Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна
— Ты же видел всё, что есть в моём телефоне, — Аня решает продолжить, пока я молчу. — Теперь ты знаешь, что я не вру. Я правда оказалась там случайно. Меня никто не присылал туда. А потом Петрова… и та раздевалка. Но я никому и ничего не говорила, — и на последней фразе она очень активно, чуть ли не с отчаянием машет головой из стороны в сторону, раскидывая свои белобрысые волосы по плечам.
— И не скажешь, — холодно чеканю я.
— Не скажу. Честно. Можешь не бояться.
От её «можешь не бояться» у меня сводит челюсть. Да чтоб она понимала в этом. Сама создала мне проблемы, а теперь втирает про «не бояться». Хочется треснуть с размаха ладонью по рулю так, чтоб вокруг всё аж задрожало. Но гашу в себе этот порыв. Боюсь, девчонка вообще может здесь с испуга откинуться от остановки сердца.
Я глубоко вдыхаю и чуть склоняюсь над Аней, которая за секунду съёживается на сиденье. Прижимает к своей груди руки: в одной телефон, во второй — многострадальный рюкзак. И почему-то я ловлю себя на мысли, что от девчонки ничем не пахнет. Не ощущаю запаха какого-либо парфюма. Видимо, не зря эта Аня и производит какое-то безликое впечатление.
— Я не боюсь. Просто имей в виду, — не свожу глаз с застывшей Ани, — что любопытной Варваре кое-что оторвали, — перевожу взгляд на её нос, напрочь усыпанный чёткими веснушками. — Если кому-нибудь вякнешь, если решишь и дальше следить за мной…
— Но я не… — чуть ли не пищит Аня.
— Я превращу твою жизнь в ад, — перебиваю её. — Забудь всё, что ты тогда видела. И не вздумай ещё раз туда, — выделяю интонацией это слово, надеюсь, эта любопытная догадается, куда «туда», — сунуться.
Вижу, боится, но вот на меня всё равно смотрит. Беспомощно так. Испуганно. Но смотрит. Не отводит взгляд в сторону. Карие, широко посаженные глаза даже не моргают. Слышу, как Аня судорожно сглатывает:
— Я не планировала.
— Ну и отлично. Ты хорошая, правильная девочка, — цепляю на себя искусственную улыбку. — Сиди за учебниками дальше. Целее будешь, если продолжишь делать селфи с котиками. Поняла?
И аллилуйя! Информация про котиков заставляет Аню хоть немного приобрести адекватный цвет лица. Она кивает, а я зачем-то ещё раз вдыхаю возле неё воздух — ничего, никаких ароматов — и снова откидываюсь спиной на своё сиденье.
Разваливаюсь в нём, подпирая затылком подголовник, а об лобовое стекло уже разбиваются капли дождя.
Ладно. Пора завязывать с этим балаганом. Девка здесь явно ни при чём. Если не на сто процентов, то на девяносто девять точно. Ещё один процент оставлю на чёртову теорию вероятности. Полностью со счетов Аню спишу, когда больше не увижу странных совпадений.
Мне просто нужно быть осторожнее. Никаких лишних контактов. И на всякий случай сейчас потусоваться почаще с пацанами, чтобы ни у кого не возникало вопросов, где я. Выждать время. Три-четыре боя, и всё закончится. А потом…
Мои мысли прерывает тихое ёрзанье рядом. Поворачиваю голову. Аня всё ещё сидит на пассажирском месте. Обнимает рюкзак, сжимает свой телефон.
— Чего сидишь? Свободна, — хмыкаю ей.
Несколько взмахов ресницами, и Аня отмирает. Бросает взгляд за окно машины, по которому вовсю хлещет дождь, и поджимает губы. И только ещё через несколько секунд раздумий тянет ладонь к ручке, щёлкает ей, распахивает дверь и выскакивает из машины прямо под озверевший ливень. Громкий хлопок, и я остаюсь в своей тачке один.
Выпускаю сгустившееся в лёгких напряжение через резкий выдох. Чёрт-те что!
Нажав до упора педаль тормоза, рывком переключаю передачу с паркинга на драйв и, вывернув руль, даю жизнь мотору машины. Пробуксовав, она с мерзким звуком отшлифовывает колёса по гравию и срывается вперёд.
Мне нельзя всё просрать. Хоть эта Аня и оказалась невиннее овечки, буду и дальше держать её на прицеле. Пусть только попробует! Если я узнаю, что она открыла рот… От этой мысли холод стекает по рёбрам в желудок. Я всё потеряю.
