Аньес Ледиг - За полшага до счастья
– Вы вместо кнопки «яблоки» нажали на «виноград».
– Правда?
– Ну да, виноград «гольден». Так написано на этикетке. А у вас яблоки «гольден».
– Это важно?
– Придется платить дороже. Можете вернуться, если хотите.
Очередь начала возмущаться еще громче, и ее ропот удержал Поля возле кассы.
– Не важно, возьму как есть. А вдруг от этого яблоки станут вкуснее! – с улыбкой сказал он кассирше.
В ответ Жюли тоже едва заметно улыбнулась. Уже целую вечность ни один мужчина не любезничал с ней. Пусть даже вот так. Впрочем, в свои двадцать Жюли не привыкла к такому проявлению внимания. Беспечность повстречала достоинство на кладбище утраченных иллюзий.
– Вечером по телевизору футбол? – спросила она, протягивая Полю чек.
– Нет, с чего вы взяли?
– Да так… пиво, пицца…
– Вечер холостяка!
– Одно другому не мешает.
Жюли не удостоила ответом следующую возмущенную покупательницу, которая попыталась убедить ее, что можно и не знать, что овощи и фрукты надо взвешивать. Молодая женщина даже не прислушивалась к этому бла-бла-бла. Она уже давно была по горло сыта всем этим: «Улыбка – здравствуйте – до свидания – спасибо». В зубах навязло! И прибегала к этой формуле, только почувствовав, что за ней наблюдают. История с яблоками хотя бы дала ей возможность размять ноги и глотнуть водички с лимоном, чтобы заглушить горький привкус работы.
Тщетно.
К тому же она воспользовалась передышкой, чтобы подумать о Людовике – он радость ее жизни. Единственный положительный образ, способный сдержать захлестывающий ее шквал эмоций.
Жером, выпрямив спину, сидел на диване, уставившись в пустоту. Рабочие дни давались ему все тяжелее и тяжелее. Он больше не мог выносить своих пациентов. Всех этих сварливых бабулек с мозолями на ногах, сопливых деток, не желающих раскрыть ротик, чтобы доктор посмотрел, нет ли там, среди желтоватой слизи, признаков ангины, теток предклимактерического возраста, повествующих о своих приливах так, будто это смертельное заболевание. Что уж тут говорить о людях с кучей страховок, которые требуют освобождения от работы только потому, что их лень стала размером с баобаб.
А он вот уже десять лет пашет как ненормальный – сыт по горло, – чтобы успешно завершить медицинское образование и заполучить деревенских пациентов, которые за несколько месяцев от недоверия к новичку-доктору дошли до желания поработить его.
Для того чтобы у него открылись глаза, потребовалась драма. И он чувствовал, что, если не сделать короткого перерыва, может произойти новая катастрофа. Даже ежевечерняя доза спиртного уже не помогает держать удар. Он отключается от дневных событий, потом валится как мешок, чтобы очнуться в два часа ночи и ворочаться с боку на бок до самого рассвета. И когда звенит будильник, он выныривает из мучительного, беспокойного, невыносимого сна одиночества.
Отец – единственный, кто худо-бедно может его понять, хотя у него самого сейчас не лучший период. Завтра он ему позвонит, чтобы узнать, свободен ли сейчас их домик в Бретани. Медленный равномерный ритм волн, вероятно, поможет ему вновь обрести успокоение среди хаоса.
Малыш устроился в гостиной. Няня готовила ужин, поглядывая на него. Ребенок вытащил из ящика с игрушками всех своих пластмассовых зверушек и расставил их в кружок. Крошечный серый слоник соседствовал с огромной белой собакой, а три гуся, приклеенные к своей травяной лужайке, должно быть, задумались, как они могли оказаться рядом с лиловым динозавром чуть больше размером, чем они сами.
Малыш по-дружески беседовал с ними, по очереди выводил их проветриться на голубой цветок в углу пестрого хлопчатобумажного ковра. Погружаясь в мир своих зверушек, он инстинктивно старался отвлечься от стресса, испытанного сегодня в детском саду. Он забыл про мальчика из старшей группы, который, стоило воспитательнице отвернуться, стащил у него вторую печенку; про свою найденную на полу под вешалкой затоптанную и испачканную жилетку; про рисунок, залитый водой из опрокинувшегося стакана, в котором все полоскали кисточки. Воспитательница пообещала, что разрешит ему сделать другой. Но он-то хотел, когда мамочка придет с работы, подарить ей именно этот.
Пластмассовым зверушкам живется легче…
* * *Вот уже два года я работаю кассиршей, и впервые покупатель поздоровался со мной и назвал по имени. Так редко можно встретить приятных людей. В основном они едва замечают меня, считая, что я недостойна их вежливости, а порой набрасываются, потому что, по их мнению, я медленно работаю. Те, кто взглядом дают мне понять, что я всего лишь кассирша, люди, прикрывающиеся тем, что клиент всегда прав, считают, что им все дозволено, включая неуместные и пренебрежительные по отношению к женщине замечания. Те, кто продолжают разговаривать по мобильному телефону и ждут, будто я какой-то аппарат, когда на экране выскочит цена, и уходят, не удостоив меня даже взглядом.
Но я научилась защищаться. Некоторые мои коллеги терпят молча, а я отвечаю. Люди просто не понимают. Сели бы на мое место. Они не продержались бы и двух дней в этом шуме, на сквозняке, ворочая, так что спина буквально разламывается, тяжелые упаковки, которые надо провести над сканером, непрерывно издающим назойливый звуковой сигнал. Я уж не говорю про этого козла Шассона, который держит нас за скотину.
Однажды он мне за все заплатит. И еще пожалеет.
Когда Люк вырастет, когда перестанет нуждаться во мне, я больше не позволю надо мной издеваться. Я наконец стану свободной. И тогда я отомщу сволочам во всем мире, которые мучат женщин, считая, что мы должны им подчиняться и с нас можно драть семь шкур. Да кто они такие, чтобы так думать?!
Правда, у этого типа сегодня было в глазах что-то, отчего он выглядел искренним и симпатичным. Хотя мне следовало бы быть осмотрительнее. Сколько раз я уже попадалась. Странно, но я почувствовала, что он не такой, как все.
Во-первых, он старый. Не то что эти молодые петушки, которые под предлогом того, что они в самом расцвете лет, да вдобавок смазливы, думают, что смогут вскочить на все, что шевелится.
К тому же он со своим пакетом яблок с неправильной этикеткой был так растерян, будто свалился с другой планеты, с небес.
Иногда мне хотелось бы попасть туда, на другую планету. Такую, где не знают никаких человеческих ужасов, от которых хочется биться головой о стену и которые заставляют страдать множество людей…
