Босиком за ветром (СИ) - Грачева Татьяна Александровна

– Батя типа наказать меня решил. Как он сам сказал: чтобы я научился руками работать, копать, кур рубить. Что там ещё? Стирать в тазике. Какой бред! Где? Где мне это пригодится? Я как-то не планирую жить в такой глуши и срать в дырку в земле. Оно мне надо, знать, чем отличается амброзия от ботвы картошки? Не деревня, а доисторическая глушь. Я тут сдохну от скуки.

Крис усмехнулся. Надо же, Дима озвучил его собственные мысли. Не побоялся и не постеснялся. Прямо назвал всё, что раздражало и его. А он промолчал, хотя думал точно так же, а Дима – нет. Видимо, они с ним подружатся.

Дима играл довольно неплохо, метко попадал по банке, но при этом не переставал возмущаться:

– И это ваши развлечения? Банку долбить? А в центре деревни что? Компьютер хоть у кого-нибудь тут есть? Просто писец!

Ребята помалкивали, даже Джек растерялся и не хвастался своими бицепсами, надутыми кувалдой для забоя быков. Всё, что говорил Дима, было правдой, они и сами это знали, но привыкли к такой жизни и считали нормой, пока их не ткнули носом в отсутствие цивилизации. А теперь им было неудобно перед городским за то, что их деревня, оказывается, дыра дырой, словно это они её такой сделали. Крис втайне злорадствовал. Вот хоть кто-то прямо рассказал, что такое их сказочная Старолисовская – помирающее захолустье в петле реки. Без горячего водоснабжения, без удобств и без интернета. Не отдых, а наказание.

Когда начало смеркаться, на улицу повернула мама Витька. Тяжёлые сумки оттягивали её руки, а под мышкой она несла полуторалитровую бутылку с лимонадом. Поравнявшись с ребятами, устало опустила котомки на землю.

– Вить, возьми газировку, угости ребят.

– Спасибо, тёть Насть! – откликнулся Миха.

Крис смущённо выступил вперёд.

– Вам помочь?

Тётя Настя словно впервые увидела Криса. Недоверчиво оглядела его белую рубашечку, застёгнутую до самой верхней пуговицы, и уложенные светлые волосы.

– Не нужно, я уже дошла.

Избавившись от неудобной бутылки, она направилась к дому, но потом обернулась и нашла взглядом сына.

– Не задерживайся, чтоб дома был через час, ужинать будем. Я пока к тёте Свете зайду.

Крис хмыкнул, вся улица знала, что мама Витька носит тёте Свете столовские остатки. Одну сумку себе, одну ей. Там подобную роскошь принимали с превеликим удовольствием – семья-то большая. По городским меркам просто огромная. Тётя Света вырастила пятерых здоровенных рыжих сыновей и продолжала выращивать трёх конопатых дочек-погодок. Её муж выпивал, но в трезвом состоянии тоже любил поесть.

Витёк открутил крышку и жадно присосался к горлышку, Джек выхватил у него бутылку и залпом отпил треть лимонада, Машук ткнула брата в бок.

– Хорош, дай мне, выдул почти всю газировку!

Пока Машка пила, Джек и Витёк состязались в громкости и продолжительности отрыжек, а Крис наблюдал за ними с откровенной брезгливостью. Машка всучила ему бутылку.

– На. Можешь всё допивать. Там на донышке.

Крис взял бутылку, взболтал оставшуюся жидкость и сразу же вернул. Слюней там было поровну с лимонадом, а ещё плавали крошки от печенья, которое Джек ел до появления мамы Витька.

Он протянул бутылку Маше.

– Не люблю лимонад.

Дима наблюдал за ними со стороны, но услышал слова Криса, громко засмеялся, правда, объяснить причину веселья не успел. Из двора тёти Светы выбежала мама Витька, испуганная и растерянная. Пробежала мимо ребят, вернулась, схватилась за голову и замерла в странной позе, словно остановилась на середине движения.

– Тётя Света повесилась!

Джек пошатнулся.

– Как повесилась?

– В сарае, над загоном с поросями. Беги к папе быстрее, а я к главе, нужно участкового вызвать.

Крис так и застыл с бутылкой недопитого лимонада. Эта новость прозвучала настолько неожиданно и инородно, что он не знал, как на неё реагировать. Минуту назад они играли в «Пекаря», Дима практиковался в оскорблениях, а он судорожно придумывал, как выкрутиться из неудобной ситуации и не показаться при этом тряпкой. А в это время кто-то так сильно разлюбил жизнь, что расстался с ней. В сарае. Над загоном с «поросями».

