Поклянись, что моя (СИ) - Эндри Полина

Все бесполезно, он не придет.

«Кейн, мне страшно. Скоро моя очередь.»

Не знаю, зачем написала Кейну. Я понимаю, что не должна, но ничего не могу с собой поделать: я чувствую себя растерянной и брошенной, и мне ни откуда ждать утешения. Несколько минут я сижу в мучительной тишине и все-таки Кейн мне отвечает.

«Он придет»

«Вот увидишь.»

Я не успеваю толком понять, что он мне написал, потому что телефон сразу загорается входящим.

— Алло, — звук моего голоса мне незнаком, он будто совсем изменился до неузнаваемости.

— Элайна…

Кейн говорит это с настолько очевидным сожалением, что мне на глаза навертываются слезы. Я вытираю капельку упавшей на щеку слезинки.

— Если ты собираешься отговорить меня, это бесполезно, Кейн.

— Ты собираешься сейчас сделать то, о чем можешь потом жалеть всю жизнь.

— Я знаю одно: я уже жалею, что это произошло. И о том, что связалась с Блейком тоже жалею. Ты не сказал Ким? — я так быстро перевожу тему, потому что попросту боюсь, что не выдержу.

— Нет, Элайна, — тон его голоса серый и тусклый, как и моя душа. — Хоть и не понимаю, зачем скрывать. Она знает, что ты беременна и поверь, она бы точно нашла для тебя нужные слова.

И позже, сидя на пустой скамейке, я понимаю, что Кейн прав. Ким всегда находила нужные слова, когда требовалось. Она так обрадовалась, когда все-таки узнала о моей беременности. Наверное, бессмысленно об этом говорить, но мне совсем было нерадостно, хотя и я пыталась сделать вид, что все хорошо.

Не время жалеть об ошибках.

Шум работающих вентиляторов и запах свежих лекарств становятся значительно ощутимее. Я сижу на скамейке за дверью кабинета в пустом коридоре, уставившись взглядом в красный педикюр на ногах.

Вечер. Людей в больнице все реже и реже.

Скоро моя очередь.

Поджимаются кончики пальцев, замирает тоскливое сердце.

Скоро моя очередь.

Мне кажется, что мое сердце не бьется уже несколько минут. Я потеряла счет времени, мне больше не хочется ничего.

Открывается дверь, появляется он.

— Ты пришел…

Вырастаю на непослушных ногах. Впиваюсь пальцами в сумочку так, что их не чувствую.

Я не верю глазам.

Он здесь. Такой привлекательный и загадочный, с глазами цвета полуночного неба.

Пламенные губы нехорошо сжимаются.

— Как видишь.

Я срываюсь к нему и с надеждой хватаюсь за руки.

— Ты все-таки передумал?.. Ты вернулся, чтобы предотвратить неминуемое?..

В этот момент дверь кабинета открывается и выходит в слезах девушка. Его взгляд прослеживает за ней, становясь острее чем бритва.

— А я смотрю, ты все решила?

На аристократическом лице застывает улыбка холоднее льда.

— Мне этот ребенок не нужен, — защитно отрезаю я, потому что вижу безразличие в темных зрачках.

— Дура, — рявкает он. — Ни в чем неповинную жизнь угробить решила?..

И сколько же осуждения и гнева в глазах. Он не верит, что это его ребенок. А я… Как же сказать, что я просто запуталась?

— В общем, — он холодно убирает мои руки, отступив на дистанцию. — Делай, что хочешь. Даже если это действительно мой ребенок, это не смягчает того, что ты уже здесь. Ты уже предположила саму мысль об аборте и пришла сюда, а после этого я тебя знать не знаю.

Он больше не смотрит на меня. Поворачивается и уходит.

— Стой! — кричу я вслед. — Пожалуйста, не уходи!..

Дверь безжалостно закрывается. На глаза наливаются слезы. Мне хочется скулить до срыва голоса, разорвать на куски остатки сердца. Кабинет снова открывается и оттуда раздается:

— Следующая.

Голос жесткий, равнодушный. Меня ждут. Я так и стою, глядя в несуществующую надежду. Неужели ты правда веришь, что он вернется?

— Следующая, — плывет по округе с нетерпением. — Элайна Элмерз.

