Мама знает лучше (СИ) - Тес Ария
По щекам текут слезы. Я их вытираю, но они снова и снова льются как из ведра! Да чтоб тебя!
— А ну, стой!
Вздрагиваю от опасного, тяжелого баса за спиной.
— Лучше вали отсюда по-хорошему! Потому что мне насрать, кто ты. Я взял с собой биту и огрею, если будет нужно!
Медленно поворачиваюсь и хмурюсь. На пороге стоит Сема. На нем рубашка, расстегнутая на все пуговицы. А еще борода. Наверно, она у всех мужиков прилагается к взрослой жизни?
Молчу, как дура. Разглядываю его…да тоже, как дура.
Он изменился.
Очень сильно замужал. От того парнишки, с которым мы бегали по участку и собирали колорадских жучков в банки, совсем ничего не осталось. Теперь это мужчина. С морщинками на лбу и между бровей.
Это мужчина…
Который дико охренел, когда меня увидел.
Медленно опускает руку с битой, потом делает аккуратный шаг вперед и тихо спрашивает.
— Аури? Это ты, что ли?
Киваю как-то нервно.
— Ну…да. Я.
— Охренеть.
— Ты биту приволок?
Сема жмет плечами и откидывает ее в сторону.
— Да тут гандоны одни…повадились на участок ходить и забирать. Что "не нужно".
— Теплица?
— В том числе. Что ты здесь…делаешь?
Он заканчивает фразу с короткой паузой: я знаю почему. Два года назад мы расстались откровенно плохо. Когда он увидел такси у нашего дома, тут же пришел, а когда понял, что мы уезжаем — дико разозлился.
Сема хотел, чтобы я осталась. Он считал, да и, наверно, до сих пор считает, что я должна была сражаться…
Два года назад
Я быстро иду до машины с одной из своих сумок. Их, в общей сложности, семь. Или восемь. Я точно не знаю, но несу уже третью.
Кладу ее в багажник автомобиля, пока водитель-сволочь! Даже не предлагает помочь. Хотя чему я удивляюсь? Меня здесь окрестили шлюхой, а он из местных. Не удивлюсь, если он тоже считает так же. Стоит вон, играет в телефон и показательно меня игнорирует.
Чтоб ты сдох.
Чтоб вы все…
— Аури?
От гадливых мыслей меня спасает Сема. Он появляется неожиданно, перехватывает мою сумку и помогает загрузить ее в багажник. Потом поднимает на меня глаза.
— Куда-то едешь?
Киваю и роняю коротко.
— В Москву.
Не хочу ничего объяснять. Во-первых, стыдно. Во-вторых, мне почему-то кажется, что он не одобрит моего решения, поэтому я резко разворачиваюсь и иду обратно в дом.
Он за мной.
— Надолго?
Молчу.
Сема догоняет, берет меня за руку и поворачивает на себя.
— Ты надолго?
Я опускаю глаза в пол и почти сразу слышу ядовитый «хмык».
— Понятно. Навсегда?
Наверно, все, что со мной случилось — дает о себе знать. Раньше я бы сдержалась, так как этому научилась уже, но сейчас…другой случай.
Вырываюсь и вскидываю руки к небу.
— Что ты хочешь от меня услышать?!
— Ответ на мой вопрос, например?! Сложно?!
— Я думаю, что ты уже слышал то, что обо мне говорят, — обнимаю себя покрепче, на него смотрю исподлобья, — Все слышали. Этот мудак решил меня ославить на весь город.
— Он улетел позавчера. Я его видел в аэропорте.
— Да мне насрать! Он или его конченая мамаша, но…
— Я в это не верю!
— И ты единственный, кто не верит. Сема, единственный!
— Этого уже достаточно!
— Достаточно для чего?!
— Чтобы обелить твое имя!
— Обе…господи! — издаю горький смешок, закрыв лицо руками, — Ты себя слышишь?!
— А ты себя?! — он тяжело дышит, потом делает на меня шаг и шипит, — Сбежишь сейчас — значит, они выиграли. Понимаешь?! Они победят! Значит, они могут со всеми делать все, что они хотят! Ты развяжешь им руки и…
— Я беременна! Твою мать, у меня будет ребенок! Насрать мне на мое «имя» — от него ничего не осталось! И я не хочу потерять ребенка в попытках…блядь, это изменить!
Сема поджимает губы, а потом с укором говорит.
