Мамочка для принцессы (СИ) - Редж Моргана
— Я войду? — выгибаю бровь, руки на груди складываю.
Он молча отходит в сторону, пропускает. Конечно, самому попросить помощи гордость не позволяет?
Одним взглядом оцениваю, что номер больше моего. Не то что больше, он с двумя комнатами! Офигеть, конечно.
Прохожу на плач, ищу Аришу глазами. Слышу, как за спиной закрывается дверь.
Девочка в другой комнате, сидит на односпальной кровати. Вся красная, заплаканная. Сажусь рядом, беру Аришу на руки. Она видит меня и уже не голосит, лишь всхлипывает и подвывает.
— Ну, чего ты опять плачешь? Кто принцессу обижает? А? — говорю с ней ласково, малышка жмется ко мне, как к родной.
Руками щупаю девочку и понимаю, что она вся горит. Поднимаю голову и вижу в дверях Пашу. Стоит, подпирает косяк, руки в карманах шорт. Смотрит на нас, не мигая. Не понимаю, чего он так уставился?
— Градусник есть? — спрашиваю у папашки.
Он молчит какое-то время, словно не понимает, о чем я. Потом подрывается.
— А, да, сейчас, — уходит и через минуту возвращается с аптечкой.
Наблюдаю за ним, пока он высыпает содержимое на стол.
— И выключите кондиционер, — продолжаю раздавать указания. — Лучше окно приоткрыть.
Паша встаёт, протягивает электронный градусник, жмёт на пульт, выключая кондер.
Ариша хнычет, глазки осоловелые. Сую градусник подмышку. Паша откидывает окно, выходит из комнаты.
Почему он все время молчит? Совсем сказать нечего? Чувствую себя идиоткой с чужим ребёнком на руках.
Градусник пищит — 38, 8. Перегрелась девчушка. Кладу её в постель. А она тянет ко мне ручки.
— Я никуда не ухожу, сейчас дам тебе лекарство, — глажу златовласку по голове.
Подхожу к столу с высыпанной аптекой. Да уж, явно не сам собирал. Но хотя бы детское жаропонижающее есть. Набираю в шприц сироп, даю девочке. Она послушно выпивает. В дверях снова появляется папашка. Весь несчастный такой, даже пожалеть захотелось. Но я сейчас зла. Выскажу ему все, когда девочка уснёт.
— Смочите полотенце холодной водой, пожалуйста, — прошу его, он кивает и уходит.
Блин, если б сама не слышала, как он кроет матом свою блонду, решила бы, что этот мужик разговаривать не умеет.
Приносит полотенце. Сворачиваю холодную махровую ткань, кладу на голову малышке. Она держит меня за руку не отпускает. И как мне потом уйти?
Достаю из кармана телефон, пишу сыну сообщение, чтоб не терял меня.
Устраиваюсь рядом с Аришей. Она вроде засыпает, но все равно прижимается ко мне. Держит цепкими пальчиками. А я не хочу отпускать.
— Как вас зовут? — шёпотом спрашивает папашка.
— Боже, я думала, вы язык проглотили! — да, настроение сейчас только язвить.
— И все же? — садится в кресло напротив кровати.
— Ася, — не смотрю на него, только на Аришу.
— Я Паша, — выдаёт этот товарищ. — Можно на ты.
Да, блин, знаю я, как тебя зовут! Весь пляж слышал! Кстати, а где эта мымра крашенная?
— Что-то мне подсказывает, что дочерью вы обзавелись недавно, — смотрю на него с укором.
— Так и есть, — грустно пожимает плечами.
— Девочка перегрелась. Плюс стресс. Она вся горела, неужели не заметил? — стараюсь не смотреть на мужика, уж больно красив, а я здесь не за этим.
— Ты, наверное, думаешь, что я плохой отец, — начинает Паша. — С Аришей занималась моя мама. Я как-то не... В общем, все было хорошо. Хотел свозить дочку на море. А тут...
— А где мымра крашенная? — не знаю зачем спросила. Паша усмехается.
— Я её выгнал. Она собрала чемодан и умотала, — разводит руками.
— Печально, — пожимаю плечами.
— Ась, почему ты это делаешь? — вдруг спрашивает Паша.
— Делаю что? — смотрю на этого гада.
— Помогаешь.
— Я не могу оставить ребёнка в беде. Вот и все, — отворачиваюсь.
