Серебряная корона (ЛП) - Джонсон Джули

Телеведущая резко сглатывает, затем с большой осторожностью выдыхает дрожащий воздух. Ее руки сцепились на гладком стеклянном столе, представляя собой клубок плотно сжатых костяшек и натянутой кожи.

Просто выплюнь это уже, думаю я, желая вытрясти из нее правду. Это ожидание хуже, чем то, что ты собираешься нам сказать.

Но когда она наконец подчиняется, я тут же оказываюсь не права. Ожидание не хуже; я бы ждала вечность, если бы это означало избежать этой конкретной новости.

— Сегодня мне выпала ответственная задача сообщить вам о непостижимой трагедии. Его Величество король Леопольд и королева-консорт Эбигейл погибли в пламени Уотерфордского дворца.

Коллективный крик раскалывает воздух — вспышка света в набирающей силу буре неверия. Бармен с грохотом роняет стакан. Оуэн издает еще одно негромкое восклицание. Две девушки слева от меня начинают рыдать. Их ужас настолько силен, что я чувствую его вкус на языке с каждым вдохом.

Нет. Я отшатнулась, во мне вспыхнуло отторжение. Наверняка произошла какая-то ошибка. В любую минуту ведущая новостей расплывется в позорной улыбке и извинится за то, что напугала всю страну этой чепухой.

Вот только…

Она не извиняется.

— Несмотря на доблестные усилия пожарных по спасению, несколько сотрудников дворца также числятся пропавшими без вести. Предположительно, они погибли, — мрачно сообщает нам ведущая. — В настоящее время мы не знаем о состоянии наследного принца Генриха. Мы сообщим вам, как только узнаем, есть ли он среди погибших.

Еще один вопль разносится по толпе, разбивая воздух на осколки скорби и шока.

Не Генрих.

Не наш наследник.

Не наш принц.

Эта новость непостижима. Не воспринимаема. Мы не способны обработать ее с элегантностью или самообладанием. Мы не можем сделать ничего, кроме как стоять в оцепенении, наблюдая, как небо рушится вокруг наших ушей.

Заплаканная девушка рядом со мной — которая пять минут назад пила коктейли с джином с особой стойкостью, которая произвела бы впечатление на самого Джея Гэтсби — довольно сильно икает. Чувствуя странное отстранение от собственного тела, я слежу за своей рукой, словно она принадлежит кому-то другому, когда она протягивает ей квадратную барную салфетку. Она принимает ее с угрюмым фырканьем, ее глаза не отрываются от экранов телевизоров. Оглянувшись вокруг, я вижу, что выражение ее ужаса отражается на всех остальных лицах в толпе.

Неприкрытое страдание в массовом порядке.

Я наблюдаю, как они разбиваются, словно волны об острые скалы, превращаясь в убитые горем оболочки, не имеющие ни малейшего сходства с теми шумными студентами, которыми они были всего несколько минут назад. Неважно, что они никогда не пожимали руку своему королю, что они никогда не видели своего принца вживую, разве что, возможно только, из безопасного места на тротуаре, когда его карета проезжала мимо во время королевского парада. Эта новость — лезвие, вонзенное в саму ткань нашего существования. Даже диктор новостей утирает слезы по мере того, как разворачивается эта мрачная история.

— Был ли это несчастный случай или что-то более зловещее, остается неясным, — читает она с телесуфлера, выглядя противоречиво мрачной в своем веселом желтом пиджаке. — Власти предварительно рассматривают это как террористическую атаку. Сейчас действуют чрезвычайные протоколы. Все остальные члены королевской семьи были взяты под защиту королевской гвардии и будут находиться под ней до тех пор, пока не будет оценена вся угроза — это включает младшего брата короля принца Лайнуса, герцога Хайтауэра, вместе с его женой и приемными детьми.

При упоминании герцога глаза Оуэна находят мои в полумраке, и в их глубине появляется незнакомая полоска беспокойства. Он один из единственных людей на планете, кто знает о моей связи с Ланкастерами. Об отцовском имени, напечатанном в моем свидетельстве о рождении жирными, неоспоримыми буквами.

