Ширли Конран - Кружево. Дорога к дому
– Мне захотелось побыть с тобой наедине, котенок.
– Но здесь же кровать!
– Котенок, очень трудно найти такой гостиничный номер, в котором бы не было кровати. А теперь давай я надену на тебя медальон. – Он приподнял ей волосы и поцеловал сзади у основания шеи, потом обнял ее и дотронулся до груди, ощутив под тонкой блузкой соски, а затем медленно расстегнул сверху вниз маленькие розовые пуговки.
Совершенно наивная, впервые оказавшаяся во власти охвативших все ее тело незнакомых чувств, истосковавшаяся по любви, Лили ему почти не сопротивлялась. Вскоре, к своему удивлению, она оказалась среди пасшихся розовых овечек, совершенно голая, загипнотизированная уверенными действиями Аластера и его быстрыми опытными руками, гладившими ее дрожащий живот, ласкавшими волосы в нижней его части.
– Ну, котенок, так сколько же тебе на самом деле лет, а? Давай притворимся, будто тебе только десять, а я твой школьный учитель, и ты должна делать все так, как я тебе говорю. – Он наклонил голову и легонько куснул ее за кончик соска. – А если не будешь делать так, как я скажу, я тебя накажу. Позвоню мадам Сардо и скажу ей, что ты плохая девочка. Ты ведь этого не хочешь, правда?
Лили замерла от страха.
– Не бойся, котенок, я пошутил, – проговорил Аластер. – А теперь ляг на спину и расслабься, и я сделаю так, что тебе будет просто чудесно.
Он запустил руку ей между ног и вытянулся рядом с ней на кровати. Его пальцы непрерывно двигались у нее между бедер, гладили, ласкали, настойчиво забирались все дальше и дальше. Он крепко поцеловал ее в губы и вдруг резко вставил в нее пальцы. Она дернулась от боли, а тело Аластера напружинилось в экстазе.
– Лежи тихо, глупышка, не шуми, – прошептал он. Потом решил успокоить ее козырной картой: – Я это делаю, потому что люблю тебя, Лили. Взрослые любят именно так, котенок.
– Но мне же больно, – прохныкала она.
– Ничего, я тебя покрепче поцелую, – пообещал он и принялся нежно целовать соски ее грудей, сами груди, лицо, тем временем поспешно стягивая с себя одежду. Затем он опустился сверху на Лили и вошел в нее. Это произошло так быстро, что Лили, ошеломленная раздиравшими ее противоречивыми чувствами, даже толком не поняла, что случилось. Она лишь снова ощутила боль, а потом эта боль стала невыносимой, когда Аластер, сильно сжимая ее тело, задрожал в оргазме. Наконец он скатился с нее и, обессиленный, вытянулся рядом.
– Это было прекрасно, котенок. В следующий раз приходи в школьной форме, – пробормотал он некоторое время спустя. Потом он снова начал гладить ее розоватые груди, а затем и все тело, и ласкал Лили до тех пор, пока ее не перестало трясти. Он тихонько нашептывал ей слова любви. Она ведь хотела, чтобы он ее любил, верно? Медленно и терпеливо, строя уже в уме планы относительно следующего дня, он возродил ее доверие к себе, успокоил ее своими ласками, утешил словами любви, загипнотизировал своей самоуверенностью, запугал скрытыми намеками на то, что его любовь может и пройти, и угрозами позвонить мадам Сардо.
Потом он отлил в умывальник, оделся и вышел из комнаты, пока Лили подмывалась на биде. Она думала о том, что, если Аластер ее и вправду любит, он не должен был приводить ее сюда. Но ведь, если бы он ее не любил, ему бы и не захотелось ее сюда привести, так? Он сделал это, потому что любит ее.
Спустя некоторое время Аластер вернулся и уселся на краешке кровати. Он усадил Лили себе на колени и достал пачку таблеток:
– Теперь будешь принимать одну таблетку каждый день. Прочитай инструкцию на упаковке.
– Зачем?
– Чтобы у тебя не было ребенка, вот зачем. Это новое средство. Обещай мне, что будешь его принимать.
– А почему мы не можем пожениться и иметь ребенка?
– Потому что ты еще маленькая, котенок. Вот если будешь хорошо себя вести, кончишь школу, сдашь все экзамены, тогда посмотрим.
После этого они уже больше не катались по реке и не бродили под деревьями. Почти каждый день на протяжении всего того жаркого лета, за исключением только выходных, с трех и до пяти часов, испуганная и застенчивая Лили встречалась с Аластером в гостинице. Когда возвратилась мадам Сардо, Лили сказала ей, что, поскольку сейчас так жарко, она после обеда берет корзинку с вышиванием и уходит с ней в парк. Ночные рубашки мадам были расшиты просто изумительно. С другой стороны, ребенок действительно выглядит бледным как смерть. Что ж, возможно, парк – не такая уж плохая идея. Но при условии, что она будет приходить вовремя, чтобы успевать приготовить ужин.
