Котенок Шмыг, авария и полный мандарин! (СИ) - Лари Яна
— Такая история забавная вышла с этим рисунком. Я случайно попал на мастер-класс к моей невесте. А руки у меня растут из... — запинаюсь, покосившись на браслет. — В общем, я слишком ленив, чтобы стараться и тем более вкладывать смысл.
Вытянутая рожа Мазилкина дорогого стоит. Заднюю давать уже не комильфо. Не станет же он расписываться в своей некомпетентности.
— Э… ну… да… Ничего удивительного! Настоящий гений порой творит интуитивно. Именно поэтому ваша работа так цепляет. — Прикладывает руку к сердцу, этот напыщенный индюк, делая вид, что всё пучком. — Позвольте откланяться, мне нужно… выпить.
— Конечно, конечно. — Провожаю его взглядом.
— Главное — закусывать не забывайте! — о, а вот и пять копеек от брата, не запылились.
— Теперь ты. — Грубо беру Антона под локоть. Настроение как раз такое, кого-нибудь четвертовать. — Тебе как, язык жить не мешает?
— Вроде нет.
— Марат, здесь люди! — заступается за него Лада. Защитница всех сирых и убогих.
— Хорошо, — сдаюсь. — Пойдём туда, где их нет.
Веду Антона на второй этаж. Выжидать, придумывать какие-то хитроумные планы — не про меня. Нас воспитал один отец, но он родной только Антону, мой свалил. Так что ген хитрости наследовать мне тупо было неоткуда.
Ничего мы с Ладой так и не придумали, зря только оттягивал. Кто, если не старший брат, напомнит этому ослу про совесть?
Где-то на середине лестницы он сопоставляет, что к чему, и начинает бессовестно искать себе любимому лазейку.
— Марат, через полчаса Новый год. Не будем начинать его со скандалов.
— Не переживай. — Толкаю его вперёд. — Мы уложимся в старом.
— Тебе нужно быть в зале.
— Аукцион и без меня проведут.
— Прихвати тогда с собой вискарь хотя бы.
— Обойдёмся и без анальгетиков.
— Стой. Ты слышишь?
— Перестань! — Ускоряюсь, устав от его уловок.
— Из гримёрки, — не унимается брат. — Храп!
Как будто в подтверждение его слов в коридоре раздаётся громкое, звучное «Хр-р-рак!». Мы втроём озадаченно переглядываемся.
— Да ну ты что, — уговариваю сам не знаю кого. Наверно, всё же в большей степени себя. — Этого не может быть. Я ему столько отслюнявил, что...
Но Лада уже распахивает дверь, вопреки табличке «не входить».
Зрелище не оставляет сомнений: Шторм в отключке. Тело, полулежащее на диване с бутылкой, элементарно не способно двух слов между собой связать, не то что выступить.
— Какого чёрта? — Откидываю голову назад, закрывая глаза рукой. — Шторм, что это вообще такое?
— В-всё пучком... танцевать... я могу! — произносит танцор, пытаясь подняться, но тут же теряет равновесие и заваливается на левый бок.
— Приехали. — выдыхаю зло.
— Что теперь? — взволнованно мельтешит Лада.
— Нам капзда, — меланхолично констатирует Антон.
Глава 21
Глава 21
Лада
Мы пытались реанимировать Шторма ледяной водой, смачно хлестали по щекам и даже приводили в чувство промыванием желудка. Трезвее он от этого, увы, не стал.
Так и лежит на диванчике в позе, несовместимой с совестью.
— В этом году уже не очухается, — убито констатирует Антон.
Марат, явно не разделяя фатализма брата, коршуном кружит по комнате, правда, тоже пока безрезультатно. А часики, между тем, тикают...
— Что будем делать? — снова задаю вопрос, на который ни у кого из нас нет ответа.
— Он должен выступить, — жёстко ставит точку Марат. — Если Шторм не выйдет на сцену, мне крышка. Фанаты решат, что их кинули, и никаких оправданий слушать не станут. Доверие к моему заведению рухнет за один вечер.
Антон оборачивается, нервно играя ключами.
— В таком состоянии на сцену он может максимум выползти.
— Как выглядит Шторм на самом деле, ни одна собака не знает, — задумчиво произносит Марат, подбирая с дивана чёрную маску. — Достаточно, чтобы кто-то в его костюме показался толпе. А там уже... бог в помощь.
