Осколки тебя (ЛП) - Малком Энн

— Ох, но я знаю. Хотя и не хочу.

И затем он ушел.

~ ~ ~

Принять душ с травмированной лодыжкой, как оказалось, было практически невозможно. К счастью, глубокая ванна на когтистых ножках выполнила свое предназначение, избавив меня от большей части наружной грязи. А виски, который я прихватила с собой, неплохо смыл внутреннюю.

На столе рядом со мной лежал телефон, Кэти включила громкую связь.

Я позвонила ей не для того, чтобы она бросила все и сделала что-то безумное, например, приехала сюда, чтобы позаботиться обо мне. Мне просто нужен был фармацевтический рецепт, и чтобы она отправила его на электронную почту местной аптеки.

Как бы то ни было, ее первым побуждением было не делать ни того, ни другого, как только я объяснила ей, что произошло.

— Ты заблудилась в лесу? — уточнила она, не показавшись мне особо обеспокоенной.

Впрочем, она вообще не беспокоилась, скорее веселилась, а Кэти не часто веселится.

— Я не заблудилась, — прошипела я, глядя в окно на лес, о котором шла речь. — Я споткнулась и вывихнула лодыжку, из-за чего не смогла вернуться домой, местонахождения которого не знала.

— Не знала значит, — прервала Кэти мой блеф.

— Дело не в том, знала я или нет, где находится мой дом, — ответила я. Я правда совершенно не знала во время падения в какой стороне он находился. — Дело в человеке, который нашел меня.

На другом конце провода возникла пауза.

— Если ты решила рассказать о том, что пришел какой-то больной человек и…

— Дело было не в этом, — быстро перебила я.

Кэти выдохнула с облегчением. Она знала о моем прошлом, и у нее была профессиональная, черствая реакция на него, чего мне и хотелось. Но своим выдохом она выдала странное беспокойство. Было известно, что Кэти не волновали другие люди, потому что она слишком часто сталкивалась со смертью и болезнями.

— Он… — я запнулась.

Как вообще можно было описать Сента? Я не могла описать его словом «тлеющий», потому что Кэти безжалостно дразнила бы меня за него. Но я не виновата, потому что не было другого слова для описания энергетики этого мужчины. И дело было не в сексуальном подтексте. Скорее в равной степени пугающем и сексуальном. Ладно, больше в пугающем. Даже то, что я призналась себе в том, что испугалась его, что-то да говорило о нем.

— Он мой сосед, — сказала я наконец.

— Да, ну, даже в дикой местности есть соседи, — раздраженно ответила подруга. — Тебе повезло, потому что в ином случае ты, скорее всего, до сих пор лежала бы в лесу и медленно умирала от обезвоживания.

— Твое беспокойство очень трогательно, — невозмутимо сказала я.

— Я бы беспокоилась, если бы ты все еще находилась в лесу, медленно умирая от обезвоживания, — возразила она. — Так что я не переживаю. Мне просто любопытно узнать об этом соседе, о котором ты не хочешь в подробностях рассказывать. А поскольку ты королева детализации, мне кажется, что на это у тебя имеются веские причины. Если Магнолия молчит, значит творится черт знает что.

— Ничего не творится, — солгала я.

Ее молчание указывало на то, что я выдала полную ерунду.

— Мне нужно, чтобы ты выписала мне лекарства.

— Ох, милая, для того, что у тебя есть, не придумано лекарств, — поддразнила она.

Кэти и поддразнила. За один разговор я получила от нее беспокойство, поддразнивание и веселье. Неужели наступил конец света?

— Как будто я не знаю, — пробормотала я, делая большой глоток виски.

— Ты в порядке? — внезапно спросила она. — Похоже на неудачную попытку самоубийства, но вместо того, чтобы привязывать камни к лодыжкам, ты забрела зимой в незнакомый лес.

Я рассмеялась.

— Нет, я слишком самовлюбленная, чтобы сделать что-то подобное. К тому же Вирджиния Вульф уже использовала метод с камнями и водоемом в фильме. Я бы постаралась найти что-то оригинальное. — Я сделала паузу. — Думаю, я просто испытывала себя на прочность и искала любое занятие лишь бы не писать. К тому же, ты сама посоветовала мне пойти в поход.