В начале сентября, когда солнце уже окрасило стену дома на противоположной стороне двора, Лили опять стошнило. Ее тошнило уже пятое утро подряд. Вся в панике, она забралась обратно в постель. Она никогда не слышала о гинекологии, но хорошо знала, что означает рвота по утрам. Вставать ей не хотелось: она была измучена, чувствовала себя разбитой, а о том, чтобы приняться сейчас за вышивание, не могло быть и речи. Наконец она услышала голос зовущей ее мадам Сардо: «Лили! Лили! И куда только подевался этот ребенок? Почему до сих пор нет кофе? Ах вот как! Семь часов, а мы все еще в кровати!» Но девочка выглядела совсем больной, она почти не могла поднять голову от подушки, под глазами у нее пролегли темные круги, становившиеся все чернее и чернее. Может быть, стоит вызвать врача? Хотя, конечно, придется платить ему за визит. Лучше уж пусть она денек полежит в постели, может быть, и поправится. Нет смысла платить врачу, если окажется, что у нее ничего серьезного.
Но приступы тошноты прошли, и к середине дня Лили уже не чувствовала себя больной. Теперь она только паниковала. Попринимав три дня таблетки, которые дал ей Аластер, она перестала это делать, потому что от них ей делалось нехорошо. Ему она ничего об этом не сказала: боялась, что он станет сердиться.
Нет, ей необходимо встать с постели. Аластер будет ждать ее в кафе. По счастью, сегодня был один из тех дней, когда после обеда мадам Сардо отправлялась играть в бридж.
Когда Лили призналась в своих опасениях Аластеру, его обычно добродушное лицо приняло вдруг жесткое выражение и он стал совсем не похож на Лесли Говарда.
– Так я и знал! Все вы, глупые сучки, одинаковы!.. А ты уверена?
– Я не была у врача, но всю эту неделю меня тошнит.
– Ну, ты сама виновата. Мне ты ничего не пришьешь. Где я живу, ты не знаешь, вместе нас никто не видел. Может быть, ты уже с половиной Парижа успела переспать, откуда я знаю?.. Господи, не реви только! – Он замолчал, раздумывая. Пожалуй, лучше ее не пугать. Он не знал, сколько Лили лет, но она явно была еще несовершеннолетней. Если делом займется французская полиция, Скиннер, возможно, не сумеет его замять. Хотя обычно французы терпимо относятся к таким вещам…
– Мы что, не пойдем сегодня в гостиницу?
– Нет, не пойдем. Ради бога, перестань распускать сопли и дай мне подумать! – Еще слава богу, что она не знает его настоящего имени. И что его дернуло с ней связаться! Какое-то затмение нашло. Просто свихнулся. Но теперь уже все равно поздно. Надо из всего этого как-то выкручиваться, и немедленно, пока не увяз по-настоящему. Конечно, есть эта дежурная в гостинице, но она будет молчать, если сунуть ей несколько тысяч франков. И тут ему пришла в голову идея. Он сунул руку в карман брюк и вытащил пятьдесят тысяч франков. Это было немного, примерно сто восемьдесят долларов, но больше денег у него с собой сейчас просто не было.
– Ради бога, Лили, перестань реветь, или я сейчас уйду! Слушай, вот что тебе надо сделать. Возьми эти деньги и сходи к врачу, проверь, действительно ли ты беременна. Я не знаю, сколько он возьмет, но тут больше чем достаточно, чтобы заплатить ему. Если ты не беременна, тогда не из-за чего и суетиться. Если же ты и вправду беременна, тогда отправляйся прямо к консьержке в той гостинице: она тебе скажет, к кому обратиться, чтобы тебе помогли. Я все оплачу. Сделай это все как можно быстрее и никому ничего не рассказывай! – Он бросил на стол бумажку, чтобы расплатиться по счету, и поднялся.
– Аластер, пожалуйста, не уходи, не оставляй меня одну! Я тебя так люблю!
– Если любишь, то сделай все в точности так, как я сказал. Или ты будешь меня слушаться, или мы никогда больше не увидимся.
– Когда я тебя увижу? Когда? – Она всерьез испугалась и уже больше не плакала.
– Через две недели, здесь. – Он потрепал ее по плечу: – Не куксись! Если будешь хорошей и послушной девочкой, мы сможем забыть про все эти неприятности. Ну, обещаешь мне сделать все, как я сказал?
– Обещаю, обещаю! Но ты вернешься, правда?
– Конечно, котенок, – ласково сказал он и, наклонившись, поцеловал ее в мокрую щеку, твердо решив про себя никогда больше с ней не встречаться.
Он исчез прежде, чем Лили сообразила спросить его, к какому врачу ей надо пойти. Она посидела еще немного, глядя на горку банкнот, потом засунула их в карман плаща и направилась в гостиницу. Походив некоторое время взад-вперед перед входом – ей очень не хотелось заходить, – она все же вошла и обратилась к толстой женщине, вязавшей за столом:
