Развод. Она не твоя (СИ) - Дюжева Маргарита
Адвокат продолжал смотреть на меня строго и чуточку с сожалением, а я охнула и, в ужасе зажала себе рот ладонью. Это ведь неправда? Он ведь преувеличивает?
— То есть квартира, в которой мы сейчас живем, не наша?
— Вы не имеете к ней никакого отношения. И в случае развода, она не будет подлежать разделу. Как и машина, потому что та тоже куплена вне брака.
— Но как же…наверняка можно что-то доказать… — я пыталась хоть за что-то зацепиться, — Такие суммы из семейного бюджета не могли исчезнуть бесследно.
— Не было никаких сумм. У вашего мужа весьма посредственная зарплата.
— Он хорошо получает… — начала было я, но осеклась, потому что снова нарвалась на снисходительный взгляд.
— Официально у него зарплата, как у среднестатистического продавца в магазине обуви. Сколько бы он ни получал на самом деле, мы этого не узнаем. Все шло мимо кассы.
— Как давно?
— Здесь мы можем только гадать. Может, год, может, два, а может…всегда. Сами как думаете? Вы все-таки должны знать его лучше других.
Вот тут он ошибался. Чем дальше продвигалась в этом деле, тем сильнее мне казалось, что я вообще не знала человека, с которым прожила столько лет.
— Он любит похвастаться, что получает много и вообще чуть ли ни миллионер, но мы никогда не шиковали, — севшим голосом произнесла я, — Говорит, что все в деле, в обороте, что деньги не должны лежать просто так, что не надо их тратить на всякий хлам. Свободных средств почти не было.
— Боюсь, что были, но за пределами вашей видимости. Наверняка у вашего мужа есть хорошо спрятанные счета, а возможно и другая недвижимость, оформленная на кого-то еще.
Я никогда не была меркантильной, не просила бриллиантов и гордилась достижениями мужа. Но сейчас меня будто макнули в кипящую кислоту.
До декрета я работала, приносила зарплату и тратила ее на дом, на еду, на нас, потому что у Семена было «все в деле». И мне казалось это нормальным – на мое живем здесь и сейчас, а его откладываем безбедную старость.
Потом декрет. И мне приходилось обосновывать каждую трату, чтобы Семен выдал на это деньги.
Зачем ребенку два комбинезона, когда можно обойтись и одним?
Зачем столько игрушек?
Почему нельзя купить картонные сандалии для первых шагов в обычном магазине, все равно она из них быстро врастет.
И почему бы мне не обойтись без массажа? Ведь можно просто меньше жрать и тогда живот подтянется сам.
Я оправдывала это тем, что Семён дотошный и бережливый. Так привыкла к его «рациональности», что ничего не заподозрила. Не поняла, что на самом деле это жадность.
Он злился от того, что был вынужден доставать денежки из своей заначки и на дом, и на питание, и на ребенка, который оказался крайне затратным объектом.
И ремонта в Арининой комнате мне бы не видать, как собственных ушей, если бы Абрамов не вознамерился произвести впечатление на свою девку, потому что она была объектом вожделения, а я – главной статьей экономии.
— Что мне теперь делать?
— Не хочу расстраивать, но вряд ли удастся обнаружить все скрытое – у вашего мужа было предостаточно времени и возможностей, чтобы хорошо запрятать все концы. А насчет квартиры – ждите долгой и утомительной тяжбы. Судя по тому, что удалось выяснить, ваш муж будет всеми силами стараться оставить вас с голым гадом на снегу. Простите за фривольность.
Я не могла в это поверить.
Хорошо же жили. Да, не без проблем, но у кого их не бывает. Но чтобы вот так…
Он точно говорил про моего мужа, а не про какого-то другого? Ничего не путал?
Однако в душу уже проскользнуло мерзкое, склизкое понимание.
Я была дурой.
Всю жизнь я была дурой, слепо доверяя мужу во всем.
Он же умный, с экономическим образованием, лучше знает, как распоряжаться семейным бюджетом.
А сейчас вдруг стало доходить, что семейный бюджет в основном состоял из того, что я притаскивала в клювике в то время, как Абрамов жил своей жизнью и формировал свой собственный бюджет.
