Наталия Миронина - Новая хозяйка собаки Баскервилей
Теперь же, в отсутствие мужа, Майя вспомнила о Наташе Шадринцевой. Вот кто ей сейчас нужен! Своя в доску, одного поля ягода и прочее, вытекающее из этого. Ей казалось, что выход найден. Вот тот человек, которому она с удовольствием сдаст павильон. И даже не один.
Наташа Шадринцева заняла сразу четыре павильона. Она потребовала снести перегородки и принялась раскладывать товар. Занималась она этим с чувством, с толком, привезя множество дешевых и страшных манекенов. Майя заглянула к ней:
– Сумки уже привезла?
– Да. Выставлять буду по три, три с половиной тысячи. А что? У вас тут такая аренда!
Майя усмехнулась, кто бы жаловался – при заключении договора подруга торговалась нещадно. Майя на мгновение даже пожалела, что связалась с ней. Не выдержав, Майя громко выматерилась и заявила:
– Ты как была рыночной бабой, так и осталась! Я же тебе такую скидку дала!
Шадринцева в ответ только рассмеялась, а Майя с облегчением вздохнула – ну с кем еще можно так запросто!
– Ладно, подруга, если хочешь, я тебе еще людей приведу. Своих. А ты мне еще одно помещение, то, которое на первом этаже, по цене третьего этажа?
– А рожна на лопате? – Майя возмутилась. Первый этаж был лакомым кусочком. Во-первых, все помещения имели отдельный вход. Во-вторых, это была первая линия, покупатель вряд ли мог пройти мимо, в-третьих, помещения были там отделаны более качественно. Но и арендная плата была высокой. На ней настояла Майя. И теперь Шадринцева требовала отдать лакомое помещение почти за бесценок.
– Не знаю, не знаю. Там же банк сидит, может, они захотят прихватить…
– Как хочешь, тогда на хрен мне стараться! – Шадринцева что-то напевала и вытаскивала из пыльных мешков вещи. «Господи, где она все это взяла!» – потянула носом Майя и уловила запах плесени. Впрочем, жена Евграфова сопротивлялась недолго – вид огромного пустующего пространства портил ей настроение.
– Ладно, заселяйся на первый этаж, хрен с тобой! – Майя получала какое-то удовольствие от того, что можно было не стесняться и говорить так, как привыкла на рынке. Это Евграфов ворчал и требовал, чтобы она разговаривала нормально.
В последующие дни третий этаж превратился в муравейник – Шадринцева сдержала слово и привела своих знакомых. Майя кого-то знала, с кем-то пришлось познакомиться, но ей было легко – все были людьми рыночными, простыми в обращении и поступках. Через две недели на коробках и ящиках устроили небольшую пьянку с последующим выяснением отношений. Оказалось, что Шадринцева пригласила людей, но не предупредила, что точно такой же товар, каким всегда торговали они, она завезла в свой отдел.
– Ты что?! Как может быть два отдела шляп? – возмущались одни.
– У меня остатки, – невозмутимо отвечала Шадринцева.
– Врешь, ты всегда пшеном торговала, ты никогда не торговала промтоварами! – орали другие. Часть их ассортимента тоже захватила Шадринцева.
– Теперь буду торговать. – Шадринцева млела от удовольствия. Людей она заманила, договор они подписали, деньги за три месяца внесли – такое правило ввела Майя, – павильоны оборудовали и… ловушка захлопнулась! Деньги в торговую точку были вложены, уйти нельзя, оставалось завозить товар, но оказалось, что все это уже есть в огромном количестве у Шадринцевой. Как тут не возмутиться! Все пошли к Майе:
– Что же это такое! Ну и что нам теперь делать! Получается, что мы все повторяем друг друга!
Майя мялась, она даже не догадалась уточнить эти вопросы ни с Шадринцевой, ни с новыми арендаторами.
– Ну, как-нибудь разберемся!
– Как?! Деньги вы же мне не вернете! А я не хочу сидеть с этой хабалкой! Она – дрянь, все же знала, более того, весь товар «слизала» – у меня в магазине была, все осматривала, – возмущалась владелица магазина женской одежды.
– Деньги не вернем, – скоренько проговорила Майя и пошла выяснять отношения с Шадринцевой.
– Какого, спрашивается, ты это сделала?
– Здоровая конкуренция. – Шадринцева сидела, по-мужицки расставив ноги, перед черными мешками с товарами.
– Скандал будет. И они съедут…
По улыбке подруги Майя поняла, что Шадринцева только удовольствие получает от этой ситуации. «Скотина. Правильно про нее бабы говорят. А продавцы так просто плакали. Ну ладно, посмотрим…» Майя впервые за все время с надеждой подумала о выздоровлении мужа и о его выходе на работу, он ее быстро на место поставит.
Впрочем, делать было нечего, и большинство арендаторов кое-как, с грехом пополам, постарались изменить свой ассортимент, и торговый центр открыл свои двери.
Теперь каждое утро Шадринцева, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, по-хозяйски заглядывала в павильоны, задавала провокационные вопросы, подсматривала, подглядывала, подмечала. Соседи пытались ее отвадить – кто-то почти не разговаривал, кто-то открыто вступал в конфликт. Но надо было знать Шадринцеву – переорать ее никто не мог, а по части матерщины у нее и вообще конкурентов не было. Выяснив это обстоятельство, все предпочли помалкивать. Шадринцева, сделав обход, шла пить чай и сплетничать в кабинет к Майе. Та с удовольствием проводила время с подругой – такого количества грязных сплетен не знал никто.
Тем временем торговля у людей не шла. Редко кто из покупателей добирался до третьего этажа, а попадая сюда, долго удивлялся – товары здесь были словно с рынка, но в три раза дороже. Ассортимент тоже был скудный – все отделы практически копировали огромный павильон Шадринцевой. Арендаторы, выждав время, чтобы «отработать» оплаченное время, стали собираться. Опять опустел третий этаж. Опять в гулком пространстве слышались только похабные частушки, которая любила распевать Шадринцева, перетряхивая свой пыльный товар. Майя с ужасом смотрела на счета, которые получала из коммунальных служб, и с тоской вспоминала беззаботное время, когда ее муж так умело управлял рынком.
Впервые Евграфов увидел Шадринцеву, когда та сидела в собственном павильоне и в звучной пустоте щелкала семечки. Шелуху она бросала на большую, развернутую на столе газету. Евграфова не очень удивило само занятие, которому с упоением предавалась толстая Шадринцева, его удивило количество «отходов» – видать, она давно сидела, как сомнамбула, с пустым взглядом и беспрестанно сплевывающим ртом.
– Валентин Петрович! Вот мы опять вместе. – Шадринцева с верхней губы слизнула семечковый мусор.
– Добрый день! – Евграфов окинул взглядом павильон и ужаснулся – такое впечатление, что он попал в дом старушки, страдающей деменцией. По углам громоздились страшные старые коробки с вязаными шапками, варежками, шарфиками. Кучи париков, сложенных на старом столе, производили фантасмагорическое впечатление. «Словно скальпы», – поежился Евграфов. По стенам была развешана бижутерия – она была дешевой, а потому стали уже заметны потускневше-позеленевшие металлические детали. На витрине стояли сумки – они ощетинились баснословными цифрами. Гольфы, носки, колготки были свалены в металлические сетки, вокруг всего этого стояли пластиковые манекены в трусах и майках. Но больше всего поражали грубые пластмассовые цветы, которые обычно продаются у кладбищенских ворот на Пасху. «И это – торговый центр!» – ужаснулся Евграфов. Шадринцева наконец оторвалась от семечек и поднялась со своего места.
