Кэролайн Андерсон - Шумное семейство
Молли не смогла сдержать улыбку.
— Все о'кей? — ласково спросил он.
— Да, все отлично! — откликнулась она, продолжая улыбаться. — Что ты здесь делаешь?
— Вот, купил, — храбро солгал он, приподнимая сумку.
— А-а. Ну, здравствуй! — Она опять улыбнулась своей удивительной, озаряющей все лицо улыбкой.
— Ты уже закончила? — спросил он, зная ответ.
Она кивнула.
— А ты?
— Да, я только докупил то, что забыл раньше, совсем немного. — Он покраснел. — Мм… может, выпьем чаю?
Она с сомнением посмотрела на свою тележку.
— Не могу, тут есть замороженные продукты. — И вдруг просияла. — Хочешь, пойдем ко мне? У детей сегодня после школы занятия в клубе, и я должна забрать их только в четыре тридцать. А ты поможешь мне занести покупки, — поддразнила она.
И мы будем одни в доме. О Боже!
— Ловлю тебя на слове. — Джек опасался, что глаза выдадут его радость.
Каждый пошел к своей машине. Джек подождал, чтобы Молли выехала первой. Он порылся в сумке и переложил в бумажник маленький пакетик. На всякий случай…
Она что, совсем чокнулась? Как можно было приглашать его к себе? В доме не убрано, на кухне беспорядок, кровать не застелена… А при чем тут кровать? — притормозила она себя. Ну, а вдруг…
Молли понеслась наверх, зашвырнула в ванную сумку с туалетными принадлежностями, натянула на кровать одеяло и сбежала вниз в тот момент, когда Джек выходил из машины.
— Привет. Ты иди ставь чайник, а я начну перетаскивать эту гору покупок.
— У меня идея получше, — сказал он, взял ее за плечи и развернул. — Я перенесу сумки, а ты поставишь чайник.
Молли ушла, по дороге отпихнула кроссовки Филипа, подобрала с пола рубашку и засунула в стиральную машину, поставила в посудомоечную машину оставшиеся после завтрака тарелки…
— Это куда?
Она выпрямилась.
— О, это в кухню для сандвичей, почти все туда.
Она забрала у него сумку, унесла, переложила свертки в морозильник. К тому времени, как она вернулась, он принес остальное и с изумлением взирал на множество батонов, которыми были набиты сумки.
— И все это только на завтра? — недоверчиво спросил он.
— Да.
— Ничего себе.
— Это не так уж много. Ну что ж, займемся чаем?
Она включила чайник, выудила из буфета две кружки, повернулась и уткнулась лицом, в его грудь.
— Извини! Я не знала, что ты стоишь… — она запнулась, — так близко, — не дыша закончила она.
Джек взял у нее кружки, поставил на стол и привлек ее к себе.
— Мне так не хватало тебя, Молли, — пробормотал он в ее волосы.
— Мне тоже тебя не хватало. — Запрокинув голову, она посмотрела ему в глаза.
Они стояли так целую вечность, глядя друг на друга, и вдруг Молли решилась. Наверное, это самая большая глупость в ее жизни, но, что бы это ни было, она больше не могла с этим бороться.
— Так не должно быть, — сказала она. — Я про сложности. Нужно найти время и место. Наше время, только для нас. Хотя бы… изредка, чтобы не сойти с ума.
Он перевел дыхание.
— О Господи, Молли. Я поклялся этого не делать, — прошептал он.
— Я тоже.
— Но сегодня купил противозачаточные средства, — признался он. Молли засмеялась.
— Я тоже.
— Неужели?
Она пожала плечами.
— Я больше не могу с этим бороться, Джек. Ты мне нужен.
Глаза Джека потемнели, и он с прерывистым вздохом притянул Молли к себе.
— Ох, Молли, ты мне так нужна, я слишком сильно тебя хочу.
Она положила голову ему на грудь и услышала, как бьется сердце. Странно, что услышала, ведь ее собственное сердце грохочет! Она мягко отстранилась.
— Чаю хочешь?
Джек слегка коснулся ее щеки. Большим пальцем провел по губам. Он не отрывал глаз от ее губ, полуприкрытых, загадочных.
— Нет, — хрипло сказал он. — Чаю — не хочу.
Молли отступила и поманила его за собой. Когда они поднялись наверх, она сделала короткий набег в ванную за сумочкой. Добравшись до спальни, Молли удивилась, как смогла дойти — ноги не слушались ее.
Она оглядела наспех прибранную спальню и судорожно сглотнула.
— Если бы я знала, я бы сменила простыни…
— Молли, прекрати.
Она закрыла глаза, пытаясь сдержать панику. Что, если она ему не понравится? И он, как Дэвид, сочтет ее скучной? О Господи!
— Молли. — Его голос был нежный и близкий, он обхватил руками ее голову, приподнял и заглянул в глаза. Она съежилась.
— Я очень хочу тебя, — сказала Молли. — Но боюсь, что ничего не получится.
— Молли, это не экзамен и не состязание. Я только хочу держать тебя… гладить тебя. Я хочу быть с тобой.
— Ты разочаруешься.
Она услышала придушенный смех.
— Вот уж не думаю, милая. Ни за что на свете.
Она наклонила голову.
— Дэвид говорил…
— Я не Дэвид, Молли. Я старый зануда Джек.
— Ты не зануда! — Она вскинула голову.
— Моя жена так говорила.
— Значит, она была дура.
Он скривился.
— Хватит спорить и тратить время. Иди ко мне.
Он снова заключил ее в бережные объятия, потом стал медленно гладить руки и плечи. Она обвила его за талию и замерла, а он водил носом по ее волосам, опуская голову все ниже, вот уже его дыхание коснулось уха…
Молли всхлипнула, шелохнулась и потянулась к нему. Его горячие губы спустились к подбородку, к чувствительной ямочке на горле. Она тихонько застонала…
Он целовал ее нежно, неторопливо и, когда она оттаяла, оторвался и улыбнулся.
— Доверяешь?
Она кивнула:
— Да.
Он задержал на ней долгий взгляд, потом расстегнул рубашку и снял ее. За рубашкой последовали джинсы, ботинки и носки, снятые одним движением, и вот он стоит перед ней в одних трусах.
— Твоя очередь, — предложил он, она покраснела и с трудом оторвала взгляд от его тела.
Он терпеливо и с удовольствием следил за ней — маскировал страсть, готовую вырваться из-под контроля. С бьющимся сердцем она ухватила майку за подол и стащила через голову; не колеблясь, взялась за пряжку джинсов. Отбросила кроссовки, сняла джинсы и осталась в обычном лифчике и простых трусиках.
Ноги все еще не слушались. Кое-как ей удалось заставить их донести ее до кровати и устоять, пока она отбрасывала покрывало. Тут они ей изменили; Молли рухнула на кровать и протянула к Джеку руки.
Глаза его горели огнем. Она видела, как перекатываются желваки на скулах. Он закрыл глаза.
— Молли, — прошептал он.
— Да.
Вопроса не было, но был ответ.
Он дышал глубоко и медленно — верно, успокаивал себя, — а потом подошел к ней…
Джек лежал и смотрел в потолок… Куда только девалось его обычное благоразумие? Она, кажется, даже не представляет себе, как прекрасна, как обольстительна. Она не понимает, что ее беззащитность обезоруживает, вызывает дрожь и отчаянное желание охранять ее и защищать.
