Предназначенная невеста (ЛП) - Коул Мэгги

Он отвечает тем же, что и всегда.

— Мы уже много раз это обсуждали. Твоя мать скрывала от меня свою беременность и тебя, потому что она не считала это безопасным. Я согласен с ее решением. Поэтому меня не было рядом, а ты была под защитой.

— Это правда, — настаивает мама.

Я качаю головой.

— Это не полный ответ. Я хочу знать всю правду!

— Зара, — предупреждает мама.

— Поэтому меня не было рядом, а ты была под защитой, — кричу я папе.

Мой отец кипит от злости:

— У тебя не должно быть этих снимков. Тот, кто дал их тебе, опасен. Я не собираюсь повторять, Зара. Это не просьба. Кто дал их тебе?

— Их подбросили к моей двери.

Кровь отливает от его лица.

— Кто-то знает, где ты живешь.

— Это не имеет значения, — заявляю я.

— Конечно, это важно! — восклицает отец.

Мама кладет мне руку на плечо.

— Пожалуйста, ответь своему отцу, — просит она мягким тоном.

Я качаю головой. Я знаю, откуда они взялись. Джон, Сильвия или кто-то из их окружения оставили эти фотографии на стойке регистрации. Но я ничего не скажу им.

— Подумай, моя драгоценная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»), — настаивает папа.

Я не отвечаю. Вместо этого мой голос срывается, когда я спрашиваю:

— Кто эта женщина и ребёнок?

— Не твое дело, — отвечает он.

Мама выглядит удивленной.

— Какая женщина и ребёнок? — выпаливает она.

Отец ещё не дошёл до этой фотографии, но даже не вздрогнул, когда я заговорила об этом.

У меня скручивает живот. Я кладу на него руку, чувствуя себя плохо.

— У меня есть сестра? Ты женат?

Его глаза сужаются.

— Я не буду отвечать на вопросы о своём прошлом. Это не твоё дело, и тебе небезопасно это знать.

— Лука, какая женщина и ребёнок? — повторяет мама.

— Покажи ей, — требую я.

Отец смотрит на меня исподлобья.

Я тянусь за фотографиями.

Он засовывает их обратно в желтый конверт, требуя:

— Я хочу знать, кто дал их тебе.

— Лука, — говорит мама, и в ее голосе появляется еще больше эмоций.

— Скажи нам. Мы имеем право знать, — приказываю я.

Лицо папы краснеет от гнева. Он поднимает палец в воздух, указывая на меня.

— Ты ни на что не имеешь права. Это не твое дело.

— Это мое дело! Я хочу знать, почему ты выглядишь так, будто ты лучший друг Абруццо, и есть ли у тебя другая семья! — истерично кричу я.

В воздухе повисла гнетущая тишина.

Губы мамы дрожат. Она переводит взгляд с отца на меня.

Я смотрю на отца, кипя от злости.

— Расскажи. Мне.

Он отказывается. Он подходит к камину и бросает фотографии в огонь.

— Что ты делаешь?! — кричу я, когда края загибаются, а фотографии вспыхивают пламенем.

Он резко поворачивается ко мне, его лицо пылает гневом, глаза сверкают.

— Это не твое дело. Нет смысла ворошить прошлое. Тот, кто решил это сделать, явно не желает нам добра. Поэтому ты сейчас же скажешь мне, кто принёс тебе эти фотографии.

Я снова лгу.

— Я же сказал, не знаю.

Он подходит ближе к маме и берёт её лицо в ладони.

— Мы поговорим об этом позже.

Она пристально смотрит на него, часто моргая.

— Я клянусь, что мы поговорим об этом позже.

Она с трудом сглатывает.

Отец снова смотрит на меня.

— Зара, всё, что я делаю, для твоей безопасности. Если ты связалась с людьми, с которыми не должна...

— Как твои приятели, Абруццо? — бросаю я.

— Зара! — осекает меня мама.

Я поворачиваюсь к ней.

— Как ты можешь просто стоять и молчать, когда он не даёт ответов?

Она молчит.

Мои глаза наполняются слезами.

Отец целует маму в лоб и твёрдо заявляет:

— Мы больше не будем об этом говорить. Я выясню у службы безопасности, кто принёс эти фотографии.

— Да пожалуйста, — язвительно отвечаю я.

Он указывает на меня.

