Измена. Боль моего сердца (СИ) - Янова Екатерина

Снова начинает рыдать, а я затыкаюсь.

– Я справлюсь с этим, – зло обещает она. – Буду ненавидеть…

– Маш, у нас сын. И теперь я от него точно не откажусь. И сейчас ему нужны оба родителя рядом.

– И что, ты предлагаешь мне проглотить твою измену и сделать вид, что я ничего и не вспоминала?

– Нет. У меня нет готового решения. Но я знаю точно, что люблю вас с сыном и готов бороться.

– Тогда бороться тебе придётся со мной! Потому что я тебя никогда не прощу! – шипит как кошка и выскакивает из комнаты.

Глава 26.

Я сижу у детской кроватки и, как маятник, качаю на руках сына. Богдан спит, но я не могу выпустить его из рук. Он для меня как спасательный круг, который не позволяет утонуть в пучине открывшейся мне уродливой реальности.

Почему-то постоянно крутятся в голове слова бабушки о том, что меня вернули ради сына.

Вот и держусь за него и за мысль, что я нужна моему сыночку. А остальное… всего лишь остальное.

Только чёрная дыра в груди не позволяет забыть. Навязчивые мысли все лезут и лезут в голову. Я стараюсь отгонять их, нельзя мне нервничать, но выходит плохо.

Особенно когда я вижу или слышу Свята. Ещё вчера самый родной человек теперь вызывает в душе очень гадкие болючие чувства.

Зачем он это делает? Раз изменил, значит, не любит? Почему тогда рядом? Ради сына? В это верится ещё меньше.

Мне тяжело рядом с ним, каждый его взгляд, каждое движение отдаются тупой болью в груди.

Хочется потребовать, чтобы он ушёл. Оставил меня в покое и больше не появлялся в моём периметре никогда. Но… есть одно большое но… Оно прямо сейчас тихонько посапывает на моих руках.

Я понимаю, что с ребёнком в данный момент я сама не справлюсь. Мне страшно, мне в любой момент может стать плохо, меня постоянно мучает то аритмия, то тахикардия, то давление.

Вчера приходил врач. Слушал меня и хмурился. Назначил какие-то новые препараты. Да, мне от них легче на некоторое время. Думаю, это успокоительные, потому что после мне становится сонно и безразлично.

Вчера я спала несколько часов. Свят сам возился с Богдашей. Я смутно слышала плач малыша, но проснуться не могла.

И это тоже пугает. Да, можно настоять, чтобы Свят нанял круглосуточную няню, а сам ушёл, но… Я не хочу, чтобы с ребёнком постоянно находился чужой человек. Это иррационально и неправильно. Но такой страх живёт во мне.

Иногда я думаю, что лучше бы Святу быть никчёмным папашей, который даже не подходит к ребёнку. Но… мой муж продолжает удивлять. А я себя иногда чувствую не слишком хорошей матерью, потому что Богдан часто плачет, а я не могу успокоить сына. Но стоит его взять на руки папочке, как малыш тут же затихает.

Со Святом мы почти не разговариваем. Каждую его попытку вывести меня на разговор я безжалостно обрываю. Я не готова пока. Это как ковыряться наживую в открытой ране.

Вот так и живём уже второй день… В напряженной, удушающей тишине.

В дверях детской останавливается хмурый, уставший Свят. Взгляд как у коршуна.

– Маш, тебе нужно поесть и принять лекарства.

– Я не хочу, – отвечаю безразлично.

– Значит, через не хочу, – выдаёт настойчиво. – Давай мне Богдашу, я его переложу.

Делает шаг ко мне.

– Я сама, – шиплю на него.

И только встаю, как Богдан поднимает крик. И вот опять! Я, как могу, пытаюсь его успокоить, но он только сильнее расходится.

– Давай мне, – Свят решительно забирает малыша из моих рук, и почти сразу Богдан затихает.

Злюсь! Потому что… не знаю, как объяснить. Мне хочется орать и обвинять мужа во всех смертных грехах, но… мне объективно не за что придраться.

Да, кроме того факта, что в прошлом мой муж мне изменял! И, если верить словам Натальи, неоднократно!

– Маша, обед на столе, – подгоняет меня Свят.

И я ухожу. На кухне стоит тарелка супа, свежие булочки, бутерброд. Обед не хитрый, но… Он ведь приготовил его сам.

