Екатерина Вильмонт - Фиг ли нам, красивым дамам!
– Данчик, ты папе сообщил о свадьбе? – спросила мама.
– Конечно. Обещал приехать.
– Вот и славно. Он тебя не отговаривал от женитьбы?
– Да нет, – засмеялся Данила. – Просто удивился. И спросил: «Ты совсем дурак, что ли?»
– Да, твой отец, когда мы разводились, сказал: «Больше я на эти грабли наступать не буду!» И, как видишь, держит слово. Сынок, а ты… Ты уверен, что хочешь жениться?
– Ты почему спросила? Тебе же нравилась Илонка?
– Она мне и сейчас нравится. Хорошая девочка. Толковая, неглупая, тебя любит… Ну и хорошенькая, как картинка. Просто она на днях звонила, была грустная… Ты ее ничем не обидел?
– Да вроде нет. Просто она… Короче, она потребовала, чтобы я поменял работу, а для меня это неприемлемо.
– Она именно потребовала?
– Да не то чтобы категорически потребовала, но дала понять… Вполне недвусмысленно. Да еще и со слезами. Ты бы, мамочка, объяснила девушке, что со мной такое не проходит.
Инна Львовна грустно покачала головой.
– Если бы ты знал, как я сама этого хочу!
– Я знаю. Но ты же не давишь на меня.
– Потому что знаю – ты все сделаешь наоборот. Сам полезешь к черту в зубы. Лучше уж помолчать.
– Так вот и объяснила бы Илоне, если она так тебе нравится.
– А разве тебе она не нравится? Уже не нравится?
– Да я не знаю…
– Данька, если так, то лучше не надо!
– Ох, мама… Там уже полным ходом идет подготовка к свадьбе. Да и жалко Илонку. В сущности, она хорошая, да и пора мне семью заводить. Хочется уюта, когда возвращаешься из командировки. Да и обрыдла мне холостяцкая жизнь, тридцать два уже. И родители у Илонки славные люди, интеллигентные, милые…
– Все так, Данечка, все так, но в твоем тоне слышится обреченность. Ты ее не любишь?
– Откуда я знаю?
– Данька, колись, ты встретил другую женщину?
Он испуганно взглянул на мать.
– Колись, Данька. Легче будет. Кто она?
– Знаешь, мама, это такая идиотская история. Собственно, даже и нет никакой истории.
И он рассказал матери о прекрасной незнакомке.
– И ты ровным счетом ничего о ней не знаешь?
– Только имя. Ариадна.
– Ну, сынок, это чепуха! Пройдет. И не вздумай ломать себе и Илонке жизнь из-за такой ерунды. Ты молодой мужик, в Москве прорва красивых женщин, всех ведь не догонишь. И потом, ты-то ей глянулся?
– Да нет. Она заметила, как я на нее глазел, и чуть заметно улыбнулась, но не мне, а так…
– Кажется, это у Блока: «И этот влюблен!»? Словом, «Дыша духами и туманами»?
– Нет, скорее «Я помню чудное мгновенье».
– О, тогда у тебя есть шанс! – рассмеялась Инна Львовна.
– Почему?
– Ну, «наше всё» посвятил эти стихи Анне Петровне Керн, а в его дневниках есть запись: «Сегодня, с Божьей помощью, употребил Анну Петровну Керн!»
– Ну, мама, ты даешь! Хорошо, что твой муж тебя не слышит! Он был бы недоволен. Плохо влияешь на молодое поколение.
– Глупости! Он, конечно, препод, но с чувством юмора у него все в порядке. Иначе я ни за что не вышла бы за него замуж.
– Да, отсутствие чувства юмора – тяжелый диагноз.
– Но у Илонки твоей есть это чувство. А у прекрасной незнакомки его может и не быть.
Так что живи спокойно. И запомни: делай, что должно, и будь что будет. Если судьбе будет угодно, она может снова столкнуть тебя с этой женщиной. Ты ведь даже не знаешь, москвичка ли она. И женись уж на своей девочке. Она будет хорошей женой.
– Спасибо, мамочка! Ты умеешь врачевать мои душевные раны.
– Это не рана, парень, так, легкая царапинка.
Разговор с матерью и впрямь помог. Он стал придумывать, какие еще непереносимые для него недостатки могут обнаружиться в Ариадне. Неряха, дура, без чувства юмора, патологическая скупердяйка, наглая как танк, умеющая говорить только о диетах и личной жизни знаменитостей. Ужас какой! Зачем тогда эта красота при таком букете? Через сутки уже стошнит.
И он успокоился.
Время неумолимо приближало день свадьбы. Незнакомка почти забылась. Дня за три до торжества позвонил отец.
– Данька, прости старика, не смогу приехать на свадьбу, ногу подвернул, она распухла, еле ползаю, а приезжать в Москву инвалидом, ей-богу, не хочется. И если на свадьбе не можешь танцевать с молодыми красотками, это горько и обидно. Уж не взыщи, сын! К тому же ботинки не налезают. Словом, невезуха. А у вас свадебное путешествие планируется?
– Ну да, конечно.
– И куда, если не секрет?
– В Италию.
– А чего так горестно это прозвучало?
– Да нет. Я бы лично предпочел дома посидеть.
– А невеста жаждет в Европу, так?
– Ну да. А я, кстати, в Италии еще не был. Так что даже рад…
– А вы надолго?
– На две недели.
– Может, на обратном пути заскочили бы ко мне? Я бы познакомился со своей снохой.
– Боюсь, не выйдет. У меня потом сразу командировка.
– Опять в горячие точки?
– Точно еще не знаю.
– Ну ладно, тогда я, как нога пройдет и ты будешь в Москве, непременно прилечу. У меня для вас роскошный свадебный подарок! Я бы мог прислать его непосредственно к свадьбе, но хочу увидеть ваши радостные мордахи не по скайпу. Как мама?
– Как всегда остроумна.
– А ей твоя невеста нравится?
– Да, нравится.
– Это хорошо. Впрочем, я всегда знал, что она будет хорошей свекровью.
– Да Илонка уже в ней души не чает!
– О! Значит, ты везучий парень, Данила Кульчицкий!
– Тьфу, тьфу, тьфу!
– Разумеется, плюю три раза через левое плечо! Все, сын. Целую тебя и желаю счастья в семейной жизни!
А в день свадьбы молодым доставили роскошную корзину цветов и старинный резной сундучок, полный швейцарского горького шоколада. И записочку: «Чтобы этот шоколад был самой большой горечью в вашей жизни!»
Данила был растроган. Илона пришла в восторг.
– Какой твой папа изысканный! Жажду с ним познакомиться! Вообще, твои родители – это улет!
– Твои еще лучше!
– Почему?
– Потому что они вместе, уже серебряную свадьбу сыграли. А мои аж в разных странах.
– Тебе от этого грустно, Данечка?
– Да так, самую чуточку, – улыбнулся он невесте.
– Я люблю тебя, Данечка! И я так сегодня счастлива!
– Вот и хорошо. Я тоже счастлив! – сказал он. Хотя ему показалось, что это прозвучало как-то неубедительно. Но, к счастью, Илона этого не заметила. Она была так очаровательна в коротком платье цвета сливок и с изящным веночком на голове. Когда речь зашла о свадебном платье, Илона сразу заявила, что ни за что не хочет длинное платье.
– Зачем? Чтобы оно потом пылилось в шкафу и занимало место? А в коротком я, как говорится, и в пир и в мир.
