Sos! Мой босс кровосос! (СИ) - Юнина Наталья

— Снежана Викторовна, мне бы отлить. Вискарь пошел. Ты там скоро?

— Да, — нехотя открываю ему дверь. — Только вы не могли бы мне помочь расстегнуть молнию. Она снова не хочет расстегиваться. И платье не снять.

— То есть, если бы я не подошел, ты бы не попросила?

— Попросила. Позже.

Кротов определенно шепчет что-то на матерном. Поворачиваюсь к нему задом и… ни фига. Он старается и так, и сяк. Вверх идет, вниз нет.

— Вот что значит брендовая одеж…

Договорить я не успеваю. Кротов тупо рвет на мне платье. Резко поворачиваюсь к нему, придерживая платье на груди.

— Не благодари.

Быстро выхожу из ванной и закрываю за собой дверь. Стремительно надеваю на себя спортивные штаны и футболку и, не дожидаясь, когда Кротов вернется в комнату, юркаю в кровать. Зачем-то натягиваю плед по самый нос.

Не знаю, сколько я борюсь с бессонницей, но и вида не подаю, что не сплю. Кротов же, судя по звуку, включает телевизор. Так определенно лучше. Под этот тихий звук я и засыпаю.

В затылке давит так, как будто меня хорошенько приложили им о что-то тяжелое. И вообще, тяжело дышать. Странное состояние. Нехотя разлепляю глаза. Темно, но очертания комнаты вполне различимы. Только спустя несколько секунд до меня доходит что не так и почему мне тяжело дышать. Меня обвивает чужая рука. Я не одна в кровати. Дыхание моментально спирает. Мне трудно пошевелиться. Это Игорь. Долбаное дежавю дезориентирует. Но я каким-то чудом начинаю дышать и, приложив все силы, скидываю с себя тяжелую руку.

Моментально вскакиваю с кровати и беру первую попавшуюся вещь с прикроватной тумбочки. Замахиваюсь, как оказалось телефоном, но не ударяю. Игорь перехватывает мобильник и сонным голосом произносит:

— Ты ебанутая?

Комнату озаряет легкий свет от торшера, и я понимаю, что ни голос, ни, собственно, тело, принадлежат не Савицкому. Это, мать его, Кротов.

— Какого хрена ты делаешь в моей кровати?!

— На диване было неудобно. Моя спина попросилась на удобный матрас.

— Сука! — вскрикиваю, совершенно не задумываясь о последствиях.

Забегаю в ванную и закрываю за собой дверь. Слезы катятся градом. Сама не понимаю от чего. Вроде ничего и не случилось. Но это мерзкое чувство гадливости и грязи накрывает с головой. И ладони. Вновь липкие. Включаю воду и намыливаю руки. Тру раз за разом и понимаю, что из головы все равно ничего не выбросишь…

Пять лет назад

В целом, уже сносно. И голова не раскалывается, словно по тебе прошелся танк. Но вот слабость по-прежнему жуткая. Подхожу к раковине и ополаскиваю прохладной водой лицо. Перевожу взгляд на отражение в зеркале. Ладно, осталось потерпеть совсем немножко. Невовремя мы, конечно, слегли с Лесей.

Хотя, может, так даже лучше. Что-то мне подсказывает, что Игорь на исходе. И, получив заветный школьный аттестат, я бы не успела отпраздновать его побегом из этого дерьма, меня бы лично «поздравил» Савицкий, воплотив наконец свои влажные мечты во всевозможных позах. А так, болезнь неплохая отсрочка, чтобы не видеть эту рожу.

В июле эта мразь уезжает по делам из города. Идеально. Проблема в том, что до июля из больницы меня могут выписать. Хотя… симулирование наше все.

А дальше? Убегать все равно страшно. Домой не вернуться, денег хватит… ну, разве что на первые месяца три-четыре. Снять где-нибудь комнату я смогу. Даже устроиться на работу без официального трудоустройства тоже. Но что делать дальше? Ладно я, но Лесе-то надо как-то ходить в школу.

А с другой стороны, к черту эту школу. Ведь тогда окажется в итоге, как и все симпатичные девочки, в борделе. Уж Игорь точно мне устроит это назло, сбеги я одна. Это сейчас ни я, ни она неприкосновенны, потому что я… с ним.

Господи, как же бредово это звучит. Почти полгода, а ощущение, словно я знаю его вечность.

