Вера Копейко - Аромат обмана
— Ты стала такая… — Карцева не нашла подходящего слова. — Хорошо, говори, какие деньги ты просишь. — Она намеренно произнесла слово «просишь». Тем самым ставя ее на место: проситель — она.
— Я хочу получить деньги из банка.
— А как поступим с датой рождения? — Ирина Андреевна наклонила голову и посмотрела сбоку на Лильку. Лицо девушки в профиль на самом деле походило на картинку из старого журнала — Лилит. Прекрасная в фас и опасно-хищная в профиль.
Лилька, словно уловив перемену в Карцевой, быстро повернулась, улыбка изменила ее лицо, сделала теплым, нежным.
— Но если вы попросите, то… Сами говорили, там процент невелик, только гарантия надежности. Ну Ири-ина Андре-евна, — пела она, а ногти подползали к руке, лежавшей на серой компьютерной мышке. Словно желая избежать прикосновения, Карцева кликнула по мышке — экран погас.
— Сейчас я покажу тебе кое-что, — сказала Ирина Андреевна, вставая из-за стола.
Она молча вынула из кармана ключ, шагнула к сейфу, вделанному в стену, открыла его и взяла бумагу в прозрачной файловой папке.
— Вот здесь написано, почему я не могу этого сделать. Соглашение с твоей матерью. Подпись Марины. Моя подпись. Как только тебе исполнится двадцать пять лет, все получишь. — Она посмотрела на поникшее лицо Лильки. — Но ведь уже скоро, не горюй. — Ирина Андреевна потянулась к ней, положила руку на Лилькину макушку. Жесткие волны рыжеватых волос укололи ладонь, ей показалось, ее ударило током. — Ой, какие жесткие у тебя волосы! Раньше вроде бы они были мягче…
Лилька медленно высвободилась из-под руки и, улыбаясь, сообщила:
— Какое время, такие и волосы. Значит, я не получу деньги, — это был уже не вопрос, а констатация факта.
— Нет, — коротко ответила Карцева, закрывая сейф.
Потом, уловив чрезмерную жесткость в собственном голосе, посмотрела на Лильку. Теперь она увидела девочку, о которой заботилась с рождения. Неправда, одернула она себя. Еще до рождения. Она обещала себе делать это до тех пор, пока будет нужно.
— А зачем тебе деньги? — ласково, по-матерински, спросила она.
— Я хочу купить тараканов, — объявила Лилька.
Ирина Андреевна едва не рассмеялась. Ах, бедное дитя! Думает, что так легко, как удалось однажды, добывать деньги всегда.
— У тебя их мало в голове? — шутливо поинтересовалась она.
— Вы, как всегда, грубо шутите, — поморщилась Лилька. — Не понимаете — объясню. — Она говорила, не сводя глаз с ключей. Ирина Андреевна подняла их, опустила в карман белого халата. — Я хочу купить мадагаскарцев. Сейчас, пока забава в цене. Вы бы знали, кто ставит на бегах и сколько! — Лилькины щеки заалели. — Там такой бомонд, там… — Она тяжело дышала. — Я могу заработать кучу денег.
— У тебя есть помещение? Или ты хочешь купить его тоже? Боюсь, денег в банке на московский зал не хватит. А бега в деревне Скотниково или здесь, в Петракове, денег не принесут.
— Я сдам мадагаскарцев в аренду, — заявила Лилька. — Тому, у кого есть помещение.
— Вот как? А если насекомые сдохнут?
— Я знаю, как за ними ухаживать.
— В общем, Лиля, мой ответ тебе — нет! Должна признаться, я рада, что тебе нет двадцати пяти.
— Сами сказали, немного осталось, — Лилька вздернула подбородок.
— В твоем возрасте созревание происходит быстро, как у тыквы, — хмыкнула Карцева. — Смотришь вечером — размером с двухлитровую банку. А утром — уже с трехлитровую. Так же и с мозгами молоденьких девушек. Я очень надеюсь, еще передумаешь.
— Что ж, я все поняла. До свидания. — Лилька встала.
— Вечером придешь к чаю? — Ирина Андреевна не хотела жестко заканчивать разговор. В конце концов, она совсем еще девчонка…
— Приду, — Лилька улыбнулась, как прежде. — Я принесу халву из кунжута.
— Тащи! А где вязала? — поинтересовалась Ирина Андреевна.
— Привезли из Туниса. Знакомые.
— Какие у тебя знакомые… Они точно не из Скотникова и даже не из Петракова. — Лилька рассмеялась, покачала головой. — Твои кудри колышутся, как море в четыре балла. Когда купаться запрещено, — насмешливо заметила Карцева на прощание. — Ну хорошо, приходи.
11
— Сегодня у нас заморский гость, — объявила Ирина Андреевна.
Она не смотрела на дочь, поэтому не видела, как побелело ее лицо, а потом начало медленно заливаться краской.
— В-вот как? — сдавленно проговорила Евгения.
— Да, наш большой друг, который живет в это лето на самом берегу моря, — весело говорила мать, продолжая вытирать салфеткой мебель. — Ну и пыли у нас… Просто неловко перед людьми.
— Мама, а… он… на самом деле приехал? — глаза Евгении загорелись забытым светом.
— Как — приехал? — салфетка с восковой пропиткой замерла в воздухе, потом быстро опустилась на бок комода. — Он приедет вечером, — Евгения слышала учащенное дыхание матери, тихое постанывание комода, — после рыбалки.
Серые глаза теряли яркость, как два облачка, когда летнее солнце, уходя за горизонт, лишает их света.
Ирина Андреевна взглянула на дочь. Ох, Господи, что она такое говорит?
— Дмитрий Павлович, — поспешила она, наконец догадавшись, о ком подумала дочь, — он в это лето живет на Можайском море. — Она говорила так, словно не заметила в лице Евгении ничего особенного. — Из-за своих пучеглазых бычков. То ли в море, то ли в пруду он ловит их и очень доволен собой.
— Так это он приедет? — Евгения попыталась придать голосу радость. Но вышло неискренне.
— Он позвонил, сказал, что давно не занимался с Карцевыми просветительской работой. Как бы мы не превратились в деревенских лопухов. Сейчас, говорит он, появилось много любителей выкашивать подмосковные заросли.
Евгения улыбнулась, и Ирина Андреевна почувствовала, как от сердца отлегло. Она знала, что дочь относится к ее давнему другу так же, как и она сама. И всегда рада ему.
— Знаешь, я что-то стала плохо спать ночами, — призналась Ирина Андреевна, продолжая вытирать пыль.
— Тебя что-то мучает, мама? Беспокоит? — Евгения с готовностью ухватилась за новую тему. Ей стало неловко за свою ошибку. Она ждет Костю? Но знает: если бы он даже захотел приехать, он не может — работает.
Конечно, мать знает, что Костя не пропал из ее жизни, он есть до сих пор. Хотя она и говорит матери, будто он теперь просто ее знакомый. Так бывает — человек переходит из одного качества в другое. Но сейчас она выдала себя…
— Да, мучает, — призналась Ирина Андреевна. — Такое чувство, будто кто-то или что-то опасное подступает совсем близко.
— К кому? К тебе? Или к нам?
