Наталья Нестерова - Выйти замуж
Мысль о потерянных грибках и о том, что их, сиротливо разбросанных по лицу и костюму товарища, наверное, можно собрать, вернула Люсю к действительности.
— Зачем вы за мной бежали? — спросила она.
— А какого черта вы удирали? Я два часа, как ушел от друзей, заблудился. Тут слышу, ваша тележка грохочет. Не ночевать же мне в лесу?
— Неловко получилось, — призналась Люся.
— Да уж. Вы посмотрите, на кого я теперь похож. Весь в какой-то кислой дряни.
— Это грибочки от беременности, — пояснила Люся, глядя на белые шарики.
— От чего-о?
— То есть не от беременности, — поправилась Люся, — а от токсикоза, чтобы не мутило постоянно.
— Вы хотите сказать, что вы… — Мужчина участливо кивнул.
— Да нет, почему же я, — нервно хохотнула Люся, — моя невестка. Я ей грибочки эти несла. Можно я их с вас соберу?
— Сделайте милость. Не могу же я в этой простокваше в Москву отправляться.
Им приходилось говорить очень громко, чтобы перекричать телевизор. А когда вошли в палисадник, с опозданием начался кошаче-собачий концерт. Марго, распластавшись в неприличной позе на крыльце, призывно выла, Филя лаял на вожделенно поблескивающих глазами котов за оградой.
Люся развела руками и что-то прокричала своему спутнику, но он услышал только «…не можем». Он показал пальцем на кошку, а потом вопросительно потыкал в сторону забора. Люся согласно закивала и даже попыталась жестами объяснить свое странное поведение там, у калитки, ссылаясь на участников звериного хора.
Мужчина рассмеялся, схватил Марго за шиворот и с силой послал ее за ограду к женихам. Вой мгновенно прекратился. И телевизор вдруг замолчал, фильм, очевидно, кончился.
Тишина. Лесная дачная благодать. Решительный поступок Михаила Борисовича, а именно так звали «насильника», произвел на Люсю огромное впечатление. Он, пять минут назад чудовище, показался ей теперь эталоном мужской смелости и отваги. Спаси ее Михаил Борисович от бандитов, вытащи из-под колес автомобиля или из проруби, Люся бы так не растрогалась. Неисповедимы пути к женскому сердцу. А к Люсиному хоть и было уже протоптано много дорог, Михаил Борисович пробрался совершенно новой тропой.
Но тогда он, конечно, не знал, что покорил усталое Люсино сердце. Она даже благодарности не успела высказать, потому что на крыльцо выскочила Ольга Радиевна и тонко всхлипнула:
— Марго, малышка?
Михаил Борисович и Люся пожали плечами и переглянулись. Выражение грусти и тревоги на лице Ольги Радиевны сменилось на выражение еще большей грусти и тревоги. Как испорченный справочный автомат на вокзале, который, сколько ни перебрасывает пластинки с названиями станций, все показывает расписание поездов до Махачкалы, так ее лицо знало только одну перемену — от кислого к еще более кислому. Она всю жизнь о чем-нибудь страдала и переживала, а когда проблема разрешалась, она все равно страдала — вдруг разрешилась не так, как следовало?
Следом за мамой на крыльцо вышла Оленька и, увидев облитого кефиром Михаила Борисовича, втянув исходящий от него запах, зажала рот и побежала к туалету.
— Видите, как ей плохо? — воскликнула Люся. — Пойдемте, я с вас грибочки соберу.
— Люся? Ты пришла? — раздался из дома голос Люсиного отца, Семена Ивановича. — Уже и «Время» кончилось, а мы еще не ужинали, — обиженно крикнул он.
— Бегу! — отозвалась Люся.
Она обернулась к Ольге Радиевне:
— Пожалуйста, соберите с мужчины грибочки, а я ужин приготовлю.
— Грибочки от беременности, — хмыкнул Михаил Борисович.
Брови Ольги Радиевны испуганно поползли вверх.
— Я потом все объясню, — успокоила ее Люся. — А вы пока ложечкой в баночку, соскоблите с него.
Когда Люся уже сливала воду с макарон, в кухню тихо прошмыгнула Ольга Радиевна. Люся забрала у нее баночку с заветным средством, промыла его и залила молоком. Только тогда она обратила внимание на странное дыхание свояченицы. Ольга Радиевна пыталась подавить волнение. Брови у нее так и остались у самой линии волос на лбу, а глаза приняли форму яиц, поставленных на попа.
— Ничего с Марго не случится, — ласково сказала Люся.
Но Ольгу Радиевну волновало другое.
— Вы давно его знаете? Этого мужчину? — пролепетала она.
— Нет. — Люся быстро и ловко вскрывала банки с тушенкой и заправляла ею макароны. — Он полчаса назад гнался за мной в лесу.
Глаза-яйца качнулись, словно намереваясь выкатиться и грохнуться об стол.
— Да вы не волнуйтесь, — сказала Люся, — он не насильник.
— Как можно быть уверенным? — хлюпнула Ольга Радиевна. — Ведь у нас Оленька. Инфекция. Это ужасно!
— Вы имеете в виду грибочки?
— Нет, сифилис.
Люся на мгновение застыла, потом решительно передала кастрюлю Ольге Радиевне:
— Пожалуйста, покормите стариков.
И стремительно отправилась к умывальнику, где Михаил Борисович заканчивал приводить себя в порядок.
Он уже смыл с себя кисломолочную смесь и расчесывал перед зеркалом густую черную с проседью шевелюру и бороду.
— Вы больны? — строго спросила Люся.
— Абсолютно здоров.
— А сифилис?
Михаил Борисович расхохотался. О, как он смеялся! За такой густой раскатистый истинно мужской хохот можно было простить многое. Но не срамную болезнь. Люся насупилась.
— Я вашей родственнице сказал, что по профессии врач, венеролог. И сифилис лечу, а не распространяю.
— Ну, — замялась Люся, — а с ваших больных не могло перейти на… на…
— Грибочки? — снова рассмеялся Михаил Борисович. — Исключено. Пути передачи вен-заболеваний, боюсь, уже не грозят вашей родственнице.
— Она очень хорошая женщина, — вступилась за Ольгу Радиевну Люся. — Просто немного испуганная жизнью.
— Да бог с ней. Скажите мне, милая Людмила Семеновна, мы с вами сейчас отправимся искать вашу тележку или вы сначала напоите меня чаем?
Михаил Борисович устроил беременную Оленьку на консультацию к своему приятелю. Врач выписал ей такую мерзкую жидкость, что Оленька от страха (принимать эту гадость три раза в день!) избавилась от токсикоза.
Кошка Маргарита, грязная и голодная, шатаясь от усталости и любовных утех, через сутки вернулась домой.
Михаил Борисович больше не появлялся, не звонил Люсе. А она тосковала. Не могла забыть его рокочущий смех, его насмешливо-комплементарные глаза. В Михаиле Борисовиче была бездна мужского обаяния. Он разговаривал с женщинами слегка покровительственно, но его небрежность волновала собеседниц более, чем иные пылкие речи. Подобный мужской тип хоть и редок, но уже описан в литературе неоднократно. Только не надо его путать с теми вульгарными нахалами, которые ставят женщин в эволюционный ряд между черепахой и обезьяной.
