Физика любви - Артеева Юля
Потом отец неловко похлопывает меня по ладони, ставит на стол кружку и поднимается. Смотрит на меня так, будто впервые видит. Я выдерживаю его взгляд.
– Я люблю тебя, Глеб. И я правда хочу быть с тобой заодно.
– И я тебя, пап.
Не могу избавиться от ощущения, что эти перемены слишком неожиданны и потому нереальны. И вдруг меня осеняет, пока я смотрю, как он обувается.
Я спрашиваю:
– Ты кого-то встретил?
Его взгляд красноречивее любых слов.
Я смеюсь, глядя на его напряженные скулы:
– Ладно, на сегодня и так достаточно. Потом расскажешь. Если захочешь.
Он уходит, а я остаюсь стоять перед закрытой дверью, опустив плечи. Потерянный и разбитый. Он годами воспитывал нас кнутом, без всяких пряников, а тут вдруг какая-то телка заставила его проявить эмпатию. То есть собственные дети – не заставили. Ну, что ж. Ладно.
Медленно поворачиваюсь и бреду в свою комнату.
Как только захожу, сразу понимаю – что-то не то. Просто чую. Оглядываюсь. Не вижу ничего конкретного, но смутно понимаю, что все передвинуто. Все не на своих местах.
Злость поднимается из грудной клетки к горлу, чтобы я смог глухо прорычать «Алина!».
Бросаюсь в ее комнату, не контролируя свои действия. Там все розовое до боли в глазах. Но я сую руку в кучу подушек и стаскиваю сестру с постели за локоть.
– Глеб! Совсем, что ли?!
Она щурится на меня, лежа на ковре в белой шелковой пижаме.
– Кого ты водила в мою комнату? – рычу я.
– Что?
– Алина, я знаю, что ты там была, хотя я запретил. Тупыми вопросами ты пытаешься выиграть себе время, но не выйдет.
Она сдается очень быстро и морщит лицо в плаксивой гримасе.
– Извини! Извини, понятно? Просто девчонки пришли, а ты очень нравишься Майе, так что мы просто… – тут она зажмуривается.
Не думает же она, что я ее ударю? Эта ее эмоция меня отрезвляет. Моя сестра без мозгов, но я же не совсем зверь. Я отпускаю ее руку и говорю мягче:
– Алина, мы договаривались.
– Я знаю! – с готовностью отвечает она, но просто потому, что хочет избавиться побыстрее. – Я больше не буду!
Я в растерянности смотрю в ее бестолковые глаза. Неужели это моя сестра? Где маленькая нежная девчонка, почему она превратилась в заносчивую идиотку?
Алина всегда была очень похожа на мать. Внешне, а может и внутренне. За это она чувствует вину перед всеми. Передо мной, отцом и собой.
Я глажу ее по голове, и этот жест ее обескураживает.
– Алина, пожалуйста, больше никогда не води своих тупых подружек ко мне в комнату. А желательно смени друзей, они не делают тебя лучше.
Потом разворачиваюсь и ухожу. И уже у дверей говорю вполголоса:
– Ты ни в чем не виновата.
– Что?
– Ты слышала. Напряги мозги, для тебя будет не лишним.
Я захлопываю за собой дверь ее комнаты. Черт. Надо было хотя бы сдержаться от колкости. Но не все сразу. Раз уж мы все тут собрались меняться.
Выдыхаю, направляясь в комнату, и открываю диалог с Яной. Она онлайн. Но молчит.
Я раздеваюсь, расстилаю постель, нахожу зарядку для телефона.
Не сдержавшись, я пишу Яне первым. Точнее, отправляю песню, как будто это кажется мне более безопасным.
Глеб
Tanir & Tyomcha – Аккуратно
Яна
Я была с тобой максимально аккуратна, Янковский
Глеб
При этом снимая с меня штаны
Яна
Какой же ты козел!
Глеб
Почему ты злишься?
Яна
Потому что с тобой ни на секунду нельзя расслабиться
Глеб
Со мной ты можешь полностью расслабиться
А потом я накрываюсь одеялом до самых ушей и думаю – ну какой же кретин, что я только что написал?
Глава 19
ЯНА
Просыпаюсь в три дня в полной дезориентации. Не могу понять, кто я и где я. Вот поэтому ненавижу спать днем! Сажусь на диване и трясу головой. Уходи, дрема, уходи. Беру телефон, проверяю сообщения. Оливка шлет фото из спа-салона, куда они пошли с мамой. Манкова скидывает пару смешных картинок. Открываю диалог с Янковским – он онлайн, но молчит. Включаю песню, которую он мне отправил. В очередной раз.
Это шутка о том, что он напился? Или что-то еще? Господи, как утомительно быть подростком. Везде двойные смыслы и неуверенность.
Я встаю и потягиваюсь. Иду умываться, и там у раковины на секунду телепортируюсь в воспоминания, прикладывая пальцы ко лбу. Почему он меня поцеловал? Благодарность за то, что приютила? Бред.
Решаю не думать о Янковском хотя бы пару часов. Так что ставлю телефон на авиарежим и принимаю первый раз в жизни холодный душ, и это вышибает из меня все утомительные размышления.
Выскакиваю из ванной трясущаяся и стучу зубами. Но этого мало. Хочется заморозить мозг еще больше, так что я накидываю куртку и выхожу на улицу.
Вопреки ожиданиям, там меня ждет не лютый мороз, а первый весенний день. Не календарный, а настоящий. Но солнце, которое мягко ложится мне на кожу, совсем не помогает, только злит еще больше.
Или это не злость? Скорее смятение. Оказывается, нужно прилагать много усилий, чтобы понимать, что на самом деле чувствуешь. Куда уж там сообразить, что на душе у другого человека. Вечная игра в угадайку, где вводные постоянно меняются. Бездумно вышагиваю по улице, меня еще потряхивает, но я не понимаю, это от холода или от того, что эмоциональное напряжение заставляет тело вибрировать.
В сотый раз прокручиваю в голове все события последних недель, хоть пообещала себе не думать об этом. Сама не замечаю, как разгоняюсь и выскакиваю из-за угла дома прямо перед Яном. Видок, должно быть, у меня бешеный. Потому что на секунду он округляет глаза, а потом они начинают лучиться улыбкой и обаянием, как обычно. Рядом с ним Беня. Собака смотрит на меня с подозрением.
– Привет! – Ян улыбается.
– Привет, – отвечаю, запыхавшись.
Я что, прям бежала? Поправляю шапку и сглатываю.
– А мы гуляем. Бень, поздоровайся, твоя спасительница.
Клянусь, если бы собаки умели закатывать глаза, пес точно бы это сделал. Еще и языком бы цокнул. Хорошо, что он не говорящий.
– Ага. Беня, мое почтение.
– Составишь компанию?
Я пожимаю плечами:
– Почему нет. Куда идете?
– Просто болтаемся по району. Обычно идем до кинотеатра, потом вокруг пруда и домой.
– Годится. Идем.
И мы не спеша прогуливаемся по знакомым улицам района. Ян показывает свое любимое место, закрытый дворик, который сложно заметить, если не знаешь, где нужно нырнуть в узкую арку. Вообще Ян говорит «наше с Беней место», но пес выглядит невозмутимо и, кажется, восторгов хозяина не разделяет.