— Найти замену за семнадцать минут? — хмыкает Антон. — Каким образом? Наколдуешь?
— Ты хочешь, чтобы я тебя простил за клевету? — вдруг выдаёт Марат, останавливаясь перед братом.
— Предлагаешь пойти на сцену мне?
— Именно.
Тот недоверчиво моргает и заходится смехом.
— Ты перегаром надышался или что? Если обман раскроется, будет скандал! Мы не можем рисковать.
— Скандал будет в любом случае, — вставляю я дипломатично, пытаясь разрядить обстановку. — Так хоть есть крохотный, но шанс, что всё обойдётся.
Марат хлопает брата по спине, задерживая руку у основания шеи, очень кровожадно.
— План такой: напялишь маску, пустим побольше дыма и поменьше света. А дальше разберёшься, находчивый ты мой.
— Ты серьёзно? Я не умею танцевать. Вообще. Никак!
— А я рисовать не умею, и что? Слышал же, что Мазилкин сказал? Настоящий гений творит интуитивно! К тому же плохие танцоры у девчат нарасхват. Так что вперёд и с песней.
Антон тяжело вздыхает, очевидно, прощаясь с остатками здравого смысла, и нехотя принимается вытряхивать блогера из костюма.
Я тактично отворачиваюсь, ориентируясь в происходящем лишь по репликам мужчин:
— Сука, ненавижу латекс. Жмёт везде, даже в локтях!
— А как ты хотел? Детство кончилось.
— Вот именно. У меня не помещается.
— Пресс втяни.
— Да не тупи, я про другое.
— Лайфхак: если не застёгивать ширинку, никто и не запомнит, был ли танец.
— Приберегу совет на крайний случай.
— Мальчики, время. — С тревогой смотрю на часы.
— А мы уже всё, — отвечает Марат. — Зацени.
Костюм Антону явно мал: сковывает движения и сопровождает каждый шаг противным скрипом. Впрочем, выбора особо нет.
Публика встречает кумира оглушительными аплодисментами. Воздух вибрирует от мощных битов, обостряя эмоции. К сожалению, в нашем случае это предчувствие фиаско.
В знак поддержки сжимаю руку Марата и чувствую, как его пальцы рефлекторно переплетаются с моими.
Антон не робеет. Нельзя сказать, что на сцене он выглядит неуверенно. Он выглядит... странно. Как рояль в курятнике. И это он ещё даже не начал танец.
Первое его танцевальное па напоминает спонтанную судорогу. Не знаю, как из зала, но из-за кулис можно подумать, что пол под напряжением в двести двадцать вольт.
Тишина встаёт настолько оглушительная, что её могут засечь сейсмологи. Обычно сразу после такой начинают свистеть и кидать перезревшими помидорами.
Марат отворачивается, не в силах смотреть.
— Это конец, — бормочет он тихо.
Антон обескураженно роняет руки.
Я уже подумываю прекратить его мучения. Попрошу ведущего объявить, что Шторм не в форме. Какая разница в какой момент новогодняя ночь накроется крышкой, если провала не избежать? Плохо, что Марат теперь в любом случае нескоро отмоется.
Но тут музыка резко меняется. Ритм становится дерзким, на сцену плотными клубами выползает дым. И Антон неожиданно встряхивается.
Он делает вид, что отпивает из воображаемой бутылки, занюхивает рукавом. А затем «разбивает» её с криком, способным выкурить всех дрыхнущих медведей из берлог:
— Корпоратив, ёпта!
Одним движением «Шторм» расстёгивает латексную куртку и резко переходит на наглую пародию.
Это не танец в привычном смысле. Это карикатура на тему мужского стриптиза. Но толпа ревёт от восторга. Безумие уверенно набирает обороты.
Для затравки Антон пропускает куртку между ног и таскает её туда-сюда движениями, какими хозяйка натирает морковку.
Сердобольный дядька из зала кричит, что сейчас корнеплод задымится, и будет беда. Стоящие у сцены складывают из купюр и пускают самолётики «на разогрев». По меркам среднего стрип-бара — ужас какой успех.
На первом же «У-ча-ча-ча!» куртка технично улетает в зрителей. Носки — тоже. Футболка крутится над головой спятившим флюгером. Крики фанатов становятся почти истерическими. Вещи гуляют по залу как знамя безудержной радости.