Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда
— Я не хочу говорить. — Настя отвернулась.
— Почему?
Она искоса на него посмотрела.
— Потому что все, что я здесь скажу, обязательно передадут маме. А она сделает так, чтобы меня здесь продержали как можно дольше. По принципу: «Болит голова — надо лечить голову. Болит живот — надо лечить живот». Все равно что лечить, лишь бы в больнице.
Сурин оторопел. Такого ответа он не ожидал.
— Зачем же твоей маме держать тебя в больнице?
— Она меня ненавидит. Мечтает избавиться от меня, чтобы я не путалась у нее под ногами. Не мешала ее личной жизни. У мамы теперь новый муж и новый ребенок.
Они помолчали, не глядя друг на друга. Дима испытывал неловкость. «Это, наверное, бред». И тут же спросил себя: «Ну, допустим, бред. И что, при этом не может случиться, к примеру, аппендицита?» А чувствительность у этих больных (он только что это прочитал) может быть не такая, как у обычных людей. Кроме того, вдруг то, что говорит эта девушка, вовсе не бред?
Он осторожно переспросил:
— Но ведь живот все-таки болит?
Настя посмотрела на него с вызовом и даже улыбнулась:
— Ни капельки!
И тут же, вдруг согнувшись пополам, замотала головой, закусила губу и боком повалилась на пол со стула. Дима оторопело вскочил. Настя ерзала на животе по вытертому ковру, постеленному возле стола Альфией, чтобы зимой и осенью не мерзли ноги, и бледными длинными ногтями судорожно скребла по пыльному голубоватому ворсу.
«Это истерика», — подумал Дима. Настя затихла, пальцы ее разжались. Он наклонился к девушке и тронул за плечо. Она не двинулась. Тогда он перевернул ее на спину и с ужасом увидел, как глазные яблоки медленно покатились под бледные открытые веки.
— Дождались! — заорал Дима в сторону Совы. — Срочно сюда «острую» аптечку! Шприцы! И Альфию Ахадовну! Срочно!
Он стал нащупывать Настин пульс, сначала на руке, словно не решаясь еще прикоснуться к ее тонкой, нежной шее.
Альфия, от двери отделения услышав его крик, уже сама бежала к кабинету. «Что он там, рожает, что ли?» С другой стороны спешила Сова со склянкой с нашатырем.
— Я же сказал, шприцы!
— Да будет вам, Дмитрий Ильич! — Сова поводила ваткой перед Настиным носом. — Сейчас придет в себя.
Альфия на секунду задержалась на пороге, потом решительно подошла ближе. Черт чем не шутит, может, правда, нужен хирург? Совсем этот молодой сбил ее с толку. С другой стороны, Полежаеву она все-таки уже хорошо изучила. Голову, конечно, на отсечение бы не дала, но все-таки то, что она сейчас демонстрирует, не похоже на болевой приступ.
Дима поднялся с колен, посмотрел на Альфию так, что ей показалось, что он схватит ее за горло.
— А как насчет разорвавшейся маточной трубы? Или лопнувшей кисты?
Альфия подошла еще ближе, заглянула Насте в лицо. В некотором смысле он прав. Все может быть. Гинеколог, конечно, осматривает больных при поступлении, но они могут и соврать, и срок может быть маленький… Лопают тоже черт знает что. Хоть Нинка, конечно, и проверяет передачи, но разве за всеми углядишь? Конечно, проносят неразрешенное, в том числе и из магазина… Только вчера она, Альфия, сама велела отобрать у одной больной целый мешок грязных не жареных семечек. И это, как говорится, еще «семечки»…
Запах нашатыря разлился в воздухе. Девушка застонала. Сурин встал пред ней на колени, осторожно поправил голову.
«Как это трогательно! Ну прямо Ромео и Джульетта! Только Джульетта малость подкачала, больная на всю голову!»
Альфия подошла к своему столу и стала набирать номер секретаря больницы.
— У меня экстренная ситуация. Где Александр Борисович?
Ей что-то ответили, она повторила:
— Уехал на «Шапочке». Отлично. Нашего хирурга тоже нет. Что же мне делать?
— Звоните в местную «Скорую». Договаривайтесь с ними.
Дальше последовала пикировка со «Скорой», которая не знала, какая именно больница подмосковного города принимает московских психиатрических больных. Все это время Дима находился возле Насти. Он поднял ее и усадил в кресло. С неизвестно откуда взявшейся ненавистью он слушал разговор заведующей со «Скорой» и с дежурным врачом районной больницы. «Что б вы все сдохли! Что б сдохли!» — сжав кулаки, про себя бесконечно повторял он.
Наконец, Альфию соединили с заведующим хирургическим отделением.
— Если обеспечите сопровождение специалиста, мы примем под вашу ответственность, — сказал он. — Но только караулить вашу больную будете сами.
— А-а, поняла, — плотоядно улыбнулась Альфия. — Пришлю вам отличного парня. Тоже, между прочим, хирург. В прошлом. Сейчас уже непревзойденный психиатр. Спасибо, что вникли, коллега!
Дима подумал: «За что она хочет меня наказать?» Но размышлять на эту тему ему было некогда. Кто-то уже звонил в дверь. Сова вышла в коридор и оттуда крикнула:
— Наша секретарша перевозку подослала!
Альфия лихорадочно строчила переводной эпикриз.
— Нинель, вперед! Проводишь доктора и Полежаеву до машины.
Она быстро запечатала Настину историю болезни в специальный конверт. Сказала Сурину:
— Историю передашь хирургу лично!
Настя застонала. В ней не осталось ничего ни от благородной романтичной Джульетты, ни от полной надежд молоденькой балерины. Худенькие лопатки торчали вверх, как недоразвитые крылья у задохшегося и ощипанного цыпленка, — но этот цыпленок вдруг стал Сурину дороже всех жар-птиц на свете.
Так, скрюченным комком, Настю и положили на носилки, накрытые не первой свежести простыней — и вся процессия быстрым шагом спустилась по лестнице. Дима первым вышел на улицу, придержал дверь.
Прекрасный летний день терял силу. Сосны горели стволами до самых верхушек, и их высокие, поднятые к небу темно-зеленые макушки легко качались в начинавшей синеть высоте.
Санитары погрузили Настю в машину — старый раздолбанный «уазик».
— Вы за вещами-то своими завтра приедете? — спросила Диму Сова, когда он усаживался рядом с Настей в салон.
— Не знаю. Как получится.
— Ну, я их приберу.
Шофер завел двигатель. Сова уже почти захлопнула дверь.
— Секунду постойте!
Сова с удивлением всунула в салон голову.
— Что все-таки стало с той больной, которая загнала себе в палец иголку?
Нинель оторопело посмотрела на него сквозь свои очки.
— А ничего не стало! Альфия Ахадовна взяла пинцет да иголку и вытащила. Йодом ранку намазала. Все и зажило. А я еще этой дуре наподдавала как следует, чтобы больше не вздумала себя калечить. В общем, удачно съездить!
Сова с силой захлопнула дверь. У Дмитрия Ильича мелькнула мысль, что звук хлопающих дверей теперь будет преследовать его всю жизнь. А у Насти ничего не мелькнуло. Она вдруг спокойно перевернулась на носилках на спину и заснула.
