Вера Колочкова - Зов Сирены
— Ну, вот и умница! Давай сюда! Считай, что у меня такие странности с возрастом появились — чужими телефонами баловаться! Ну, или представь, что ты его на работе забыл… Такое же случается, правда? Забываешь? Ты и в детстве, я помню, всегда был рассеянным…
— Ага, бывает, — послушно согласился Дэн, доставая из кармана джинсов и протягивая ей свой телефон.
— Спасибо, Денисочка. Хороший мальчик. Завтра верну. Ну все, мои дорогие, я пошла?
Не провожайте меня…
Она быстро вышла из комнаты, вскоре в прихожей хлопнула дверь. Дэн оглянулся на звук, спросил почему-то шепотом:
— Что это было, а, Ник? Зачем ей мой телефон?
— Ну… Для страховки, наверное.
— Для страховки?
— Мой телефон она тоже забрала. Не хочет, чтобы я ждал звонка от Вики.
— А… Понимаю. Ну да. А мой телефон?..
— А твой телефон есть у Вики. Она может тебе позвонить. А ты меня к телефону можешь позвать. Тоже опосредованное ожидание получается, что непонятно? Какой ты тупой, Дэн…
— Да, теперь понятно, логика есть. Хоть и женская.
— Ну так…
— И все равно я не понял. Вика и завтра может позвонить…
— А завтра меня здесь уже не будет. Я уезжаю, Дэн.
— Куда?
— В Европу, на автобусе. Покидаю нашу прекрасную родину аж на десять дней. Мать так решила. Вернее, такой метод спасения нашла. Причем без телефона я родину покидаю, один на один сам с собою. Помнишь, песня такая раньше была? Тихо сам с собою я веду беседу…
— А что, правильно… Хорошая мысль, кстати. Молодец Анна Константинна. Я всегда ей восхищался. И в школе она самой классной училкой была! Такая умная женщина… И ведь любит тебя, поганца! Особенно если учесть, что она тебе не родная…
— Она мне самая родная, Дэн. Роднее некуда.
— Ну да, ну да… Счастливый ты, Митька. Причем счастья своего недооцениваешь, вот что я тебе скажу. Зажрался, позволяешь себе хрень всякую, вроде нынешнего своего состояния. Да, счастливый… Обо мне и родная матушка такой сердечной заботы не проявляет…
— Да ладно! Ты ж ей все время звонишь!
— Вот именно. Все время звоню — с отчетом. Мол, все у меня нормуль, жив-здоров, привет отчиму. Схема уже отработанная, даже слова одни и те же произношу каждый раз. И она мне — одни и те же. Про «все нормально» и про «все живы-здоровы». Даже про Алену никогда не спросит…
— А оно тебе надо, чтоб спрашивала?
— Ну, не то чтобы… Но все равно как-то… Любви хочется, что ли. Внимания. Живого интереса. На крайний случай просто сочувствия. Может, я виду не подаю, а сердце разбито вдребезги? Может, я скучаю без любимой жены, в подушку ночами плачу?
— Да ладно, вдребезги ты мой разбитый, хватит ныть… Дуй лучше в магазин, обмоем мое негаданное путешествие. Как снег на голову, блин… Выпить надо, к мысли привыкнуть.
— А, ну это я быстро… Одна нога здесь, другая там! Чем будем привыкание обмывать?
— Да все равно. Кстати, ты заметил, что я в хате прибрал? Пропылесосил, полы помыл…
— Молоток. Возьми с полки пряник. Ну, я побежал… Тем более сегодня пятница, святой для обмывки день!
— Давай.
Дэн ушел. В окно гостиной видно было, как он широко шагает по двору — и впрямь торопится. Вот притормозил возле урны, бросил какую-то бумажонку, заторопился дальше. Бумажонка покружила над урной и улетела, подхваченная ветром. А телефон не улетит, конечно, если его вот так бросить. Телефон тяжелый… Хоть и разбитый вдребезги…
Хороший был телефон. Корпус крепкий, его просто так не разобьешь. Может, сейчас лежит в урне… И звонит… Знакомой до боли мелодией — «ведь она — не твоя, хоть с тобой она даже иногда бывает…»
И заныло, заскрежетало внутри привычной болью. Расплелась точка солнечного сплетения, свилась железной спиралью. Митя зашагал по гостиной от стены к стене, сжав зубы и тихо поскуливая. Да, можно поскулить, пока Дэна нет… Пусть как последний слабак, ничтожество инфантильное. Мама, что ж ты наделала?! Там же Вика звонит… Она обязательно должна позвонить. Да хоть голос ее услышать, хотя бы в последний раз! И все, и все… И никогда больше…
Через полчаса Митя бросился в прихожую, когда услышал шуршание ключа в замочной скважине. Сам распахнул дверь…
— Дэн, дай телефон, мне позвонить срочно надо!
— Ага, щас… Ты чего, забыл, что Анна Константиновна и мой телефон умыкнула?
— Фу-ты, черт… Не сообразил как-то…
— Да у тебя с соображалкой вообще в последнее время полный абзац, чего уж. Вот смотри, я водки купил, на вискарь денег не хватило, зарплату на карточку только в понедельник переведут. Зато две бутылки… Не сопьемся, нет?
— Наливай…
После первой бутылки его отпустило. По крайней мере, можно было бить кулаком себя в грудь, имея на то веские основания — напился же! А пьяному все можно. И дурацкие вопросы задавать можно.
— Дэн, ты мне скажи, только честно… Ты меня больше не уважаешь, да?
— Ой, да заткнись ты! — неуверенным жестом отмахнулся от его вопроса Дэн. — Допились, называется, классика в ход пошла! Уважаешь, не уважаешь…
— Да я серьезно спрашиваю. Скажи мне честно, как я со стороны смотрюсь? Мудаком влюбленным? Дебилом?
— А ты что, баба озабоченная, такие вопросы задаешь? Как смотрюсь, как не смотрюсь?.. Сходи в ванную, глянь в зеркало, сам увидишь!
— И все-таки? Если честно?
— Да хреново ты смотришься, если честно. Был нормальный мужик, а теперь фигня какая-то. Полная психическая деградация. Потеряшка, одним словом.
— Кто?! — переспросил болезненно.
— Потеряшка. И ладно бы причина уважительная была, болезнь там серьезная или неприятности на работе… А то — из‑за бабы!
— А если это любовь, Дэн? Если я без нее жить не могу? Если она у меня в голове сидит и не уходит? Если душу и сердце в кулаке держит? Да что там! Она у меня в каждой клеточке организма сидит…
— И в почках?
— Что?
— Ну… В голове, говоришь, в сердце…
И в почках тоже Вика сидит? И в печени? И в селезенке?
— Да заткнись ты… Не слышишь, не понимаешь ничего…
— А в прямой кишке — тоже Вика сидит? Может, надо просто сесть на толчок и посильнее напрячься, а, дружище?
— Заткнись, говорю!
— Да мне-то что, я могу и заткнуться. Только ты сам себе не ври, понял? Какая это, к чертовой матери, любовь?
— А что это, по-твоему?
— Да что угодно, только не любовь. Не оскорбляй приличного чувства, от него, между прочим, дети рождаются. Дурь у тебя в башке, а не любовь, так-то вот! Настоящая дурь. Инфекция! Отклонение от нормы!
— От какой нормы? Кто ее придумал, эту норму? Те, кто от любви детей родил?
— Ну, хотя бы и так!
— А говорят, любовь сама по себе и есть отклонение от нормы. И неважно, в какую сторону, в дурь и во благо.