Переложить вину на другого сейчас казалось проще всего, чем сказать правду.

— Я не советовала тебе спотыкаться о собственные ноги и позволять горному мужчине нести тебя в безопасное место, — парировала Кэти.

Я закатила глаза.

— Ты ее любишь? — спросила она внезапно и резко, с долей агрессии.

— Что?

— Свою работу. Писательство.

И снова слова были наполнены враждебностью, которая таилась внутри нее уже некоторое время. Даже по телефону я чувствовала, насколько Кэти была черствой, насколько сильной.

Я обдумала вопрос, поскольку он требовал ответа, честного ответа.

Любила ли я свою работу?

Ну, во-первых, я не считала свое дело работой. Просто то, чем я занималась, каким-то образом приносило мне деньги. Писать — скорее было необходимо мне для выживания. Считалось ли дыхание работой?

Но я знала, что такой ответ граничит с клише, и не будет тем ответом, которого ждала от меня Кэти.

— Да, — ответила я. — Мне нравится, что такой человек, как я, может любить что-то настолько уродливое, извращенное и безумное.

— Я не знаю, что это такое, — сказала Кэти.

Резкая потеря столь острой агрессии в ее словах потрясла меня. Кэти словно сдулась. Стала слабее. Показалась мне чужой.

— Ты не знаешь, что такое любовь? Или безумие? — спросила я полушутя, чувствуя неловкость от такого поворота разговора.

— И то и другое, — ответила она. — Я не знаю, что значит переживать глубокие эмоции. Разве что усталость. Я так много работала и так мало спала, сколько себя помню, что превратила физическое проявление в эмоциональное чувство. Причем в мое единственное. Я сплю около четырех часов за ночь. Все, о чем думаю — это следующий пациент, следующая ступенька в карьерной лестнице, следующий вызов.

Это описание чертовски хорошо подходило моей подруге. Но вот самоанализ ей не шел. Я никогда не думала, что у нее в голове могут быть такие шаблонные мысли и потребности. Или, по крайней мере, никогда не думала, что она из тех людей, которые делятся такими вещами.

— Кэти? — спросила я, внезапно забеспокоившись о своей, казалось бы, толстокожей и бессердечной подруге.

— Все нормально, — сказала она.

Даже по телефону я слышала, как она отряхивалась от своей минутки слабости.

— Я просто переутомилась и выпила мало кофе. И мне нужно высвободить немного сексуальной энергии. Я позвоню по одному из номеров в своей записной книжке, выпью латте и прооперирую чью-нибудь лобную кору головного мозга. Все будет хорошо.

Кэти была единственной знакомой мне женщиной, кто успешно занималась сексом как мужчина. Лучше, чем мужчина. Она не запоминала имен и оценивала мужчин по их внешности, успеху и сексуальному мастерству. Ее не волновала их профессия или финансовое положение, по крайней мере, тех, чьи номера были записаны в ее записной книжке. Да, у нее было две записные книжки. Секс и свидания были для нее транзакцией. Я была наполовину уверена, что у нее была легкая форма синдрома Аспергера, потому что ее не интересовала эмоциональная связь с людьми. Но эта маленькая вспышка заставила меня задуматься.

— Хорошо, хорошо, если не получишь своего обычного удовлетворения от каждой из этих вещей, позвони мне. Я — эксперт по психическим расстройствам.

Но я не была экспертом в том, чтобы говорить о чувствах, давать эмоциональные советы или даже быть плечом, на котором можно поплакать. Впрочем, я скорее поверю, что Кэти способна сама себе сделать операцию на мозге, чем в то, что она будет плакать на чьем-то плече.

— Мне сейчас не до психических расстройств, — отрезала она. — Они по твоей части. Я подготовлю твои рецепты и отправлю их сегодня днем. Только не стань зависимой от обезболивающих. Не хочу, чтобы моя подруга оказалась в реабилитационном центре. Это уже будет чересчур.

Кэти отключилась, даже не попрощавшись. Как и ожидалось.

Я оставалась в ванне, пока не остыла вода и не закончился виски.