Я медленно прикрываю глаза и чувствую, как по щеке скатывается слеза. Нет, он не вернется. Глотаю соленые слезы и оборачиваюсь, встречаясь с внезапно участливым взглядом врача поверх белой маски.

— Вы собираетесь заходить или нет?..

36

Я не могу ответить на этот вопрос. Чувства, эмоции, догадки и предположения — все оставило мой опустевший ум, я не могу собрать себя по кусочкам, и в голове тихим ветром проносится одна потерявшаяся мысль:

«Скоро все закончится.»

Эта мысль окрашена в черные тона, и я не знаю, как она забрела сюда и что значит.

Я знаю только, что меня ждут. Понимаю, и все равно медлю.

Четыре года назад какая-то волевая девочка поступила на психологический факультет, доблестно веря в то, что будет помогать другим справляться с разными жизненными трудностями. Кто эта девочка?

Это не я.

Или все же…

Я хотела помочь так многим, но себе не помогла. Веер чувств, все мои страхи и боли собрались в одной точке в центре груди, оставляя кровавый шрам, влекущий целый ряд потухших надежд. Я чувствую, как быстро вздымается и опадает моя грудь, как отрывочно затягивают воздух мои легкие. Я понимаю, что ожидание слишком затянулось.

Последний рывок дыхания и глухой шаг вперед.

— Она никуда не пойдет.

Этот голос, он словно медленно вырастает из-под земли, тихий, но сильный, как легкое предупреждение ветра перед надвигающимся цунами. Он словно резкий толчок нажавшей мне на грудь руки, из-за чего я попросту не могу сделать следующего шага. Я оборачиваюсь, едва держась на ватных ногах.

Он вернулся.

Сейчас Блейк похож на зверя: разъяренный, горячий, злой. В моих глазах стоят слезы. И здесь все: обида, боль, надежда и удивление — все, что ему так легко удалось вызвать во мне за секунду.

— Она никуда не пойдет, — повторяет Блейк так, что никому не удается усомниться в его намерениях. — Эта девушка не будет делать аборт, принимайте следующую.

Я застываю при звуках этого звучного мужского баритона, и превращаюсь в одно сплошное пятно эмоций. Внутри меня проходят тысячи мелких взрывных импульсов, они бегут по нервам, отзываясь в каждой точке моего тела. Я почти не замечаю застывших взглядов в мою сторону и повисшую вокруг тишину. Я срываюсь и бегу к нему по полупустому коридору, больше ни о чем не думаю, врезаясь в его объятия.

— Элайна… Глупая, глупая Элайна, — Блейк гладит меня по волосам, он прижимает меня к себе и звук его голоса ускоряет пульсацию в моих жилах. С моих глаз начинают течь слезы. От избытка эмоций, ничего такого, я просто не могу себя сдерживать.

Он вернулся, не позволил случиться непоправимому. Это порождает во мне давно сломанные крылья и уже за одно это я ему безгранично благодарна.

37

Когда мы оказываемся на подъездной площадке у дома Блейка, все мне кажется каким-то незнакомым, будто я смотрю на это впервые: и серый облицовочный камень на стенах, и изящные черные створки на окнах, и кованые перила, обрамляющие лестницу острыми завитками. Блейк легко проворачивает ключ в замке, пропуская меня первой. В прихожей включается свет, и я сразу замечаю порядок, царящий в квартире.

Все столь аккуратно и опрятно, как на картинах художников-идеалистов. Выглядело бы даже скучно, если бы душу квартиры не заполонял сложный и эксцентричный характер ее хозяина.

Я чувствую себя уязвимой, а еще не могу понять, зачем он привез меня к себе. Какая-то часть меня, уязвимая и хрупкая составляющая души хочет верить в то, что он изменил свое мнение и проникся ко мне чувствами, но другая я понимает, что сделал он это далеко не из глубокой любви и привязанности ко мне.

— Заходи, — Блейк подает голос, отступая шире, потому что замечает, что я слишком долго не решаюсь войти.

Но на самом деле это далеко не из-за нерешительности. Негативно качнув головой, я вдруг отказываюсь заходить, обняв себя руками. Вдруг мне резко расхотелось это делать, как и навязывать себя хозяину этого дома.

— Ну, говори, — глухо выговаривает он, будто я надоедливый ребенок, который не желает оставить его в покое. — По глазам вижу: тебе есть что сказать.

Я выпаливаю, как на духу: