Измена. Простить нельзя уйти (СИ) - Карма Элис

— Марат, папа умер, — произносит мама каким-то чужим голосом. — Приезжай.

У меня что-то обрывается внутри. Тело перестаёт слушаться. Я хочу что-то сказать, но язык не поворачивается. Понимаю, что нужно срочно ехать к маме, но не могу пошевелиться. Разум отказывается верить её словам. Нет, не может этого быть. Я ведь совсем недавно разговаривал с ним. Он, конечно, болел в последнее время, но при смерти не был. Даже звал на садоогороде крышу у бани перекрыть. Сажусь за руль. Взгляд упирается в грязное лобовое стекло. Не могу пошевелиться. Виски сдавливает. Где-то в глубине сознания всплывает упрямое — это расплата мне за всё плохое, что я сделал. Я потерял отца, потерял жену. И больше всего сейчас я боюсь, что что-то может случиться с сыном.

Я вдруг понимаю, что мне даже неважно будем ли мы растить его с Верой вместе, или она возненавидит меня и не захочет подпускать такого мерзавца к ребёнку. Главное, чтобы он родился здоровым. Я прикрываю глаза и опускаю голову на скрещенные на руле руки.

Когда я приезжаю домой, отца уже забирают в морг. Мама с абсолютно отсутствующим видом и белая как полотно оглядывает меня и спрашивает:

— А где Вера?

Я бросаю короткий взгляд на Эльвиру и понимаю, что та ещё не успела ничего ей рассказать.

— Мам, Веру на сохранение положили. Тонус, — отвечаю я. Ложь сама собой генерируется в мозгу. Сам поражаюсь, насколько убедительно выходит.

— Не говори ей ничего, — просит мама, отводя взгляд. — Ни к чему ей знать пока.

— Ладно, — соглашаюсь я, чувствуя жгучий стыд.

Внезапно я оказываюсь перед непростым выбором: остаться со своей семьёй или ехать к Вере.

— Хочешь уехать? — вполголоса спрашивает Эльвира, глядя на мои терзания.

Мне остаётся только молча кивнуть.

— Знаю, ты всегда выбирал Веру, но может всё-таки подумаешь сейчас? Мама совсем плохая. Ты мало с ней общаешься обычно, потому не замечаешь. Но ей сейчас очень тяжело.

Понимаю, что Эльвира права, и я должен оставаться. Но у меня такое чувство, что если я не поеду к Вере сейчас, то потеряю её окончательно.

— Я поговорю с ней и сразу вернусь, — обещаю сестре и сажусь в машину. — Присмотри за мамой.

— Тебя забыла спросить! — со злостью и обидой отвечает она и поднимается по ступени крыльца. Ей тоже тяжело, как и маме, но из-за своего характера, она держится. Мне стыдно уезжать от них в такой момент. Я лишь обещаю самому себе, что скоро вернусь и обо всём позабочусь.

Заезжаю на заправку, а после сворачиваю на трассу. Те два часа, что провожу в дороге, я думаю об отце, о том, какую роль он играл для меня всю мою жизнь. Он не был идеальным в современном понимании, но лично для меня отец был и останется примером во всём. Теперь я сам без пяти минут отец. И хочу я этого или нет, но мой сын в скором времени начнёт брать пример с меня. А это значит, что я должен поступать так, чтобы не было стыдно перед ним. По некоторым пунктам я уже облажался. Остаётся надеяться, что хоть что-то ещё можно исправить.

Я долго стою перед знакомым до боли подъездом кирпичной пятиэтажки. Вспоминаю, как в самом начале наших отношений вот также караулил Веру с букетом полевых цветов. Как вечером позже мы долго целовались вон на той лавочке. Тогда самой большой проблемой было то, что в любой момент может позвонить мама Веры и начать ругаться, что той до сих пор нет дома. Сколько воды утекло с тех пор. Всё изменилось. Остался бы только прежним код от их домофона.

Звоню в дверь и мне некоторое время никто не отвечает. Смотрю на часы и понимаю, что тёща ещё скорее всего не вернулась с работы. Не уверен, что Вера откроет мне. Она полностью игнорирует мои сообщения и звонки.

— Нету дома никого, — говорит мне пожилая соседка, выглядывая из-за своей двери.

— А вы не знаете, когда вернутся? — растерянно спрашиваю я.

— Да Бог его знает когда, — бабушка пожимает плечами.

— Может, они в больницу поехали?

— Этого я не знаю. Я за ними не слежу.