Позже по улице бродили озабоченные печальные люди, ездили машины с важными чиновниками и не такими важными родственниками. Вернулась баба Люба, злая и уставшая. Прикрикнула на суетливых женщин, по неосторожности подошедших слишком близко к её палисаднику. Местный почтальон тётя Женя с огромной сумкой, которую она носила как барсетку, и незнакомая женщина, тоже, наверное, какая-нибудь тётя, сразу же отошли. А крупная дама в пятнистом халате сдвинулась нарочно медленно, всем своим видом показывая, что делает одолжение. Крис не особенно запоминал имена местных, но эту назвали совсем уж чудно – Поликарповна. Она встала рядом с мамой Вити, притянула к себе ещё почтальона и незнакомую «тётю» и с жадным любопытством наблюдала за разворачивающейся трагедией. Ждала, когда проедет грузовик, вызванный из Абинска, и, словно кровожадный радар, ловила горькие эмоции сыновей тёти Светы.

Крис сидел на корточках у дома Витька, задумчиво бросал ножик в землю под ногами и прислушивался к разговорам. Версии были разные, но объединяло всех удивление и непонимание.

Поликарповна размышляла вслух:

– И чего ей в жизни не хватало? Семья, дети вон какие вымахали. Дочки-отличницы.

– Петька пил, – произнесла тётя Женя с явным осуждением.

– Ну и чё? У всех пьют. Не вешаются же. А Света никогда на него не жаловалась. Всё в дом, в семью. Такая хозяйка была.

– Да, она готовить любит, – сказала незнакомая «тётя» и сразу же поправилась: – Любила. Вечно на печке что-то булькало.

– И всё одно не хватало их ораве, – напомнила Поликарповна и покосилась на маму Витька.

– Ну, так Петька же пил.

Помолчали.

– Так если хорошо всё было, чего она к Зофье ходила? – задумчиво протянула тётя Настя.

– Откуда ты знаешь, что ходила? – заинтересовалась Поликарповна.

– Спрашивала у меня, чем платить за гадание.

– И чем?

– Откуда я знаю? Зофья всем разную цену называет, а какую – рассказывать нельзя.

– Так это ничего ещё не значит, – размышляла вслух Поликарповна. – Может, собиралась, но не ходила.

– Может, и не ходила, – согласилась почтальонша. – Но повесилась.

– Да что ей в голову ударило? Муж нормальный, у некоторых и такого нет, дети здоровые. Хата. Хозяйство, даже машина есть! Может, не сама?

Тётя Настя вздрогнула.

– Сама. Там табуретка кухонная лежала, вся в навозе. Хряк необутую ногу Светы успел погрызть, докуда достал.

Крис отвернулся, будто это могло спасти от яркой картинки, которую нарисовало безжалостное воображение. И всё-таки тётя Света ходила к ведьме. Он это знал абсолютно точно, но также знал, что никому об этом не скажет, словно ему доверили какую-то тайну. Что же такое сказала Зофья, что тётя Света повесилась в загоне с поросятами? Почему-то именно эта неприглядная подробность не выходила из головы. Поросята в навозе и погрызенная хряком нога.

По улице пробежал старший сын тёти Светы, а за ним мама Джека. Она остановилась напротив Поликарповны и доложила:

– Нашли записку, – она выдержала драматичную паузу и добавила: – «Детей я прощаю. Простите и вы меня».

Два дня деревня гудела и обсуждала неожиданное самоубийство. Шёпотом передавали информацию, что тётя Света собиралась к Зофье. А может, и ходила. Но после похорон всё вернулось в обычный ритм, только в «Пекаря» почему-то больше не играли. Дима каждый день приходил в компанию, но это не мешало ему поливать грязью и деревню, и всех подряд. Делал он это будто между делом, под прикрытием шуток. Досталось даже Джеку. Он похвалил его силу и тут же принизил умственные способности, «которые, в принципе, не нужны, чтобы прибить корову». Михе прилетело за его маниакальную суеверность, Витёк получил за сутулую спину, «лопатки на которой торчат словно острые сиськи», но это ничего, они хотя бы есть, не то что у Машки, у неё их никогда не будет, потому что она мужик. Только так он её и называл. Криса какое-то время не трогал. Легко вычислил в нем городского и делал вид, что они на одной стороне. Оба несчастные, выброшенные из цивилизации на остров к диким папуасам.