— Это ужасно, — я сдавила пальцами виски и зажмурилась, — просто ужасно.
— Мне очень жаль, Мария. Но увы, это не редкость. Вы не представляете, что в наше время творят люди ради денег. Как крутятся мужья, чтобы оставить прежнюю семью без копейки, но при этом тратят кучу денег на любовниц. Как устраиваются на минималку, чтобы платить крохотные алименты. Как выставляют за порог дома, в котором жена всю жизнь считала себя полноправной хозяйкой.
У меня как-то разом заболело все. Живот, сердце, голова. Зубы и те заныли от неутешительных перспектив, вырисовывающихся передо мной.
Не хотелось верить, что Абрамов такой, но вспоминала его взгляд, полный холода и недовольства, и становилось еще хуже.
Я бы ведь ничего не заподозрила, так и продолжала бы жить в мире розовых пони, если бы его девке не приспичило влезть на мою территорию. Только из-за этого Семен допустил ошибки, которые натолкнули меня на подозрения. Только из-за этого!
Если бы Анне не захотелось тискать мою дочь и делать ремонт в моем доме – вернее ни черта не в моем – я бы ни о чем не догадалась. Продолжала бы верить в сказочки мужа, о том, что деньги в каком-то великом деле, экономила бы на всем, а потом однажды бы проснулась, как сказал адвокат, с голым задом на снегу.
А он еще взял и добил:
— Единственное, что вам придется делить пополам, это вашу машину. Которая как раз была официально куплена в браке.
— Я ее брала в кредит и выплачивала его сама, а деньги на первоначальный взнос подарили мои родители.
— И тем не менее на момент развода она будет единственным вашим совместно нажитым имуществом.
Офигеть…
То есть по итогу я ему еще и должна буду.
От адвоката я выходила в таком состоянии, как будто из меня разом выкачали все жизненные соки.
Узнать, что всю жизнь к тебе относились, как к безмозглой идиотке, бросали подачки, как кости бездомной собаке, вели другую жизнь за твоей спиной – это страшно.
Кем я была для него все это время? Удобным приложением? Лошадью, которая пахала наравне, избавляя его от необходимости тратить вожделенные денежки на совместный быт?
Это же так здорово, пересчитал свои миллионы, убрал их в тайную копилочку, а потом пришел домой на все готовое. Квартира оплачена, шторы, мать их, новые на окнах висят, жена себе одежды сама купила. На косметику и прочую дребедень не просит – потому что выдрессировал, приучил к мысли, что надо меньше тратить на всякое говно. Сплошная экономия.
Еды пару раз в месяц накупил – и вообще герой. И неважно, что потом сам большую часть и сожрал. Он же добытчик, ему кушать плотно надо, чтобы силенки были.
Я надрывно рассмеялась:
— Дура! Дура! Дура, — почти сразу смех перешел в слезы.
Я сидела в машине, подлежащей разделу в случае развода, лупила ладонями по рулю и рыдала.
— Идиотка!
Столько лет ничего не замечать, верить в какие-то бредни про выгодные вложения, не слушать мать, которая тактично намекала, что не стоит так расслабляться и во всем полагаться на другого человека, что надо иметь что-то свое.
Как же глупа была я все это время.
Считала себя деловой, умной, разбирающейся чуть ли ни во всем на свете, а оказалось, что меня легко и просто обвели вокруг пальца. Что все это время я была не решительной орлицей, которая никогда не даст себя в обиду, а овцой, на которой попросту ездили.
Что делать дальше – не понятно.
Вернее понятно – разводиться. Но как добиться справедливости? Вряд ли у Семена после стольких лет проснется совесть. Скорее наоборот, он будет биться до последнего, чтобы нам с дочерью ничего не досталось. Потому что уверен все, что его – только его. Все, что мое – наше. А нашим надо делиться.
От самобичевания меня отвлек звонок мамы:
— Маш, ну ты где? Нам скоро выходить.
—Уже еду, мам, — я завела машину, — десять минут и у вас.
Десять минут слишком мало, что привести себя в порядок, продышаться и убрать из глаз подозрительный блеск.