Она вздыхает и скрывается за дверью. Я спускаюсь по лестнице и думаю про себя, насколько тяжело, наверное, подниматься Вере до квартиры на пятый этаж. Почему я позволил ей уехать? Выхожу на улицу и замечаю знакомую фигуру вдалеке. Замираю, не зная, что делать.

— Вера, — поднимаюсь и иду навстречу.

Она вглядывается в моё лицо и едва не поворачивает назад.

— Вер, постой! Давай поговорим, — кричу я.

— О чём? — спрашивает она уязвлённо. — О том, как ты меня на какую-то мымру променял?

— Всё было не так, — отвечаю я терпеливо. — Да, мы переспали один раз. Но мы не любовники. Я идиот и долбонафт, но не предатель.

Вера смотрит недоверчиво. Не могу сказать точно, что заставляет её дать мне объясниться. Скорее всего, мой жалкий потерянный вид.

— Рассказывай, — холодно произносит она, присаживаясь на лавку.

— Что, прямо тут?

— Да, прямо тут! — отвечает резко. — А ты думал, я тебя с караваем встречу и в дом заведу? Либо так говори, либо скатертью дорога.

Мне становится больно от её холодности, но я понимаю, что заслужил это.

— Ладно-ладно, — соглашаюсь я и начинаю сбивчиво рассказывать всё, что считаю нужным. Вера слушает меня и всё больше хмурится. Когда я дохожу до части с нашей с Эльвирой поездкой к Альбине, Вера брезгливо морщится.

— Ты, и правда, долбонафт, Марат, — произносит она разочарованно. — И жить я с тобой не хочу больше.

Вглядываюсь в глаза Веры и понимаю, что она озвучивает мне не сиюминутную эмоцию, а вполне обдуманный вердикт. Обида и сожаление заполняют разум. Я бросил родных в такой тяжёлый момент и приехал сюда, чтобы получить такой ответ?

— По крайней мере, до тех пор, пока ты не поймёшь, в чём именно ты не прав, — добавляет Вера, поднимаясь. Я спешу подать ей руку, но она отталкивает её.

Часть 9 «Новая жизнь» 9.1

Вера

Мама смотрит на меня ошалело, не понимает, что я делаю на её пороге посреди ночи. Позади меня зевает Настя с чемоданом в руке.

— Вер, а можно я у вас переночую? Ночью обратно ехать вообще не вариант.

— Можно, — с тяжелым вздохом говорю я и обхожу маму, застывшую статуей. — Мам, я погощу у тебя какое-то время. Это, кстати, Настя, Ольги Александровны, географички моей школьной, племянница.

— Здрасьте, — Настя проходит за мной следом.

— Здравствуйте, — растеряно отвечает мама, а потом поворачивается ко мне. — Вер, а что происходит?

— Если в двух словах, то мы с Маратом разводимся, — отвечаю, присаживаясь на кухонный табурет.

— Да может, ещё не разводитесь, — мягко возражает Настя, опираясь плечом на дверной косяк. — Чё ты пугаешь мать раньше времени? Ты отдохни сначала, отоспись. А там на свежую голову сядете вместе с Маратом и решите, как дальше будете жить.

Мне тошно даже слышать о чём-то подобном. Злость и обида рождают в душе деструктивные порывы. Хочется кричать, швырять вещи, делать больно физически и морально. Также больно, как сделали мне. Не знаю, о чём ещё можно говорить с Маратом, кроме как о разделе имущества.

— Да объясните мне толком, что случилось-то?! — восклицает мама, хватаясь за голову. — Мы же только утром с тобой разговаривали. Всё было в порядке. Какая муха тебя укусила, Вера?!

— У Марата любовница, мам, — отвечаю я с тяжёлым вздохом. — И у неё ребенок от него.

Мама без сил опускается на табурет. Силится найти слова, но, по всей видимости, ничего приличного в голову не приходит.

— Вер, а это точно? — спрашивает слёзно. — Может, слухи всё? Мало ли болтают.

— Он сам сознался, — я в ответ мотаю головой.

Замечаю, как у неё слёзы выступают на глазах. Она облокачивается на стол и закрывает лицо руками.

— Это всё я виновата, — произносит она сквозь всхлипы. — Сама не смогла судьбу свою устроить и тебе не помогла гулящего распознать.

— Мам, ты чего такое говоришь? — у меня у самой слёзы наворачиваются. — Как бы ты поняла это? Да даже если бы и поняла, думаешь, я бы тебя послушала?