Часто ли такое случалось раньше? Точно нет. А сейчас…Такое ощущение, что мы со Святом поменялись местами. Раньше я маниакально создавала уют, искала новые интересные рецепты, а Свят всё это принимал как должное. А сейчас… Зачем он делает это?

Ответ мне не нравится. Но… правда в том, что мне нужны силы. Только тогда я смогу самостоятельно заботиться о ребёнке и что-то решать в своей жизни.

А значит, есть и принимать лекарства – это путь, который я должна пройти ради сына.

Сажусь за стол, заталкиваю в себя еду. Даже не могу определить, вкусно мне или нет. После выпиваю лекарства.

И уже через пятнадцать минут меня опять дико клонит в сон.

Какое-то время пытаюсь бороться с собой, но быстро сдаюсь. Богдан спит в своей кроватке, а я вырубаюсь рядом в кресле-качалке.

Просыпаюсь, когда за окном уже темнеет.

Оглядываюсь. Я уже не в детской, я в нашей спальне, укрыта пледом.

Свят перенёс меня, а я даже не проснулась? Проклятые таблетки!

Встаю, потягиваюсь, разминая шею. Открываю дверь спальни.

На кухне голоса.

Гордей и Аня, узнаю я…

Прислушиваюсь и слышу кое-что интересное…

Глава 27.

Речь точно идёт обо мне. Гордей спрашивает у Свята:

– Вы хотя бы поговорили? Выяснили все обстоятельства?

– Нет, – отвечает Свят. – Маша не хочет ничего слушать. Закрылась, как ракушка. И что у неё там внутри происходит, я не знаю. Хожу вокруг неё, как около бомбы, которая может взорваться в любой момент. Мне вообще кажется, что мы с ней поменялись местами. Раньше я ходил разяженный своими сомнениями, страхами за неё, а Машка всё кружила вокруг, опекала меня, пытаясь таким образом подобраться ко мне, чтобы убедить, что ребёнок – это здорово. А я её отталкивал. Теперь же всё наоборот.

– Ну ты же понимаешь, что ни к чему хорошему это не приведёт? Рано или поздно взрыв произойдёт.

– И что ты мне предлагаешь? Связать её и заставить выслушать?

– Связывать необязательно, – хмыкает Гордей.

– Да, можно просто покалечить, обездвижить, и тогда Маша никуда не денется, да, Гордей? – с ноткой яда выдаёт Аня.

– В тот день ты сама навернулась и повредила ногу! Я тебя спасал вообще, – защищается он.

– Но не выслушать я тебя уже не могла, так?

– Так. А разве ты жалеешь? У нас ведь было то же самое по сути. Слушать ты меня не хотела ни в какую. Решила, что раз у меня есть жена, значит с тобой я всего лишь развлекался. Накрутила себя, надумала, обвинила во всех смертных грехах, не разобравшись в сути. И если бы я тебя не скрутил, хрен бы ты меня выслушала!

– Ну, все мои выводы напрашивались сами собой.

– Конечно. Потому что вы, женщины, склонны думать, что у мужиков всего одна извилина. Та, что между ног. И думаем мы ею же. А в жизни бывают ситуации разные.

Меня берёт злость, что они шушукаются тут за моей спиной. И вообще, все такие умные, все знают. Одна я, получается, дура!

Резко открываю дверь на кухню. Вхожу.

– Маша? – тут же напрягается Свят.

Гордей с Аней смотрят на меня с беспокойством.

– Значит, разные ситуации бывают, да? – выдаю запальчиво. – Возможно, и так! – рявкаю зло. – Только я всё видела собственными глазами. Мужа и двух омерзительных вульгарных шлюх! Это как минимум! И что вы мне предлагаете, проглотить всё это?

Все молчат, смотрят на меня хмуро.

– Да что бы он ни сказал, как мне теперь это всё развидеть? Как? Я на него смотреть не могу, и мне бы уйти куда-нибудь, но я не могу! Куда я денусь от Богдана? И справиться с ребёнком сама я не могу. Он уже к папочке привык! И вот сыну как раз по фиг, с кем там папочка кувыркался. А мне! Мне что делать?!

– Маш, тише, не нервничай, – пытается успокоить меня Свят.

– Конечно, как я могу нервничать. Мне же нельзя. Мне ничего нельзя. Я должна только сидеть и глотать всё, да? Я же инвалид и больше ни на что не способна! И должна быть благодарна мужу, что он меня не бросил, такую немощную, да? А значит, и изменять ему не возбраняется, так?