Эффект разорвавшейся бомбы (ЛП) - Соренсен Карла

У Фейт отвисла челюсть, и я заглянул в двери, но ничего не смог разглядеть. Фейт стояла так близко к стеклу, что оно запотело, когда она говорила.

— Посмотри на ее купальник. Хотела бы я надеть такой.

В моей голове громко зазвенели отцовские тревожные колокольчики.

— Э-э, Рэндалл, я должен идти.

— Ты должен сделать заявление. Роберт Саттон Третий был первоклассным владельцем клуба, великим лидером, бла-бла-бла, что-то в этом роде. Что-нибудь. И я ставлю сто баксов, что они сделают из этого сенсацию.

— Папочка, — практически заныла Фейт, — пожалуйста, можем мы пойти поздороваться? Она смотрит сюда. Я думаю, она видит меня!

Волосы у меня на затылке встали дыбом, потому что дом по соседству с нами пустовал все то время, что мы здесь жили. Для фанатов было не трудно выяснить где живут игроки, но нам удавалось оставаться вне поля зрения в течение последних восемнадцати месяцев, с тех пор как мы переехали в скромный домик на озере Вашингтон, недалеко от Сиэтла.

«Что ж, — подумал я, оглядывая безукоризненно чистое открытое пространство, открывающийся вид с задней стороны дома, солнечные блики на воде, словно поверхность покрыли зеркалом, — довольно скромно для квотербека НФЛ».

Но любой, кто разбирается в поисковике Гугл, мог бы копнуть достаточно глубоко, если бы захотел. Например, женщина, которая появилась в отеле команды пару лет назад, узнала, в каком номере я остановился, и распахнула передо мной свой плащ, когда я подумал, что она из службы обслуживания номеров.

Под этим плащом ничего не было.

Если бы Фейт не спала в комнате, я бы захлопнул дверь перед носом этой дуры. Вместо этого она услышала ледяное: «Нет, спасибо».

— Рэндалл, мне нужно идти.

— Нет, — сказал он настойчиво — ты этого не сделаешь.

Я сбросил звонок и кинул телефон на стойку. Фейт приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, и от этого каштановая коса, которую я заплел утром, перекинулась через ее спину.

— На что ты смотришь, Турбо?

Когда она оглянулась на меня через плечо, ее улыбка была такой же широкой, как и ее глаза.

— Может быть, она наша новая соседка. Она такая красивая, папа. Ты должен пойти поздороваться. Ты должен поприветствовать ее в нашем районе. Может, ей одиноко.

Если бы ее торопливые слова, полные волнения и благоговения, не затронули такую больную тему, я бы, возможно, улыбнулся. Возможно, рассмеялся. Вместо этого я зажмурил глаза, потому что все, что мог расслышать между слов, фраза, так невинно произнесенная ее милым голосом, была о девочке, которая скучала по матери, которую никогда не знала. Застряла с отцом, у которого была настолько напряженная карьера, что, ей казалось, что до нее никому нет дела. Даже несмотря на то, что все, что я делал, было ради нее.

Я встал позади Фейт, не сводя с нее глаз, положив руки на крошечные плечики. Так много мыслей о том, насколько она хрупка сейчас, после сломанной руки. У меня была своя доля травм, пара сотрясений мозга, разрывы мышц, которые мешали проведению полудюжины игр, и растяжение лодыжки два сезона назад, которое стоило нам шанса на плей-офф. Но ничто не было так страшно, как видеть, как Фейт падает с оборудования для детской площадки, слышать ее крик и видеть страх, когда она лежала на больничной койке.

Теперь, когда мои руки коснулись ее кожи, все, что я мог почувствовать, — это нежную длину кости, и все, что мог себе представить, — это как далеко готов зайти, чтобы убедиться, что с ней никогда не случится того, что причинит ей боль. Это было нелогично, совершенно иррационально, но я мог остановить это примерно так же легко, как мог бы попытаться отключить свое сердце одной лишь силой воли.

— Папочка. — Фейт вздохнула, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на меня.

— Что, Турбо?

— Ты даже не смотришь на нашу новую соседку.

Я приподнял бровь.

— Ты не знаешь, что она наша новая соседка. Может быть, она заблудилась.

Фейт закатила глаза и захихикала.

Наконец, я поднял взгляд. Определенно, лучше бы я этого не делал.

Потому что, если это наша новая соседка, тогда я был в аду.

Как и наш дом, соседний был трехуровневым и выходил окнами на озеро. Веранда на первом этаже, похожая на мою, была большой и тянулась по всей длине дома, и обычно она пустовала. За все время, что мы здесь жили, я еще ни разу не видел ни одного человека на территории, за исключением бригады ландшафтных дизайнеров, которая приезжала в не зимние месяцы, чтобы поддерживать порядок.

Теперь он не был пустым. Как бы ни была близка Фейт называя женщину похожей на Барби, первое, что пришло мне в голову, это почему по соседней веранде прогуливается моя фанатка?

За те несколько секунд, которые я, к сожалению, потратил на то, чтобы систематизировать то, на что смотрел, я почувствовал себя так, словно кто-то сунул динамитную шашку под мои твердо стоящие ноги и поджег однодюймовый фитиль. Было невозможно убежать и игнорировать эффект, который это произвело на меня.

Ее ноги были бесконечными, загорелыми и подтянутыми; живот плоским; волосы длинными, светлыми и пышными. Черное бикини едва прикрывало пышную, явно натуральную грудь, и именно тогда мне пришлось отвести взгляд, чтобы сохранить собственное здравомыслие.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мы можем пойти поздороваться? — снова спросила Фейт, поворачиваясь и демонстрируя мне весь свой арсенал.

Глаза? Широко раскрытые и умоляющие, точно такого же оттенка коричневого, как у меня. Руки? Сложенные вместе, настолько позволял гипс, и сосредоточенные на ее сердце, как будто я разобью его, если скажу «нет».

— Мы не знаем, кто это, милая, — мягко объяснил я. — Может быть новая соседка или она просто снимает дом на выходные. Что я всегда говорю тебе о незнакомцах?

Плечи дочери поникли, и я почувствовал себя Гринчем.

— Она не была бы незнакомкой, если бы мы представились.

— Это правда, — признал я, — но мы все равно не собираемся здороваться.

Глядя на разочарованное лицо, я увидел черты себя. Но также я видел много от ее матери, то, что Фейт смогла бы узнать только по нескольким фотографиям Кассандры, которые у меня были. Наш роман был недолгим, последствия необратимы, а она погибла в автомобильной катастрофе, прежде чем Фейт исполнилось шесть месяцев.

За эти шесть месяцев я видел, как милая и сексуальная натура Кассандры медленно зеленела от жадности; ее требования о выплате алиментов увеличивались, в то время как время, которое она хотела уделять мне с Фейт, сокращалось почти с той же скоростью. Если я не заплачу.

Ее решением в ответ на мое категорическое нежелание быть ее бесконечным банкоматом была продажа газетенкам некой дерьмовой истории о нашем «романе». Которую я не смог оспорить, когда неделю спустя она умерла. Рискуя показаться придурком, я не хотел клеймить ее лгуньей. Ведь Фейт когда-нибудь сама легко сможет воспользоваться Гугл.

Тот факт, что по настоянию Рэндалла мы уже провели тест на отцовство, был единственной причиной, по которой мои права на Фейт после смерти Кассандры были неоспоримыми.

Пресса была в восторге. Звездный квотербек — отец-одиночкой, плюс история, которую она продала, и мои отношения с Кассандрой были романтизированы до тошноты. Чтобы улегся ажиотаж вокруг моей истории не потребовалось много времени, но этого было достаточно, чтобы у меня появлялся кислый привкус во рту, когда дело доходило до СМИ.

Это были те аспекты игры, которые я ненавидел. Фанатки думали, что раз я не женат, то заберусь в постель к любой, кто достаточно широко раздвинет ноги. СМИ выпытывали подробности моей жизни, собирали их по кусочкам, пока не лепили историю, которая, по их мнению, поднимет их рейтинги.

Фейт надула нижнюю губу, когда поняла, что я не сдвинусь с места, но спорить не стала. Она снова устроилась на диване с Kindle и печально посмотрела на меня.

— Мне просто скучно. Мне здесь не с кем играть, и я скучаю по бабушке.

Я устало добрался до дивана и сел рядом, притянув Фейт за плечи к себе.