, чуть сероватого камня, цвета легкого тумана, и даже в самые мрачные и дождливые дни кажется, что он как будто светится.
— И представить себе не могу, — сказала, смеясь, Вирджиния, — как прореагирует мама, когда увидит эти снимки. Ее, наверное, удар хватит.
Но Бетси не хватил удар. Она молча просмотрела фотографии, потом так же молча поглядела на Вирджинию и только тогда негромко произнесла:
— Да, малышка, это очень большой дом.
Всю оставшуюся часть вечера она была необычайно подавлена и молчалива. Фред же, напротив, всячески восхищался домом (и требовал, чтобы все присутствующие попытались оценить его стоимость);
Мэри Роуз громко восторгалась его «изысканными пропорциями», «величественным великолепием» и тем, как «изумительно выдержаны» открывающиеся от дома перспективы. Малыш хранил по этому поводу полное молчание.
Малыш вообще хранил полное молчание по поводу предстоящего бракосочетания. Когда Вирджиния сказала ему об этом, он поцеловал ее, пожелал большого счастья, заявил, что Александру очень повезло, и больше ни разу ни единым словом не коснулся этой темы, если не считать обсуждения предстоявшей ему роли шафера (просьбу об этом высказал сам Александр, что всем показалось крайне странным, потому что у него наверняка должен был быть какой-то свой близкий друг; но Бетси решила, что это проявление чисто английских благородства и внимания по отношению к его новой семье); Малыш же познакомил Александра и с такими ритуалами американской свадьбы, как «обед у невесты» — его устроили в Рэкет-клубе,[10] — где присутствуют невеста, жених, шаферы и свадебная свита и во время которого происходит обмен щедрыми подарками (Вирджиния преподнесла своему жениху золотые часы на платиновой цепочке от Картье; двенадцать маленьких девочек, которым во время свадебной церемонии предстояло изображать цветочные клумбы, получили каждая по золотому браслету-цепочке; двенадцать шаферов — ремни от Гуччи; Александр подарил Вирджинии маленький викторианский медальон, который, как он сказал, принадлежал раньше его матери. Бетси была несколько шокирована тем, что подарок оказался столь скромным, и не раз потом повторяла Фреду, что все-таки англичане сильно отличаются от американцев). Холостяцкий ужин на двадцать четыре персоны тоже закатили в Рэкет-клубе, но прошел он скучно и тоскливо; хоть Александр и пытался сделать все, чтобы соответствовать настрою, который должен царить на такой пирушке, рассказывал он потом Вирджинии, однако уже к полуночи выдохся окончательно. «У парня яйца как будто вареные», — сообщил на следующее утро Малыш Мэри Роуз, на что та посоветовала ему не говорить пошлостей.