— Мы закончили этот разговор, Зара. Шанель, мы поговорим об этом позже. А теперь давайте ввернемся к приготовлению ужина. — Он подходит к бару, наливает вино в бокал, затем возвращается, протягивает его мне. — Выпей, Зара. Расскажи, чем ты занималась с тех пор, как мы в последний раз были в Чикаго.

Внутри меня всё содрогается. Я смотрю то на него, то на маму.

Как она может просто стоять и не задавать вопросов?

Как она может верить, что он скажет ей правду обо всём этом, о том, что он сделал и кто может быть с нами связан?

Он был с той семьёй вместо нас? Как она может мириться с этой тайной?

— Зара, держи, — Он кивает мне, приглашая взять бокал вина.

Я мельком взглянул на него, а затем на бокал.

— Нет, я не останусь на ужин.

— Зара, не уходи, — умоляет мама.

Я снова смотрю на неё.

— Прости, я не могу остаться. — Я обхожу её и направляюсь к лифту.

Они следуют за мной.

— Зара! — зовёт отец.

— Пожалуйста, не уходи, — умоляет мама.

Но я не могу остаться. Я не могу продолжать жить, не зная правды о том, почему я провела первые пятнадцать лет жизни без отца, почему мама говорила, что не знает, кто он, когда всё это время знала.

Я устала от лжи, обмана и вопросов, на которые никогда не получаю ответов. А теперь их стало ещё больше.

Отец кладет мне руку на плечо.

— Зара...

Я резко отшатываюсь.

— Не трогай меня. Не прикасайся ко мне и не разговаривай со мной, пока не будешь готов сказать правду.

Я нажимаю кнопку вызова лифта.

— Зара, ты должна мне доверять, — утверждает он.

Я качаю головой.

— Ты знаешь, как я устала слышать это? Что я должна тебе доверять? Знаешь что, папа? Я больше не хочу.

— Зара — резко говорит мама.

— Нет! Вы оба разрушили первые пятнадцать лет моей жизни! Теперь я получаю новую информацию, а он отказывается объяснять. А ты его поддерживаешь? Прости, но мне тридцать лет. Я не ребёнок, — твёрдо заявляю я,

Папа заявляет:

— Нет, ты не ребёнок, но ты все еще моя драгоценная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»). Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, поэтому ты должна мне доверять.

— Папа, пожалуйста. Хватит этих оправданий про защиту. — Слёзы катятся по моему лицу, и я смахиваю их.

— Это не оправдания, — настаивает он.

— Извините, я не могу остаться. — Двери лифта открываются, и я вхожу внутрь. Я нажимаю кнопку, не глядя на родителей.

Дверь закрывается, и я принимаю решение.

Если у меня появится возможность, я пройду посвящение. Пройду, чего бы это ни стоило. Потому что мне нужна правда, та правда, которую я никогда не услышу от своих родителей.

ГЛАВА 9

Шон

Хладнокровное убийство мне не в новинку, но закончить чью-то жизнь в драке, это не часть спорта, которому я посвятил всю жизнь.

Я чемпион по боксу. Я уважаю правила и структуру. Я преуспеваю в них.

Здесь всего этого нет.

Измождённый, окровавленный мужчина, который готов меня убить, стоит по другую сторону ринга. Он на несколько дюймов ниже, чуть более мускулистый, а его грудь покрывают татуировки змей.

Он измотан и тяжело дышит, но сомнений нет, он сделает всё возможное, чтобы именно он остался стоять в конце нашей схватки.

Резкий свист пронзает воздух, и прежде, чем я успеваю понять, что это значит, его кулак врезается мне в челюсть. Второй, в живот, вышибая воздух из лёгких.

Я отшатываюсь и почти теряю равновесие. Собравшись, вижу, как он бросается вперёд, но в последний момент ухожу из-под удара.

Голос отца звучит у меня в голове:

— Забудь про правила.

Зверь внутри меня пробуждается. Это не боксёрский поединок. Это бой. Единственный способ победить, пролить как можно больше крови противника.

Я приседаю, оценивая его, пытаясь предугадать его следующий шаг. Он рычит, бросаясь на меня.

Я наношу мощный удар в челюсть. Его голова резко дёргается в сторону, кровь разлетается по полу. Следующий удар приходится в живот, и он сгибается пополам.