— Я это понимаю.
— Правда? А понимаешь ли?
Его взгляд тяжелеет еще больше.
— Да, я понимаю. Но ты могла бы родить его в Москве, а потом вернуться. Ты же возвращаться не планируешь.
— Ты меня не слышишь…
— А ты меня! Это трусость!
— Это не трусость, а разум! Открой глаза! Они владеют этим городом и…
— Так говорят только трусы, которые думают, что ничего нельзя изменить. Но запомни мои слова: один раз побежишь, всю жизнь будешь бегать! Один раз позволишь себя нагнуть…
Я резко отступаю и холодно цежу.
— Ты у нас борец за правду. Хочешь? Дерзай. Можешь возложить свою жизнь на алтарь этого ублюдского города и всех его ублюдских жителей! Я не могу заставить тебя не бороться с ветряными мельницами! Но я могу выбрать для себя другую жизнь. Для себя и своей семьи! Своего ребенка! Черт…с меня хватит.
— Ублюдский город? — хмыкает он, — Когда-то это был твой любимый город.
— До того, как он не воткнул мне в спину нож, — отвечаю шепотом, Сема кивает.
— Понятно.
Отгибает уголки губ и делает еще один шаг назад.
— Все ясно. Ты решила.
— Да.
— Значит, уезжай. Оставь позади и ублюдский город, и ублюдских жителей. Только я тоже житель. Если ты забыла.
Он резко поворачивается, не дав мне даже шанса что-то сказать. Я зову его. Снова и снова, пока не понимаю: в этом нет смысла. Я не хочу. Я устала. Мне просто надо свалить подальше срочно! А он…если так хочет, если видит ситуацию под таким углом — пускай. Это его право.
Сейчас
Пару раз моргаю, возвращаясь в неприятную реальность. Отвожу взгляд в сторону.
Мне стыдно смотреть ему в глаза. Это тоже чувство вины — я его бросила здесь… но при этом, черт возьми, я не могла остаться! Я бы не вывезла…
Хмыкаю и меняю тему. Не за чем обсуждать прошлое — оно уже ни для кого не имеет значения.
— Так почему ты прибежал сюда с битой?
— Увидел свет и машину. А ты? Может, расскажешь, что…
По его тону слышу, что сейчас он скажет что-то ядовитое, но я не хочу этого слышать. Поэтому действую на опережение.
— Бабушка умерла.
Сема застывает. А я опять прячу взгляд в изучении носков моих найков.
— Мы приехали…на ее похороны. Она бы хотела…этого.
— Черт…
— Да.
— Мне очень жаль, Аури.
Я киваю пару раз, быстро вытираю слезы и иду к выходу.
— Мне тоже. Поеду. Завтра сложный день.
Сема тоже кивает и пятится, но не уходит, пока я закрываю дверь. Он молча следует за мной до машины, а там тихо спрашивает.
— Я могу прийти?
Бросаю на него взгляд, прежде чем скрыться в салоне.
— Да. Если хочешь.
— Хочу.
— Тогда приезжай. Мы будем ее отпевать сначала, а потом…
Осекаюсь. Не могу произнести вслух этих слов, но ему и не надо. Сема еще раз кивает и говорит.
— Я приеду в церковь. Во сколько?
— В девять.
— Хорошо…спасибо.
— За что?
— Что позволяешь мне попрощаться с бабушкой.
Его слова режут мне сердце. Она и для него была очень дорогим человеком. Когда его отец пил из-за потери бизнеса, и дома было невозможно находиться, Сема часто прятался у нас. Иногда с матерью. Пока она тоже не запила. Они умерли, когда Семену исполнилось восемнадцать. Пьяная драка. После этого он не мог зайти к себе домой и почти полгода жил с нами.
Вот такой она была…доброй. И она всего этого не заслужила! Надеюсь, что там ей действительно лучше…
Посильнее сжимаю раму от своей двери, слегка киваю и залезаю в салон, а потом газую.
Теперь точно в гостиницу. Боюсь, еще одной внезапной «встречи» я просто не вывезу, а вывести надо. Завтра сложный день…
*Lovely — Billie Eilish, Khalid.
Разве это не прекрасно? Я совсем одна.
Моё сердце хрупкое, как стекло, моя голова тяжела, как камень.
Разорви меня на кусочки, от меня остались кожа до кости.
Здравствуй, добро пожаловать домой.
«Лучик»
Аури