Выехав за пределы складов, сразу же встреваю в пробку. Приходится волочиться в горку и наблюдать за дорогой через взбесившиеся на лобовом дворники. И при очередном таком их проезде по стеклу я замечаю уже знакомый силуэт.
Этот же переулок переходит и Аня. Она без зонтика. Скукожившись, ныряет кроссовками в потоки воды на асфальте. Её рюкзак уже перекинут через одно плечо, а белобрысые волосы насквозь мокрые и прилипли к лицу. Да и, судя по виду, одежда так же мокрая насквозь.
Аня перебегает дорогу на мигающий зелёный. Останавливается у пересекающего мою улицу пешеходника с горящим красным светофором. Она застывает под проливным дождём, обняв саму себя руками. Мокрая. Взъерошенная.
От её вида меня передёргивает. Я даже морщусь. Господи, ну какая же она… жалкая! Не удивлюсь, если она ещё и подвывает дождю прямо на этом пешеходном переходе. Как её, такую юродивую, вообще земля носит?
Громкие, продолжительные сигналы недовольных водителей, что выстроились за моей тачкой, возвращают в реальность. Уже давно горит зелёный, и передо мной пусто. Жму на газ, проскакивая переулок, но зачем-то оглядываюсь на Аню ещё раз через боковое зеркало.
Она всё ещё стоит на месте, ладонью проводит по всему лицу, убирая с него мокрые волосы, а проезжающий рядом автобус вдобавок окатывает её водой из лужи.
Почему-то у меня резко саднит в груди. Это полный аут. Тормоз в пол. Сдаю назад прямо на перекрёстке под шквал недовольных гудков соседних машин.
Я останавливаюсь точно напротив мокрой и грязной Ани. Нет. Она реально омерзительно ничтожная, даже убогая. Это жуть как раздражает, но мне всегда было жалко тех самых облезлых котят на улице. Опустив стекло, сквозь зубы цежу ей:
— Садись.
Глава 17
Глава 17
Как ощутить себя просто невероятно беспомощной и жалкой?
Для начала тебя должны запугать, потом нужно пройтись под проливным дождём. Ну и вишенка на торте — быть облитой из грязной лужи автобусом. Хочется ли мне зарыдать от бессилия, стоя прямо на перекрёстке? О! Ещё как…
Но сделать это мне не даёт оглушающий визг тормозов и сигналы машин, наперебой разлетающиеся по улице. А передо мной, перегородив пешеходный переход, появляется уже знакомая чёрная иномарка. Стекло на пассажирской двери быстро опускается, а в приоткрытом окне появляется бритая башка.
— Садись, — грубо бросает Тимур.
Я ошалело хлопаю ресницами, но так и стою на месте, пока по мне чуть ли не ручьями стекает вода. Горин сейчас предлагает вновь вернуться в его машину? Мне мерещится?
— Ну? — глаза Тимура уже извергают искры раздражения. — Я уговаривать должен?
Растерянно сглатываю и оглядываюсь. По улице несутся машины, по тротуару спешат единичные прохожие с зонтами. А я стою под дождём, и зуб на зуб уже не попадает. И самое странное, а может быть, и страшное, что единственное место, где я могу сейчас от него укрыться,— это салон машины Горина.
Но буквально пять минут назад он грозился расправиться со мной.
— Короче, — недовольный бас летит из окна, и тонированное стекло в нём уже поднимается.
Я не знаю, что заставляет меня все же дёрнуть ручку пассажирской двери. Ощущение, что ещё несколько секунд под ливнем, и у меня пойдут сколы по зубам, или слабоумие?
Но я снова сажусь в иномарку Тимура. Господи! Я даже дышать забываю на какие-то мгновения. Здесь тепло, сухо и уже вовсю шумит печка, обдувая горячим воздухом. И ещё меня опять топит в запахе пряного парфюма…
А я вот грязная, и по мне течёт вода. Это сразу же возвращает меня в реальность, когда замечаю капли от своих кроссовок на коврике под ногами и разводы на кожаном кресле.
— Извини. — Я сразу же бросаюсь вытирать продрогшими ладонями мокрые следы вокруг себя. — Я всё сейчас…
— Это натуральная кожа. Ничего с ней не будет, — обрывает меня Тимур. — Куда ехать?
— Западный, — отвечаю тихо, потупив взгляд в панель перед собой.
Тимур одним движением руки переключает передачу, и иномарка на последних секундах зелёного сигнала светофора врывается в поток машин.
