Анатолий Ярмолюк - Нежная душа урода
— Прямо так и сказал — рискуя жизнью?
— Прямо так и сказал. А что, разве это неправда?
— Ну начальник… Ну оратор и народный трибун, мать его… Ладно. Итак, начальник сказал, и…
— И у меня заговорила совесть. Пойду, думаю, к этому Якименко, и все ему расскажу. Может, хоть чем-то помогу…
— Вы и в самом деле мне помогли. Здорово помогли. Должен признаться, что со свидетельской базой у нас негусто, так что… Спасибо вам!
— Что ж, если это не дежурный жест вежливости…
— Никакой это не жест. Вы и в самом деле очень ценный свидетель. Главное — правдивый и искренний.
— Да уж… Думаю, что из-за этой моей правдивости и искренности вам и общаться-то со мной противно. Развратная и аморальная женщина…
— Я думаю, что эта ваша мнимая развратность и аморальность в первую очередь должна волновать вашего мужа…
— Вы знаете, а я ведь ожидала этого вопроса. Вернее сказать, надеялась, что вы его зададите.
— Разве я вам задал какой-то вопрос?
— А разве нет?
— Ну, не знаю… Может быть. Если уж быть предельно честным…
— Вот видите, как оно получается. Если быть предельно честной — то я ожидала такого вопроса, и вы соглашаетесь, что его задали. Быть предельно честным — в этом-то все и дело. Скажите, вам часто хочется быть предельно честным?
— Не знаю. Наверно… когда наедине с самим собой. Хотя что это за доблесть — быть честным наедине с собой?
— Не скажите. Это — и доблесть, и талант, и свидетельство чистоты души, и еще, наверно, много чего.
— Вы-то откуда это знаете?
— Я — заведующая библиотекой. У меня много советников и учителей.
— Понимаю. Но — я о своем вопросе. Коль уж мы пришли к единому мнению, что я задал вопрос, то хотелось бы услышать и ответ. Разумеется, предельно честный.
— Нет у меня никакого мужа. И никогда не было.
— Так же, как и у меня жены… Вернее, в данный момент я пока еще твердо не уверен, есть она у меня или нет. Хотя — скорее нет, чем есть.
— Разве такое бывает?
— Оказывается, бывает.
— А могу я спросить, отчего оно так? Ну, кто в том виновен?
— Кто в том виновен? А кто вообще бывает в этом виноват? Я. Она. Карлик.
— Карлик?
— Да, карлик.
— Но как же так? Карлик-то тут при чем?
— Долго пришлось бы объяснять. А может, не долго, а просто — сложно.
— Я понимаю. Простите за то, что попыталась влезть вам в душу. По себе знаю, как это порой больно.
— Ничего. От вас — совсем не больно. Даже наоборот: будто цветком по душе. Приятно и странно… Ну, прощайте, самый честный в мире свидетель. Да, завтра вам необходимо будет явиться к следователю и все то, что говорили мне, рассказать ему.
— Все — не смогу. И не хочу.
— Все — о карлике.
— Да, конечно… Прощайте и вы, героический сыщик Якименко.
— Да-да…
— А вы знаете… мне вдруг подумалось… Вы сказали, что этот карлик каким-то образом встал между вами и вашей любимой женщиной. А ведь, оказывается, он и в моей жизни сыграл немаловажную роль, вот в чем дело! Во-первых, он не позволил мне совершить поступок, о котором я бы всю свою жизнь жалела и всю свою жизнь себя бы презирала, а во-вторых… Впрочем, насчет этого ничего говорить не стану. Прощайте!»
7
Осенняя Женщина… Кажется, с самого детства у меня страсть к тому, чтобы давать прозвища всем людям, с которыми меня сталкивает судьба. Все получается само собой, и, что удивительно, эти прозвища просто-таки намертво прилипают, и, что еще более удивительно, никто на меня не обижается. Например, это именно я прозвал Батю, и мою любимую женщину тоже именно я прозвал Мулаткой. Да… А вот только что ушедшую собеседницу я прозвал Осенней Женщиной. Прозвал моментально, как только ее увидел. А уж когда пообщался, это прозвище затвердело и выкристаллизовалось — разумеется, внутри меня. Отчего именно Осенняя Женщина? Ну откуда же я знаю? Может, из-за ее имени (отчего-то имя Ксения у меня всегда ассоциировалось именно с осенью), может, из-за цвета ее глаз, может, из-за манеры общаться… Откуда мне знать? Осенняя Женщина — и все тут. А вообще хороший она человек, эта Ксения Юрьевна. Как осенний цветок…
Грянул телефон. Звонил один из моих осведомителей, некто Ковбой. Он сообщил, что по такому-то адресу проживает мадам Зябликова Вера Кузьминична, которая, во-первых, в кое-каких кругах известна под прозвищем Сваха, а во-вторых, может при правильном подходе много чего рассказать о личности карлика, которого она вроде бы знает с самого его детства. С меня — пятьдесят рублей на поправку здоровья лихого парня по прозвищу Ковбой. Все, конец связи.
«Расшифровка магнитофонной записи.
… — Это за что же такое меня сюда доставили, а? Я — женщина почтенная, никогда никого без надобности по матушке не облаяла!.. Окромя того, у меня клиентура и репутация! Вахлаки беспутные, уроды пятками наперед — за что, я вас спрашиваю, меня арестовали?
— Тише, Вера Кузьминична, тише. К чему так громко? Никто вас не арестовывал, а…
— Как так — не арестовывал? Вы хотите сказать, что я пришла к вам по своей доброй воле? Как же, дождались бы вы меня, ежели бы по доброй воле… Вдруг ни с того ни с сего является ко мне этот… ну, такой носатый, похожий на попугая…
— Капитан Мехоношин…
— Ага… И ни слова не говоря, хватает меня за шкирку и куда-то тащит… Караул! Люди добрые, помогите, кто в Бога верует! А он мне — цыть, говорит, и пинком под это самое место! Или вам показать это самое место, под которое он пинком?
— Не надо…
— Не надо! Ему, видите ли, не надо! А мне оно, по-вашему, надо? Я — женщина почтенная, у меня репутация и клиентура…
— Еще раз говорю, что никто вас, уважаемая Вера Кузьминична, не арестовывал. Даже в мыслях у нас такого не было, что вы! Просто — вас пригласили на беседу. Побеседуем — и все. Я — майор Якименко, расследую всякие разные преступления. Например, убийства.
— Нате вам! Какие такие убийства? Кого это я, по-вашему, убила? Я — женщина почтенная, положительная, никого никогда без надобности по матушке не облаяла! У меня, ежели хотите знать…
— Знаю, знаю: репутация и клиентура. Никто вас, уважаемая Вера Кузьминична, ни в чем не обвиняет. Я хочу обратиться за помощью. Я прошу мне помочь, понимаете?
— Вот те раз! Чем это я вам могу помочь? Сроду, кажись, никого без надобности даже не облаяла. А кого облаяла, те, стало быть, того заслуживали! А ежели вам что-нибудь на меня донесли — так не верьте! Не верьте, и все тут, потому что нет на мне никакого греха! Я знаю, кто на меня наклепал! Людка Алексеева, разве не так? И вы ей, этой шалаве, верите, а мне, честной и почтенной женщине, не верите? А вы, между прочим, знаете, кто она такая на самом деле, эта Людка Алексеева? Да вы ахнете, если я вам расскажу хотя бы половину! Во-первых, это такая сводня…