Паша молча кивает и уходит в свою комнату. Мне все же удается уснуть, а утром, убедившись, что у малышки нет температуры, я убегаю в свой номер.
Принимаю душ, одеваюсь, бужу Артёма. Но сын отказывается идти на завтрак. Ну и ладно. Поем на террасе отеля под шум моря.
Спускаюсь в своем лиловом сарафане. В кафе беру капучино, тост с яйцом и беконом, блинчики со сгущенкой и клубникой и сажусь за стол с прекрасным видом. И вдруг поняла, что один непутевый папаша не выходит у меня из головы. Павел безусловно привлекательный мужчина. И не бедный. Но вокруг него ошиваются всякие крашеные модели. А я что? Так, серая мышь. Не модель, а совсем обычная. И как бы мне не хотелось личного счастья, вряд ли оно будет таким брутальным, как Павел.
Краем глаза замечаю, как всколыхнулось пространство, и в нос ударил мужской знакомый запах. Поворачиваю голову и вижу… ко мне за столик присаживается Паша.
— Доброе утро, Ася.
— Доброе, — киваю сдержанно. — Где Ариша?
— В детской комнате с аниматорами. Не переживай, — улыбается во все тридцать два. — Я хотел поговорить.
— О чем? — напрягаюсь, но вида стараюсь не показывать.
— Арише нужна мама, — с ходу выдаёт этот перец, а я тут же выплевываю кофе на стол.
Глава 3
Ася
Я вытираю рот салфеткой, отчего мой капучино, пролитый на столик, выглядит еще более живописно. В ушах звенит. Мне показалось? Может, это отголоски вчерашнего стресса или банальный недосып?
— Повтори, пожалуйста, — прошу я, глядя на него широко раскрытыми глазами. — У меня, видимо, слуховые галлюцинации. Мне почудилось, что ты сказал «Арише нужна мама».
Паша смотрит на меня с невозмутимым, почти деловым выражением лица. Ни тени смущения или шутки.
— Именно так я и сказал. И я хочу предложить эту должность тебе.
Теперь я отодвигаю чашку, будто она виновата в происходящем безумии. Смотрю на него, пытаясь найти признаки помутнения рассудка. После вчерашней ночи это было бы объяснимо.
— Паша, мы знакомы… сколько? Сутки? Ты не знаешь, как меня зовут дальше чем «Ася», чем я занимаюсь, есть ли у меня хобби, кроме как врываться в чужие номера к плачущим детям. Ты предлагаешь первому встречному стать матерью твоему ребенку? Это какой-то розыгрыш? Скрытая камера? — Я оглядываюсь по сторонам в поисках спрятанной камеры.
Он вздыхает, его плечи слегка опускаются. В его взгляде проскальзывает усталость, которую не скрыть даже идеальной физической формой.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, — говорит он тихо. — Анастасия, тридцать пять лет, сценарист-фрилансер. Воспитывает сына-подростка Артема одна. Прекрасная, заботливая мать, если судить по тому, как ты общаешься с сыном и с моей дочерью. Ответственная. И у тебя хватает смелости говорить то, что думаешь. Для меня это ценно.
Меня бросает в жар. Он что, справку обо мне накануне заказал?
— Ты за ночь успел меня проверить? — шиплю я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Это уже не мило, это пугающе.
— Нет, — он качает головой. — Я просто умею слушать и задавать правильные вопросы твоему сыну, пока его мама спит, прижав к себе чужую больную девочку.
Вот так новость. Артем? Мой же сын? Предатель!
— И что же тебе нашептал мой болтливый отпрыск? — скрежещу я зубами, мысленно составляя план воспитательной беседы с подростком.
— Что вы прекрасная команда. Что ты — его лучший друг и самый крутой человек на свете. Что ты много работаешь, чтобы дать ему все, но при этом всегда находишь время. Что вы… немного устали быть только вдвоем. — Последнюю фразу он произносит особенно мягко, и она, черт возьми, попадает прямо в цель.
Да. Мы устали. Я устала от одиночества, от вечной ответственности, от необходимости быть и матерью, и отцом, и добытчиком. От тишины в квартире, когда Артем засыпает. Но это не значит, что я готова стать… кем? Няней? Женой? Что он вообще предлагает?
— Паша, давай начистоту. Ты предлагаешь мне работу няней? Или ты делаешь предложение руки и сердца? Потому что первое — это работа, а второе — бред сивой кобылы.
Он наклоняется через стол, его зеленые глаза становятся серьезными, почти жесткими.