Сильвейн Рейнард - Искупление Габриеля
Можно сказать, что эти картины иллюстрировали стадии отношений супругов Эмерсон. Первая символизировала их встречу и нараставшую страсть, которая охватила Габриеля. Вторая – стрелу Купидона, поразившую Джулию прямо в сердце, когда в первый день аспирантских занятий Габриель ее не узнал, а также их последующие бурные отношения и женитьбу. Лик Мадонны на картине Филиппо Липпи выражал чаяния Габриеля.
Вот уже третий вечер подряд Джулия плотно занималась подготовкой к своей первой публичной лекции, которую через месяц ей предстояло прочесть в Оксфорде. Четыре дня назад они занимались любовью прямо на свежевыкрашенном полу спальни, поскольку мебель им еще не привезли.
Оба измазались краской, и Джулия решила, что отныне «телесная живопись» станет их любимым развлечением.
Воспоминания о том вечере и нараставший темп музыки подхлестывали Габриеля. Его терпение иссякало. Как-никак они молодожены, и он не позволит Джулии игнорировать выполнение супружеских обязанностей.
Габриель на цыпочках подкрался к жене, отвел ее длинные волосы и приложился к шее. Легкая щетина на щеке делала поцелуи более страстными.
– Идем, – прошептал он.
Кожа Джулии покрылась пупырышками. Длинные тонкие пальцы Габриеля плавно скользили по ее шее. Он ждал.
– Я еще не закончила с лекцией, – поворачивая к мужу свое прекрасное лицо, сказала Джулия. – Не хочу разочаровывать профессора Пиктон. Как-никак это она меня туда пригласила. Среди участников я самая молодая.
– Ты ее не разочаруешь. И времени на лекцию у тебя еще предостаточно.
– Время мне нужно не только на лекцию. Надо ведь и дом привести в порядок. Через два дня приедут твои родственники.
– Они не мои родственники, – сверкнул глазами Габриель. – Они – наширодственники. А для уборки я найму прислугу. Бери плед и идем.
Обернувшись, Джулия увидела очень знакомый плед. Он висел на спинке белого мягкого стула, стоявшего у окна. За окном темнели кусты, которые росли по периметру двора.
– Я буду тебя охранять.
Габриель помог ей встать, обнял за талию и прижал к себе.
Сквозь тонкое летнее платье она почувствовала тепло его тела. Приятное, будоражащее тепло.
– И что тебя так тянет в этот сад, когда темно? – задала провокационный вопрос Джулия.
Она сняла с мужа очки и положила на стол. Габриель и без очков смотрел на нее так, что его взгляд мог бы растопить снег.
– Когда я внутри тебя, мне хочется видеть, как лунный свет разливается по твоему обнаженному телу, – прошептал Габриель.
Он слегка закусил ей мочку уха, а затем стал целовать ее шею. От его поцелуев и покусываний сердце Джулии забилось еще сильнее.
– Декларация желания, – прошептала она.
Только сейчас она услышала музыку, а ноздри уловили запах Габриеля – смесь мяты и одеколона «Арамис».
Габриель отпустил ее, как кот ненадолго отпускает мышь, продолжая следить за каждым движением.
– Думаю, Гвидо да Монтефельтро немного подождет, – сказала Джулия, поглядывая на свои тезисы.
– Уже более семисот лет он обитает на том свете. Уж что-что, а ждать он научился.
Джулия ответила мужу улыбкой и взяла его протянутую руку.
Они спустились вниз и пошли через двор. Настроение Габриеля заметно улучшилось.
– Ты когда-нибудь раньше занималась любовью в саду? – игривым тоном спросил он. Джулия вытаращила глаза и покачала головой. – Тогда я рад, что я у тебя первый.
– Габриель, ты у меня последний, – возразила она, стискивая ему руку. – Ты мой единственный.
Габриель быстро пересек двор и, когда они вошли в сад, включил фонарик. Габриель шагал впереди, указывая Джулии корни и кочки.
Июнь в Пенсильвании выдался очень теплым. Листва деревьев и высоких кустов почти не пропускала свет луны и звезд. Весело щебетали вечерние птицы. Неутомимо стрекотали кузнечики.
Вскоре они оказались в центре сада, который успел зарасти и сейчас больше напоминал цветочный луг. В дальнем конце темнели силуэты старых яблонь. Позади них Габриель посадил новые. Саженцы прижились и теперь тянулись к небу.
Напряжение, владевшее Габриелем, начало спадать. Может, это место действительно было священным, ибо всякий раз, придя сюда, он успокаивался.
Джулия наблюдала за его приготовлениями. Габриель аккуратно расстелил плед, затем выключил фонарик. Их сразу же окружила бархатная темнота. Полная луна скрыла свой лик за стайкой облаков. Над головой перемигивались островки звезд.
Прежде чем снять с жены платье, Габриель коснулся ее рук и скромного выреза.
– Как мне это нравится, – прошептал он.
Он неспешно любовался красотой Джулии, заметной даже в сумерках: изгибами ее скул, линией рта и большими выразительными глазами. Потом он осторожно приподнял ей подбородок, и их губы соединились.
Это был поцелуй пылкого любовника, возвещавшего о своем желании. Габриель прижал к себе миниатюрное тело Джулии. Его пальцы заблудились в ее мягких каштановых волосах.
– А вдруг нас кто-нибудь увидит? – настороженно спросила Джулия, прежде чем засунуть свой язык в его рот.
Она ласкала мужа и ждала ответа.
– Это частная территория, – сказал Габриель. – И потом, как ты верно заметила, сейчас темно.
Он коснулся ямочек на ее щеках, словно те были его любимыми опознавательными знаками, а потом его руки скользнули к плечам Джулии. Он медленно снял с нее платье, и оно упало на плед. Одним молниеносным движением Габриель расстегнул ее лифчик.
Эти движения опытного любовника слегка рассмешили Джулию. Она прижала к себе свой черный кружевной лифчик, довольно прозрачный и оттого еще более сексуальный.
– А у тебя это здорово получается, – заметила она.
– Что именно? – спросил Габриель, ласкавший груди жены сквозь кружевную ткань.
– Снимать лифчики в темноте.
Ответом ей было подчеркнутое молчание Габриеля. Он не любил, когда ему напоминали о прошлом.
Джулия встала на цыпочки и поцеловала мужа в острый подбородок:
– Я ведь не жалуюсь. Как-никак теперь все твое умение достается мне.
Габриель слегка сжал ей груди:
– Джулианна, отдаю должное твоему белью, но сейчас я предпочитаю видеть тебя обнаженной.
– Сомневаюсь, что мы выбрали подходящее место, – сказала она, внимательно оглядывая сад. – Мне все время кажется, что сюда кто-то ворвется.
– Посмотри на меня. – (Она послушно посмотрела на него.) – Мы здесь совершенно одни. А от зрелища твоего обнаженного тела у меня захватывает дух.