Перекидываю волосы на одну сторону и, кажется, впервые за все время искренне улыбаюсь. Отрежу сразу, как только сбегу. Сделаю каре, которое он терпеть не может. Закрываю глаза и представляю, как мы резвимся с сестрой у моря. Мы обязательно окажемся там снова вместе. Все забудется, как неприятный сон. И может, когда-нибудь в моей жизни появится… резко вздрагиваю, когда чувствую, как меня обнимают сзади. Распахиваю глаза и мой взгляд тут же падает на отражение в зеркале.

Припереться ко мне почти ночью в палату — это уже за гранью. Он вообще чего-нибудь боится? Есть хоть какая-то граница у этой твари? Как он это делает? Хотя, о чем я? У меня в этом отвратном месте своя личная палата. Что ему стоит с кем-то договориться и здесь переночевать? Когда его руки начинают блуждать по моему животу, где-то на интуитивном уровне чувствую, что все. Сгорели у него предохранители.

Он разворачивает меня к себе лицом и стоит только ощутить его губы на своих, как понимаю, что от него пахнет алкоголем. Терпеть его поцелуи, когда он трезвый — еще куда ни шло, но сейчас нет, ибо понимаю, что на этом он не остановится.

Когда мне удается вырваться из его объятий, я отскакиваю на шаг назад, но он тут же ловит меня за запястье, тянет на себя и валит на кровать.

— Игорь, хватит. Ты что тут вообще делаешь? — упираюсь ладонью ему в грудь и замечаю его совершенно пьяные глаза и улыбку до ушей.

— Соскучился. Как будто месяц тебя не видел. У врачей узнал, что ты уже в норме, сразу примчался, как смог, — наклоняется, чтобы в очередной раз поцеловать, но в этот раз мне удается увернуться.

— Я не в норме. У меня еще температура. И вообще дышать тяжело.

На удивление, он отпускает мои руки и сам садится на кровать. Тянет ладонь к моему лбу, а затем кончиками пальцев проводит по шее вниз. Если сейчас я его ударю, то это будет излишняя демонстрация моего здоровья и не только. Одно дело не целоваться, ибо «дышать тяжело», другое шандарахнуть его от простых, по сути, невинных прикосновений.

— Ты не горячая. Думаю, что температура уже в норме.

— Я знаю свое тело. Я не в норме.

— А я не знаю. Твое тело, — тут же добавляет он. Язык мой враг.

— А ты знаешь, что будет, если кто-нибудь здесь узнает, что взрослый дяденька пришел к малолетке. Тебя могут посадить.

— Малыш, возраст сексуального согласия с шестнадцати. Снеж, я не могу больше. Не бойся, все нормально будет.

Ну все, сердце от страха забивается аритмией и на глазах появляются слезы.

— Но ты обещал, — Боже, как же жалко сейчас звучит мой голос. И, тем не менее, мое нытье на Игоря, кажется, действует.

— Ладно, если ты приведешь хоть один довод, что изменится от нескольких месяцев, так уж и быть, поиграю еще в хорошего и терпеливого мальчика и подожду до заветных семнадцати.

Да ничего не изменится, ни через четыре месяца, ни через четыре года!

— Я так хочу. Меня так воспитывали. Я же не прошу ждать до восемнадцати.

— А я хочу по-другому.

— Ты можешь это делать с другими. Я же не против.

Не надо было говорить последнюю фразу. Взгляд Игоря моментально меняется.

— Ты обещал. Ну, пожалуйста.

Борю в себе неприязнь и провожу ладонью по его щеке. И все-таки мое нытье действует даже на выпившего Игоря. Или я слишком самонадеянна. Он перехватывает мою руку, мимолетно касается губами и тут же прижимает ее к своему паху.

— Ладно, давай найдем компромисс. Мое обещание в силе. Но сегодня ты сделаешь так, чтобы я кончил.

— Я не хочу… и не умею.

— Я научу.

— Нет! — вырываю руку, но он тут же ловит меня больно за запястье.

— Снежана, — цедит по слогам. Неосознанно перевожу взгляд на дверь. Боже, ну что я за такая размазня? Ведь можно же закричать. А дальше? С какой вероятностью он ударит меня за такую выходку и вырубит? Ну и что, что раньше не бил. Сейчас ему ничего не мешает это сделать. Что лучше: быть в сознании и потрогать эту мразь или быть изнасилованной в вырубленном состоянии? Лучше убить его и дело с концом. — Успокойся. Я же не прошу тебя брать в рот, — так и слышится неозвученное «пока». — Ну, расслабься, малыш.