— Эмилия…

— Не надо. — Я поднимаю свой пивной бокал, чтобы было чем занять руки, пока идет болезненная трансляция. Я сжимаю его так крепко, что наполовину удивляюсь, как он не разбивается вдребезги в моей ладони.

— В этот самый темный час… — Голос ведущей трещит вместе с ее самообладанием. — Я думаю, что говорю от имени всех нас здесь, на GBTV, и каждого гражданина Германии, слушающего нас, когда говорю, что наши мысли и молитвы с каждым членом семьи Ланкастеров, пока мы пытаемся справиться с этой огромной потерей… и решить, что именно это будет означать для руководства нашей страны…

Оуэн пробормотал:

— Сладкая чертовщина, — когда на экране появились новые изображения горящего ада. Его голос звучит за миллион миль отсюда — вместе со всем миром. В этот момент, окруженная со всех сторон, я чувствую себя еще более одинокой, чем в детстве, в тот день, когда моя мать наконец-то рассказала мне правду о моем биологическом отце. О мужчине, который почти принадлежал ей. О судьбе, которая была почти моей.

Он не хотел нас, Эмилия.

Он не хотел тебя.

Голова закружилась, и я уткнулась в грудь своего лучшего друга. Он мгновенно успокаивает меня, его широкие руки обхватывают мои голые предплечья с ободряющей тяжестью. В толпе жарко, но я моментально замерзаю в своем черном топе и приталенной юбке. Мурашки покрывают каждый сантиметр открытой кожи.

— Эмс? — Его брови нахмурились от беспокойства. Прядь волнистых светлых волос падает на его обеспокоенный карий взгляд. — Ты в порядке?

Мне удается кивнуть. По крайней мере, мне кажется, что да.

На экране рука ведущей подносится к уху, когда она слушает какую-то не доносящуюся до нас информацию.

— Сейчас мы пригласим Джеральда Симмса, пресс-секретаря Дворца, для официальной информации.

Трансляция переключается на разделенный экран. У мужчины, который появляется в правой части экрана, самое кислое выражение лица, которое я, когда-либо видела, как будто он только что сунул нос в пакет с прокисшим молоком. Его редеющие волосы и увеличивающаяся талия не украшают нелестный костюм в полоску, который он выбрал для этого случая.

— Мистер Симмс, добро пожаловать! — говорит ведущая новостей. — Спасибо, что нашли время поговорить с нами сегодня.

— Да, да. — Двойной подбородок мужчины покачивается, как у индюка. — С удовольствием.

— Мистер Симмс, не могли бы вы рассказать о последствиях для короны в связи с этой катастрофической потерей? Можете ли вы дать нам хоть какое — то представление о том, как начался этот пожар? Было ли это спланированное нападение?

— Я не могу комментировать конкретные детали, относящиеся к расследованию. Все, что я могу сказать, это то, что королевская гвардия активно работает над каждой потенциальной зацепкой. — говорит Симмс, надувая грудь, как гелиевый шарик. Он настолько полон собственной важности, что его можно уколоть булавкой.

— А наследный принц Генрих?

— На данный момент я не могу сообщить о состоянии принца Генриха. Однако мне сообщили, что младший брат короля Леопольда Лайнуса, герцог Хайтауэр, находится в безопасности в другом месте.

— Это утешительная новость. Герцог является следующим в очереди на трон после наследного принца — это верно, секретарь?

— Да.

— Значит… если принц Генри… если принц… — Она запнулась. Болт беспокойства пронзает толпу вокруг меня из-за невыразимого подтекста в ее словах.

Умрет.

Если принц умрет.

Рот Симмса сжимается, как мешок с завязками, сдерживая все его эмоции на поверхности.

— Будьте уверены — Германия не останется без правителя. Герцог полностью готов принять мантию короля-регента, если наследный принц по какой-либо причине не сможет выполнять свою роль.

Телеведущая кивает, выглядя бледнее, чем, когда-либо.

— Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, секретарь Симмс, но у герцога нет собственных детей…

— У герцога есть двое приемных детей от брака с леди Октавией Торн, — отвечает он. — Но вы правы. У него нет собственных законных наследников.