Кейт Фернивалл - Содержантка
Какого черта она тут делает? Алексей резко повернулся, чтобы высказать дураку казаку свое мнение, но Лида опередила его.
— Лев, — прошипела она, — ты что делаешь?
Попков спокойно перевел взгляд на нее.
— Машу рукой…
— Она преследует нас, ты что, не понимаешь?
— Нет. — Да.
— Нет.
— Что ей известно?
— Ничего.
— Ты ей рассказал?
Рассеченная шрамом бровь казака недовольно дернулась, когда он услышал резкий голос Лиды.
— Рассказал что?
— Что мы приехали из Китая.
— Ну и что?
— Идиот! Что ты ей еще рассказал? Она ведь может быть из ОГПУ.
Здоровяк фыркнул.
— Она не шпион. И не доносчик.
Алексей решил прекратить зарождающуюся ссору, прежде чем спор привлечет внимание людей у печатного станка в другой части зала. Хотя Серову и доставляло удовольствие видеть, как эти двое готовы сцепиться, сейчас для склоки было неподходящее время.
— Выбрось из головы эту женщину, Попков. И вообще держись от нее подальше. Мы не можем рисковать и…
Казак сдернул с головы замызганную шапку и швырнул ее на стойку, опрокинув чай Алексея. Никто не обратил внимания на коричневую горячую лужу, которая потекла струйками на пол.
— Пошел ты со своими приказами, Серов! — Попков тряхнул головой, отчего густые смоляные волосы вздыбились, как рога, и прорычал: — Говорю тебе, она не шпионка. И вообще она думает, что это ты преследуешь ее. — Он смачно сплюнул на пол черной слюной.
Бабушка с самоваром что-то протестующе пискнула, но, увидев обратившийся на нее бешеный черный глаз казака, тут же замолчала.
— Лев! — воскликнула Лида.
Неожиданно на ее лице появилась улыбка.
Черт возьми, что ее так рассмешило? Невозможно предугадать, какое безумство придет в голову этим двоим в следующую секунду. Алексей поставил стакан обратно в подстаканник, скрестил на груди руки, чтобы скрыть охватившее его раздражение, и принялся наблюдать, как будет действовать сестра. Он давно уже признал, что в обращении с Попковым всегда лучше положиться на ее инстинкты.
— Как ее зовут, Лев? — спросила Лида.
— Елена Горшкова.
— И что у вас с ней?
— Мы просто друзья. — На щеках над черной бородой разгорелся румянец и быстро подполз к носу.
— Видно, не просто друзья, — протянула Лида, пристально всматриваясь в его лицо. — И где вы познакомились?
— В Селянске.
— В гостинице?
— Да.
Она немного помолчала, глубоко вздохнула, схватила со стойки его шапку и ткнула ею в могучую грудь казака.
— Иди, — усмехнулась она, — если это то, чего тебе так хочется.
Попков пару секунд таращился на нее, потом решительно встрепенулся. Алексею на миг показалось, что он сейчас схватит ее своими могучими ручищами и заключит в объятия, но вместо этого казак повернулся, собираясь уйти. Однако не успел он сделать и шагу, как Алексей преградил ему дорогу.
— Попков, будь осторожнее.
Здоровяк молча кивнул.
— Как она оказалась тут, в Фелянке?
Попков рыкнул что-то нечленораздельное, но Алексею этого было недостаточно.
— Ты знаешь, что она здесь делает? — не отступал он.
Опять ворчание.
— Расскажи.
Он ожидал снова услышать невнятное бормотание, но казак провел кулаком по бороде, прищурил единственный глаз и ровным голосом произнес:
— Она приехала сюда на могилу сына.
Лида протянула руку и коснулась его плеча.
— Лев, прежде чем заговорить с ней, выплюнь этот чертов табак.
Гигант легонько хлопнул ее по спине, что, вероятно, должно было означать дружеское расположение, и быстро покинул печатную мастерскую. Алексей и Лида молча наблюдали, как он широкими шагами пересек бульвар, пригрозив оторвать бампер водителю какой-то маленькой машины, который не захотел пропустить его. Оказавшись на тротуаре, он выплюнул пережеванный табак, отер рот шапкой и нахлобучил ее на голову, после чего, удивив наблюдателей, весьма вежливо поклонился женщине. Странная парочка как ни в чем не бывало направилась вдоль по улице, не обращая внимания на пронизывающий ветер и толкотню прохожих.
Лида, которая смотрела на встречу казака и его дамы, подперев голову обеими руками, вздохнула. Алексей ненавидел тоскливое выражение, которое порой появлялось у сестры на лице. Оно означало, что этот китайский коммунист, Чан Аньло, снова завладел ее мыслями. Серов оттолкнулся от стойки.
— Пойдем, Лида. Давай прогуляемся. Нам это пойдет на пользу.
8
Они гуляли, пока небо не утратило своего яркого сияния и не сделалось бледно-красным, цвета остывающего расплавленного металла. Закатный свет окрасил все вокруг в розоватые оттенки, что скрашивало суровость пейзажа. Состояние природы соответствовало настроению Лиды. Ей до смерти надоели острые углы, осточертели контрасты: черное и белое, хорошо и плохо. Ей казалось, что она понимает себя, понимает, где заканчивается ее личное и начинается чужое, думала, что знает, когда остановиться и когда начинать. Но сейчас… Сейчас она перестала понимать что-либо. Может быть, она взялась за дело, которое ей не по плечу? Может быть, она вовсе не такая сильная, какой считала себя раньше? Какой ее считал Чан Аньло?
«У тебя сердце льва, — однажды прошептал он ей, проводя пальцами по ее медным волосам. — И львиная грива». Он поднес к губам ее локон, и она решила, что сейчас он поцелует ее волосы, но Чан не поцеловал. Вместо этого взялся за них зубами и, медленно двигая челюстью, откусил кончики длиной примерно с палец. Его черные глаза, казалось, заглядывали ей в самую душу, когда он глотал рыжую прядь. Дрожь прошла по всему ее телу от того, что она увидела, как пришли в движение мышцы его горла, когда волосы с ее головы проходили внутрь его тела. «Теперь ты — часть меня, — просто сказал он и улыбнулся той самой улыбкой, от которой у нее замирало сердце. — Теперь я слышу твое львиное рычание внутри». Она рассмеялась и прильнула к нему, зарычала, грызнула его ключицу, провела ногтями по упругой коже у него на груди.
— Лида? — Это был голос Алексея. Брат заглядывал ей в лицо. — Ты меня слушаешь?
Он произнес это спокойно, даже усмехнулся, но в его тоне она почувствовала тревогу, неуверенность. Он в ней тоже сомневался. Когда они вышли из печатной мастерской, Алексей взял ее под руку, и так они отправились гулять по городу. Серов провел ее мимо грандиозных колонн у входа в библиотеку имени Ленина в тихий парк, прорезанный многочисленными гравийными дорожками, огражденными небольшими заборчиками из железных обручей. Лиде они напомнили открытые рты, просящие еды. Ей вспомнился трудовой лагерь.
