Школа жён - Виткевич Магдалена
Хотя рубинами он, честно говоря, ее удивил. Она никогда не носила ничего красного… В общем, даже хорошо, что рубинов не оказалось. К ее голубым глазам больше подходили сапфиры. Ну да ладно, как говорится, все, что ни делается, – к лучшему…
В праздничный для нее вторник Ядвига надела одно из самых нарядных своих платьев – светло-голубое, прекрасно сочетающееся с будущими серьгами. А муж ничего не заметил, просто дремал на диване. Она встала с кресла и прикрыла мужа пледом: с возрастом у него появились проблемы с кровообращением, мерзли ноги. Прикрыть-то прикрыла, но в принципе пора бы ему уже и проснуться!
Она села рядом с ним.
– Милый, может, чаю? – спросила она. – У меня есть чизкейк…
– Мхм-хм, – проворчал он. – Нет, нет, да и спать пора. – Зевнул. – У нас завтра комиссия, понимаешь, я должен с утра быть на работе.
– Но… я чизкейк испекла… Твой любимый.
– Да? В честь чего бы это? – спросил он, взял у Ядвиги тарелку и с аппетитом накинулся на кулинарный шедевр.
Она посмотрела на него с удивлением:
– Как это в честь чего? У меня сегодня день рождения…
– О черт, я и забыл! – Схватился за голову. – С днем рождения! – И чмокнул жену в щечку. – Виноват, твой должник, но вину искуплю, вот только немного поднажму на работе. У меня даже не было времени подумать о подарке, знаешь, столько работы… – оправдывался он.
Ядвига застыла с куском пирога в руке. Ну конспиратор! Нет, это ж надо столько лет прожить с человеком и только сейчас отметить у него наличие артистического таланта! Вслед за великим Станиславским ей хотелось крикнуть: «Верю-ю-ю!», потому что верила: все это заранее заготовленная шутка. Она улыбнулась и, потупив взор, тихо спросила:
– А серьги… с сапфирами?
– Серьги?
– Ну да, серьги… Звонили из салона, сказали, что рубинов нет, спросили, можно ли рубины заменить сапфирами… Я сказала, что можно… Ты не рад?
– А-а-а… Сапфи-и-иры… А-а-а… – попытался он сориентироваться в ситуации. – Ну да, собирался сделать сюрприз, но у них там произошла ошибка, да, ошибка…
Как известно, у каждой ошибки есть имя. Эту ошибку звали Эльжбета. О ее существовании Ядвига пока не знала, хотя, как и любая умная женщина, начала о чем-то догадываться. Тем временем ошибка смотрелась в зеркало в ванной комнате в квартире двумя этажами выше и оценивала, как выглядят на ней сапфировые серьги. Цвет явно не ее. Ошибка нахмурилась. Решительно не ее. Ну да ладно. Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Сапфиры так сапфиры…
Михалина как раз заканчивала недавно начатое. Так вот, она заканчивала своему Мишане «делать хорошо», потому что именно «это» (так, по крайней мере, ей казалось) он ценил больше всего.
Мишка застонал, а Михалина вытерла рот салфеткой, поднялась с колен и крепко прижалась к нему.
– Тебе хорошо было, Мишаня? – спросила она сладко, нежно водя по его животу длинным накладным ногтем.
В Михалине было много искусственного. Накладные ногти (понадобилось какое-то время, пока она научилась тюкать по клавиатуре их кончиками), накладные ресницы, перманентный макияж, наращенные локоны, делавшие прическу пышной. Вот только грудь пока ждала своего тюнинга, потому что Мишка еще не определился относительно формы и размера. Но в принципе, все уже было на мази. Губы были почти настоящими, она сделала всего несколько уколов, чтобы немного подчеркнуть их, но не была удовлетворена этим. То есть было над чем еще работать. Не страшно, для Мишани она на многое смогла бы пойти.
– Ну, Мишаня! – повторила она. – Как тебе было? – Прильнула к нему.
– Миська… – Он отстранил ее от себя. – Блин, ну без обид… Ты повнимательнее присмотрись, как она это делает. – Он взял пульт и прокрутил кадр за кадром.
Михалина сидела на диване рядом со своим мужчиной и пристально смотрела на экран, всю ширину которого занимали мужские гениталии и рот женщины, охватывавший их.
– Ну, видишь, дорогая? – Мишка потрепал Михалину по щечке. – Нет предела совершенству, век живи – век учись, – и загоготал.
Михалина кивнула и уже хотела было снова встать на колени перед ним, но Мишка остановил ее.
– Хорош, дай малышу немного отдохнуть, – сказал он. – Есть у нас что-нибудь холодненькое выпить?
Михалина послушно встала. Если бы не эта ее искусственность, она была бы шикарной девушкой. Даже не женщиной, потому что ее девятнадцатилетнее тело было совсем еще девичьим.
Миська пошла к холодильнику, достала пиво и вернулась с бутылкой в комнату. Мишка уже храпел.
Она села на пол по-турецки, взяла пульт. Перемотала фильм к началу, отпила холодного пива, поморщилась.
Еще глоток. Допила до половины и снова прокрутила кассету до начала.
Она сделает все, чтобы ее мужчина был доволен. Потому что она любит его…
Марта села в глубокое кресло, закрыла на мгновение глаза, улыбнулась, потянулась к лежавшей на столике шоколадке, отломила два квадратика (главное – не переусердствовать, чтобы из-за избытка практиш-квадратиш не стать круглиш-идиотиш), съела и, несмотря на поздний час, выпила кофе. Дети уже спали, и она могла перевести дух.
Отломила еще один квадратик и взяла в руки спицы. На этот раз шапка для Франека. Ленка уже хвасталась своей новой розовой с кисточкой, Франек ни в чем не должен был уступать сестре.
Зазвонил телефон. Рукоделие пришлось отложить, но другая рука-то свободная, так что еще один шоколадный ломтик. Звонила тетя Эвелина:
– Дорогая, все улажено. Увидимся в начале августа! Очень, очень рада! Я договорилась, мама заберет детей к себе.
Марта вздохнула и потянулась за очередной порцией шоколада… А шоколада больше не было.
– А на прощанье он наговорил мне столько гадостей, и главное – хоть бы на грош правды. Что наши отпуска, дескать, всегда были отстойными, потому что меня тянуло к достопримечательностям, а его на пляж, на природу… – Юлия допивала очередной бокал мартини со льдом. Наверное, пятый. – А знаете что? Мне иногда кажется, что если бы он мог, то точно как какая-нибудь кинозвезда крикнул бы мне вдогонку, что все его оргазмы – притворство. И большинство моих тоже.
Иолька разразилась громким смехом.
– А что я такого смешного сказала? – Юлия пожала плечами. Иолька все хохотала и никак не могла успокоиться.
Они сидели в прокуренной кафешке, прислушиваясь к мелодичному голосу певицы, аккомпанировавшей себе на синтезаторе, и пытались утешить Юлию, что на одном мужике жизнь не кончается и что все только к лучшему, потому что он бросил ее, когда ей двадцать семь, а не семьдесят два. Хотя Юлька убеждала их, что чувствует себя именно что на семьдесят два. Как женщина, которой уже ничего в этой жизни не светит.
Иолька, Алиция, Магда и Юлия. Вот уже много лет они неразлучны. Все такие разные, даже приятные – каждая по-своему, но вместе они составляли взрывоопасную смесь.
Иольке было за пятьдесят. По паспорту, телом. А духом она была моложе их всех. И, пожалуй, самая раскрепощенная. Блондинка с сияющей улыбкой и такой сексапильностью, что ей завидовали все. Магда – юрисконсульт в одной из варшавских корпораций. Собранная, она взвешивала каждое слово и всегда помнила о том, что когда ты выходишь из машины, а на тебе мини, то ноги надо держать вместе. Алиция – мать троих детей, в сумке которой самые разные вещи, от дежурных на всякий пожарный случай подгузников и машинок-трансформеров до странных устройств для откачивания детских соплей.
Была, конечно, и Юлия. «Свежеразведенная», если можно так сказать. Тока-тока. Конкретно: пять часов двадцать семь минут после оглашения решения суда.
– Не знаю, что вас так позабавило, – серьезно сказала Юлия.
Магда продолжала смеяться, прикрывая рот платком. Алиция не расслышала, потому что писала мужу эсэмэску, чтобы он не разводил молочную смесь для малышки, а взял уже готовую из морозильника. Но чтоб разогрел. Обязательно. Только не в микроволновке.
